Create post
Cinema and Video

Канск как воздух

28-30 января 2022 в Красноярске прошёл XX Международный Канский видеофестиваль

Единственный в России фестиваль короткометражного экспериментального кино, проводившийся с 2002 года в городе Канске Красноярского края, по традиции в последние выходные августа. Начавшись с шутки московских режиссёров поехать на плацкарте в условный сибирский город, подходивший формату только созвучным названием, фестиваль перерастал то в истории неприятия жителями города «ежегодного десанта странных ребят», то «катализатором изменений», или вовсе — площадкой для экспериментов, «противопоставляющей себя цензуре и Голливуду». Стабильно провести двадцать лет ежегодного фестиваля помогали поддержка Фондом Михаила Прохорова, Администрациями Красноярского края и города Канска. И кажется, только сейчас, в эмиграции в Красноярске, фестивалю, как ни странно, удалось наконец прижиться со своим родным местом.

Прошлый фестиваль в 2020-м году команда выкручивалась проведением программы в онлайн-формате. В 2021-м году в запрете на проведение массовых мероприятий, снова пришлось адаптироваться — спустя 5 месяцев, как выразился директор фестиваля Павел Лабазов, «забежали в конце китайского года быка», но уже в Красноярске. Дабы не мешать два ежегодных фестиваля в одном месте в 2022-м.

По словам Лабазова «в Красноярске пытались воссоздать канский формат». Фестиваль собрал оживлённое фойе на открытие и закрытие, а на самих показах конкурсной программы значительную часть зрителей составляли приглашённые гости, участники, жюри и организаторы. Всё также, как и вспоминали завсегдатаи фестиваля в Канске.

Зрительный зал Дома Кино подошёл по размерам привычной площадке канского Городского Дома Культуры. Но там, на проспекте Мира в центре Красноярска, среди театров, галерей, надоедающих баров, кофе-траков и ресторанчиков паназиатской кухни, видеофестиваль поразительно меркнул пред всем остальным. Будто какой-то очередной еженедельный фестиваль на тесной Аллее Славы.

Открытие фестиваля сопровождалось коллективной выставкой «ЧЕТЫРЕ ТРИПТИХА В КРАСНОЯРСКЕ» — работы четырёх художников, подобранных строго по Транссибу, с запада на восток: Владимир Абих (Екатеринбург), Дамир Муратов (Омск), Вячеслав Мизин (Новосибирск) и Василий Слонов (Красноярск). Как выразился однажды для книги «Соединённые Штаты Сибири. Сибирский иронический концептуализм» (2013 г.) Вячеслав Юрьевич Мизин, «градообразующих».

Картины и видеоинсталляции, говорящие о переменах последних лет и немаловажно — концентрирующие в себе суть художественного высказывания авторов, прибывших в роли жюри на этом фестивале. Работы сопрвождались, в противовес традиционалистической практике восковых фигур, в полтора раза уменьшенными картонными копиями художников — уже, можно сказать, по-метамодерновому самоироничными, но всё ещё — с просто иронически встроенными в рот динамиками и классически белыми листочками А4 с печатным сопроводительным текстом, держимым на картонных руках мэтра, которого ты знаешь и видишь живьём обычным чуваком, проходящим рядом.

— Почему вы не сбежали с подводной лодки?

Вопрос, который был зашит в конверте специально для нового формата «Встречи с интересным человеком» в малом зале Дома Кино между показами. Герою встречи вручали конверт с вопросом, на который он должен был ответить сорокаминутным стендапом.

Кинокритик Евгений Майзель, представитель культурного отдела Посольства Португалии Жоау Карлуш Мендоса Жоау, французский художник Бертран Госселин и будет уместно сказать, наши художники — Владимир Абих, Вячеслав Мизин, Василий Слонов. А также, «режиссёр и охотник» Сергей Дятлов.

Вячеслав Юрьевич Мизин оказался удивительно трезв и максимально подготовлен к важности встречи:

«Мы как группа «Синие Носы» всегда позиционировались как такие, знаете, выскочки — чуваки, угловатые с периферии. И сам имидж говорит о том, что вот они, пацаны с массива привокзальные. И всё искусство мы делаем для пацанов с массива. Если они смеются, значит это легитимно и можно реализовывать.

Все сибирские художники очень ироничны, критичны, самоироничны. И это единственная стратегия виживания — искусство, которое понятно народу: простым людям или друзьям. Вроде бы вы делаете для пацанов на массиве, но, оказывается, что вы такие хитренькие и показываем всё это на Венецианской биеннале.

Шабуров (Александр Шабуров — второй участник нынешнего состава «Синих Носов»), переехав в Москву, говорил:

— Так, а что у вас за Москва, сколько население?

— Ну 11-ть по переписи, а так 18-ть.

Шабуров помолчал… «Хуйня! А у нас Новосибирск — 25 миллионов»

— Это как?

— Ну с пригородами: Омск, Томск, Красноярск, Барнаул — субурби́я. И художников там не меньше, чем в Москве.

Люди были удивлены. Так-то он до сих пор в подводной лодке, даже если физически остаётся в Москве. Провёл хорошую рекламную кампанию для людей, которым Сибирь — это медведи, лыжи и «больше ничего не знаю».

Теперь многие хотят увидеть эту сибурбию в 25 миллионов с 8-миполосными железнодорожными хайвэями.

Нет никакого смысла валить. И даже не в патриотизме дело, а в мещанстве таком: всё нагрето, все друг друга знают, все желают друг другу ехать, обниматься, водку пить и делиться художественными идеями.

Только вчера подводная лодка была говном каким-то, шлюпкой там полузатонувшей, а щас прям крейсер, яхта Абрамовича. Не надо раскачивать яхту. Всего каких-то два десятка бесславных лет короля.

Всё, спасибо за внимание».

Два года назад Павел Лабазов рассуждал о противовесе культур: приморской и континентальной.

Перефразируя вопрос о подводной лодке, можно сказать, что если во все прежние фестивальные годы Канск как квинтэссенция диковинной Сибири — это толща солёной воды, фестиваль — это кабина подлодки, а её бронированные стены — истории принятия фестиваля канцами. То теперь Канский фестиваль в Красноярске выглядит, действительно, даже как эта яхта Абрамовича в порту Монако. Вокруг полно таких же яхт: здесь торжественное закрытие визионерской выставки, там премия лидеров по связям с общественностью, тут вон опять этот Канский фестиваль… — события, происходящие в одно и то же время.

Участвуй или проиграешь. А проиграешь — выиграешь в другом.

Художник, режиссёр, музыкант, куратор, будучи частью обреченно призрачного сибирского арт-сообщества, всегда может найти поддержку. Если продолжает делать всё сам.

 — Почему снаряд не попадает в одну воронку дважды? — вопрос «зашкаливающе эпатажному» красноярскому художнику Василию Слонову.

«Когда я начал жаловаться друзьям, что же со мной происходит, что за проклятье? Они говорят: попадает всё, это всё к тебе прилипло и теперь пожизненно, у тебя теперь всё будет вот так вот.

Теперь, когда я куда-то еду с выставкой, мне это тяготит. Мне не нужен хайп, мне не нужен никакой эпатаж, нафига мне это надо? Приезжаешь куда-то и все напряглись: «а вы посмотрите на его фэйсбук, а что это он выкладывает в инстаграме?»

Мы же как бы — светлые прекрасные люди, задуманные Богом для счастья и радости. Почему мы друг друга пожираем с целью собственного благосостояния?

Темы показов ежегодного видеофестиваля менялись. Как и в других международных фестивалях кино, включая Sundance Film Festival штате Юта, с которым любят сравнивать Сибирский Канский его команда и зрители, прослеживается общая смысловая линия, отражающая жизнь в современном мире за последний год.

В этот раз, тема XX юбилейного Международного Канского видеофестиваля звучит как «ПЕРЕМЕНА».

Короткометражки из США, России, Германии, Канады, Турции и Франции, Сирии, Эстонии, Аргентины, Австралии менялись формами: от видео на смартфоне с субтитрами, стилизованной демонстрации рабочего стола до хаотичной нарезки видео с Youtube и компиляции образов из набора точек, сгенерированных нейросетью.

Главный приз XX Международного Канского видеофестиваля, «Золотой пальмовый секатор» улетел в США, победителем стал фильм «Навсегда» / «Forever», режиссер Митч Макглоклин. Как комментирует автор, «о мужском характере» и его отношениях с нейросетью.

Второе и третье место — великобританский «Фитнес-патриот» (Слободан Караджлович) и португальское «Святое семейство» (Маргарида Лукаш) — национальные пения английского и арабского мужчин в душе фитнес-зала и большая семья «тупых португальцев», болеющих за свою футбольную команду.

Диплом за «Лучший российский фильм» получила «Брекет-система», о том, что Россия могла бы быть лучше.

Специальный диплом юбилейного фестиваля получил режиссёр, музыкант и художник Алексей Акимов и его фильм «Кирюха» — фотография салона троллейбуса, плавно взмывающего с поверхности Земли в космическое пространство с наложенными поверх неё радиозаписями разговоров водителей общественного транспорта Красноярска, обсуждающих происходящий в городе весенний митинг, свои личные дела и отношение к жизни.

Специальный приз от партнера фестиваля, музыкального лейбла «новой и старой, маргинальной, забытой, неизвестной или «неопознанной» музыки» «Длинные руки» — «Я пластик» американского режиссёра Ричарда Хамасаки. «Экспериментальная видео-поэзия, сочетающая закадровый текст, музыку, подводные съемки, фотографии, типографику и стихографику. Поэма … иронично комментирует зависимость человека от пластика и отвращение к нему».

Полный список фильмов и аннотаций XX Международного Канского видеофестиваля можно увидеть здесь.

Российские режиссёры приехали на фестиваль очно. Авторы из–за рубежа подключались по конференц-связи на большом экране. Как и всегда прежде, можно было задать свои вопросы из зала. Для Канского фестиваля это был экспериментальный формат. Разговоры в полупустом зале были и международными и сибирскими в одном воплощении.

Самоирония, искренность, юмор, переосмысление укладов жизни в своих странах и тенденций современного мира — пожалуй, это то, что объединяет работы разных участников Международного Канского видеофестиваля и позволяет участникам и гостям оставаться на некой смысловой волне, выстроенной за два десятка лет.

В завершении «встреч с интересными людьми» был диалог.

Жоау Карлуш Мендонса Жоау — представитель культурного отдела Посольства Португалии в РФ и лектор Института Камоэнса в Лиссабоне и французский художник и куратор, резидент Музея уличного искусства в Санкт-Петербурге говорили, разумеется, уже без синхронного перевода.

Бертран — давний друг Канского фестиваля — человек, который говорит, пьёт и выражается по-русски, будто куда осмысленнее, чем многие русские. То есть, обычный европеец в Сибири.

Жоау: Что тебя научило говорить на русском языке?

Бертран: Жизнь научила.

Ж: То есть, не по книгам, а по опыту?

Б: Был русский язык в школе, но там я ничего не понял и пришлось ехать сюда.

Ж. Чтоб по-настоящему?

Б. Да. Чтобы по-настоящему делать вид. Хотя, я считаю, что не говорю по-русски.

Но когда на тебя смотрят как на иностранца полностью, это, конечно, тоже очень тяжело.

В восприятии порядка европейцев и русских — продолжает Бертран — есть некоторое расхождение.

Я видел то, как судят жюри на кинофестивалях в Европе и здесь. Если бы я вспоминал последовательность программы, я бы расположил фильмы строго в том порядке, в каком их видел по времени. «Что вижу — то и пою, да?».

Здесь я замечал за жюри, что эту последовательность меняли: «так, вот это сюда, это надо переставить…» Главная линия — это то, что написано, название фильма. Это немножно парадоксально. Но, наверное, это тоже справедливость. А если мы начинаем видеть действительно в том порядке, в котором и вы видели, это не то. В этом есть настоящая культурная разница — это разное поведение. У меня нет объяснения этому».

В один из вечеров мне самому удалось прекрасно пообщаться с Бертраном на импровизированном афтепати в Ядре, где мы нашли общий язык в понимании ценностей паблик-арта для России. Но мой тезис о пропасти двустороннего непонимания «простых русских» и «пафосных художников» для Бертрана не оказался оправданным.

«Пропасти нет, нам это кажется. Россия — это текст. Очень подвижный и в то же время — один язык на огромной территории».

Возвращаясь домой, в купе поезда «Москва — Владивосток», мне самому удалось показать отрывок «Кирюхи», записанного мной с задних рядов кинозала на телефон, Вове и Паше, едущим со мной в купе — домой в Омск с красноярской вахты.

Вежливой улыбкой Вова удивленно спрашивал у проводницы:

А что, теперь разве в поездах пиво нельзя пить?)

Ребята проверяют, вы лучше спрячьте под низ.

С Вовой и Пашей мы заговорили о нашей Сибурбии. Паша перечислял все действующие заводы своего города, утверждая, что Омск — это золотая жила, «если бы вся прибыль не уходила туда».

Зная о Канском фестивале, Паша легко объяснил Вове «хитромудрость» фильмов примере «Дурака» Юрия Быкова.

Я спросил у них, если автор фильма покажет «Кирюху» тем водителям автобусов, чьи диалоги были пойманы им с радиоволн, дадут ли они за это по лицу?

На что Владимир ответил: «нет, сейчас уже многие боятся». Сам искренне посмеялся над формой художественного высказывания картины и теперь воздержался от своих вежливо-непонимающих вопросов.

Все годы, до последнего эксперимента провести встречу в Красноярске, доносилась волна информации о том, что фестиваль для Канска был катализатором развития культурной среды «захолустного сибирского городка». Теперь повзрослевшая «Канская яхта Абрамовича» оказалась в центре Красноярска такой же диковинной, как и столичные режиссёры, когда-то понаехавшие в Канск на своём плацкарте. Но уже совсем по-другому.

Если прежде истории принятия московских варягов канскими ребятами так и не разрешились в какую-либо сторону, теперь уехавший в Красноярск фестиваль канские журналисты назвали «своим, домашним, добрым и тёплым», а тусовка Канского видеофестиваля, несмотря на самим надоевшую элитарную местечковость, катализировала воздух, состоящий из прочного результата двух десятилетий командной работы.

Как подводная лодка, преодолевающая эти годы, как километры ниже уровня моря — к поверхности, родному воздуху Канска.

Города в Сибири — как и прежде, метафизически любимой, вечно искренней, врождённо свободной, взаимопроникаемой.


Фотографии: Алина Ковригина



Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About