Юра Катовский поговорил с Гэвином Ди Блэр из Equiknoxx — автором одной из самых неожиданных электронных пластинок прошлого года — накануне скорого выступления на «Геометрии настоящего».

Сегодня пятница, на часах далеко за полдень, за окном -4 градуса по Цельсию. Я нахожусь в центре Москвы и готовлюсь к скайп-интервью с Гэвином из Кингстона. А там обратная сторона Земли с фруктами на деревьях, ранним утром на часах и прохладным бризом, предваряющим скорое дневное солнце. Гэв жил здесь всю свою жизнь, зарабатывая музыкой для местных МС: их с напарником здесь знали как дуэт Equiknoxx. Гэвина эта ситуация вполне устраивала: он просто был счастлив быть дома и радовался, что его музыка пользуется успехом на Ямайке.

И вдруг удача: инструментальные треки Equiknoxx услышали нужные люди в Англии. «Что ж, — подумал Гэвин, — теперь обо мне узнает еще сотня-другая людей из Нью-Йорка и Лондона». Он еще не знал, что его будущая пластинка станет экспериментом для него самого, а впереди группу ждут выступления в Варшаве и Токио, первое место в годовом топе почетного ресурса Resident Advisor и скайп-интервью с разными странными людьми из непостижимо далеких стран.

ЮК: Привет! Сколько там у вас?

ГБ: Друг, часов 7 утра, наверное.

ЮК: Ты так рано встаешь?

ГБ: Да, я, бывает, и в 3 утра уже на ногах.

ЮК: Ты вырос в Кингстоне, так?

ГБ: Скорее да. Моя семья часто переезжала с места на место, но спустя год или два мы все равно возвращались в Кингстон. Я жил на Блу-Маунтин-Пик — это самое высокое место на Ямайке; жил в Портморе — это самый густонаселенный город Карибского бассейна. В Кингстоне мы жили в районе Вайнярд — это как деревня внутри города, здесь очень много зелени, растет куча разных фруктов — манго, апельсины, вишни, саподилла, куча овощей, всего.

ЮК: Ну, это чувствуется по твоей музыке. Все эти витамины.

ГБ: Слушай, это идеальное место для творчества. Очень уютное, интимное. Здесь ты можешь побыть один, если хочешь уединиться. И все равно вокруг будут деревья, животные, птицы — ты не останешься совсем один.

ЮК: И как ты занялся музыкой?

ГБ: Это смешная история, на самом деле. Году в 1998, когда мне было лет 12 или 13, одна моя родственница жила в Нью-Йорке и очень скучала по Ямайке и ямайской музыке. И она сказала мне: мол, давай я пришлю тебе денег, а ты купишь кассет в Кингстоне и пришлешь мне. Я согласился помочь, она прислала деньги, ну и я просадил их, короче, на еду, на сладости, на какой-то спортивный стафф для футбола. Короче, я потратил их и стал думать, как выкрутиться. Взял чистые кассеты и начал записывать музыку с радио, какое-то регги от Beenie Man, и там все время врывался голос радиоведущего: «А сейчас новьё от Beenie Man!» — и все в таком духе. И этот голос запарывал мне все, потому что ей нужна была просто музыка, без диджеев, без рекламы. Поэтому я все выходные сидел у радиоприемника и ждал, пока диджей снова поставит тот же трек от Beenie Man, чтобы продолжить запись с того места, где остановился в прошлый раз. Это был мой первый опыт монтажа аудио.

ЮК: Но у тебя получилось? Родственница осталась довольна?

ГБ: Да! Она подумала, что я раздобыл ей какие-то свежие микстейпы, а на самом деле это была просто нарезка из радиоэфира. И вот так я подсел на радио и лет до 17 все выходные сидел перед приемником и слушал дэнсхолл. Наконец, когда я дорос до желания записать свой собственный микстейп, я понял, что мне нужны вертак и пластинки. Проигрыватель я купил на гаражной распродаже у соседа, собрал штук 5-6 пластинок, но была одна проблема — у меня не было никаких колонок, чтобы их слушать. А я в Интернете как-то видел, что у виниловых проигрывателей был такой, типа, рупор над ними. И подумал — ну о’кей, рупор так рупор, выглядит несложно, сделаю такой сам. Взял жесткую бумагу типа картона, сложил его воронкой и закрепил на звукоснимателе так, чтобы он усиливал звук. В процессе всего этого сломался уже сам проигрыватель, что-то случилось с блоком питания, и мне пришлось крутить винил вручную. 33 оборота в минуту, 45 оборотов в минуту — я старался делать это так, чтобы песня звучала так же, какой я слышал ее по радио.

Короче, мне очень понравилось крутить пластинки, и еще нравились ритмы на них, так что мне захотелось сделать свой собственный ритм. Закинул хип-хоп-трек в какую-то программу на компьютере типа Cool Edit, нашел место с барабанами, вырезал их, попереставлял и сделал из него дэнсхолл. В старшей школе я уже учился так себе, так как на все сто был увлечен музыкой, и меня отправили на второй год в другую школу. И там был парень Рикардо Мартин, который говорил всем, какой он крутой саунд-продюсер и какие крутые у него риддимы. Я тоже стал всем так говорить про себя, хотя на самом деле ничего не умел. И как-то сказал этому Мартину, что если он мне даст программу, в которой он работает (а это был Fruity Loops), то уже завтра я вернусь с новым риддимом, который будет круче его. Мы с ним поспорили, он дал мне программу, и мы с моим другом — это был Литтл Джо, он уже умер, светлая ему память — засели за Fruity Loops. На следующий день я пришел в школу со своим первым риддимом — я назвал его «Scary Movie», потому что очень любил тогда ужастики. И вот я пришел и сказал: «Рикардо, я тебя уделал — вот мой риддим, и он лучше всех твоих риддимов, вот так». И это еще не все! В школе в тот день был концерт с местными артистами, и все вокруг говорили: «Мы слышали, что ты сделал новый риддим, покажи, покажи нам его!». Я поставил его на концерте и вмиг стал новой школьной звездой, все говорили: «Ты настоящий продюсер, ты такой крутой!».

Представь, ты только сделал свой первый трек, а всем вокруг он уже нравится, все от него в восторге! Меня это мотивировало делать еще и еще. В Кингстоне тогда было несладко — здесь и сейчас несладко, — молодежи нужна была какая-то альтернатива бандам, насилию и убийствам, и музыка стала способом уйти от этого. Мы были очень молодыми и, конечно, наивными. Но в этом во всем было ощущение чего-то настоящего, что цепляло людей вокруг. Они говорили нам: «Парни, это отлично! Мы хотим еще». Так все и началось.

ЮК: Есть много документальных фильмов про Ямайку, даб и регги. По ним складывается ощущение, что у вас была настоящая музыкальная индустрия.

ГБ: Да, что-то до сих пор есть. Культура саунд-систем по-прежнему работает, их стало даже больше. Если ты делаешь фестивали или вечеринки с регги или дэнсхоллом и делаешь их хорошо — ты можешь быть успешным, как никогда раньше. Но если ты пишешь музыку, то тебе приходится тяжело — ты не можешь рассчитывать на поддержку людей. У нас нет iTunes, например, ты не можешь купить чей-то трек. Есть куча пиратов, от которых выигрывают только сами пираты. Магазины с винилом закрываются, буквально на днях закрылась еще парочка. Equiknoxx повезло — нас поддерживали с самого начала. Но обычно, если человек говорит, что хочет быть продюсером, он слышит в ответ: «И как ты собираешься кормить семью? Чем ты будешь платить за квартиру?». Здесь нет такой индустрии, как в Лондоне или Нью-Йорке, поэтому многие при возможности просто уезжают туда.

ЮК: А ты никогда не хотел уехать туда, где есть индустрия?

ГБ: Я бы пожил где-то недолго ради нового жизненного опыта. Но вообще, я не могу представить себя где-то еще, кроме Ямайки. Любой, кто говорит со мной, он чувствует, что имеет дело со стопроцентным ямайцем. Я не хочу делать зарубежную музыку, я хочу делать музыку, которую люблю и на которую меня вдохновляет этот город. Ты идешь в самые стремные места Кингстона, остаешься с ними один на один, впитываешь все — и потом с помощью музыки передаешь его самые яркие стороны.

ЮК: Расскажи про альбом. Это была ваша идея сделать чисто инструментальный релиз? Раньше ваши записи выходили в основном с вокалистами.

ГБ: Я не думал об этом особо. Мне в Твиттер написал некий Джон Кей из Манчестера: мол, ему нравится наш трек «The Last of the Mohicans». Я подумал, что это какой-то обычный парень, захотел — написал. Я же не знал, что это какой-то большой для английского дэнсхолла человек и вообще легенда в Манчестере. Мы как-то спокойно обменивались сообщениями, я и сам не заметил, как переписка перенеслась на почту. Вдруг он стал писать что-то про релиз, в переписку добавляются Demdike Stare, а с каждым ответом ветка становится все длиннее, пока не стала самой длинной веткой писем в моей жизни. Мы обменивались идеями, музыкой, тонной музыки. На все про все ушел почти год.

Я был уверен, что они хотят добавить на наши инструменталы разных МС, и не придавал особого значения, пока не оказалось, они хотят релиз исключительно из музыки Equiknoxx. Мне это вынесло мозг — типа, как это, релиз без вокалистов?! Но! Я знал, что эта идея понравится моей маме. Она очень любит мою музыку, но ей сложно воспринимать тексты наших песен. Они же про Ямайку, и тут жестко, так что и тексты выходят достаточно жесткие, грязные, правдивые. А моя мама христианка, и она очень следит за тем, что слушает. Так что я подумал: «Неплохо! Наконец-то и моя мама сможет слушать мою музыку».

ЮК: Кажется, до выхода альбома за пределами Ямайки о вас мало кто знал. Для тебя все сильно изменилось с релизом?

ГБ: Все изменилось нереально. Я и не знал, что все обернется выступлением в Японии на этой неделе и в России в феврале. Я думал, что наш максимум — новые знакомства в Лондоне или Нью-Йорке, и не подозревал о существовании всех этих вещей, с которыми соприкасаюсь сегодня. Двадцать лет назад я ребенком искал Москву на карте мира. И если бы тогда кто-то сказал, что мне будет звонить Юра из Москвы, что меня будут знать в какой-нибудь Варшаве, — друг, я бы здорово прифигел.

Но, видимо, музыка так и работает. Через сто лет или через год, но музыка найдет свой путь к одному своему слушателю. А тот поставит ее другу, который расскажет о ней еще пяти друзьям. Те пять поделятся с еще десятью, и все это будет расти органично и честно. На очень личном уровне, от одного к другому — вот самый правильный путь для музыки. Вот так мне нравится. Если это должно случится — это произойдет.

Интервью: Юра Катовский (Русский Аттракцион)

Плейлист из треков английских продюсеров, вдохновляющих Гэвина.