Create post
геометрия настоящего

Geometry of Now: Томас Бринкманн

Максим Морозов
Ilya Artemov
Marat Nevlyutov
+1

Усталость от техно, партитуры из двоичных кодов и русский Серебрянный век в интервью Дмитрия Мазурова с немецким электронным музыкантом Томасом Бринкманом, который выступит 23 февраля на “Геометрии настоящего”.


ДМ: Вопросы про проигрыватель с двумя тонармами и резьбу по винилу я задавать не буду, надеясь на осведомленность наших читателей. Расскажите, что происходит в техно-культуре сегодня? Следите ли вы за современной музыкой?

ТБ: Я не слежу. Я впереди нее.

ДМ: Напоминает цитату Пикассо: «Я не ищу. Я нахожу». Можно заметить, что с годами ваше творчество становится более бескомпромиссным по отношению к слушателю. От танцевальной музыки вы уходите в абстракцию и дроун. В 2001 году в интервью Андрею Горохову вы говорили, что в 60 лет можно продолжать заниматься техно-музыкой и посещать рейвы. Позже, в 2003 году, тому же Горохову вы выразили некоторое разочарование, назвав техно «музыкой для подростков» (рецензия на «Tanks a Lot»). Какова ваша позиция сегодня?

ТБ: 16 лет уже прошло… еще 44 впереди. Но до сих пор наталкиваешься в каждом треке на прямую бочку — и с клубным техно все в порядке. Кажется, я буду прав в своем прогнозе.

И да, в 2003 я устал от того, что происходило вокруг. У меня было несколько хороших лет, когда minimal-техно считалось своего рода изобретением, чем-то новым. Сейчас все схлопывается в рококо. Но я никогда по-настоящему не был частью того, что называлось minimal. Я бы сказал, я maximal. Если послушать треки вроде «Ich will eine Maschine sein» или «Variations» 20 лет назад, они звучали бы так же бескомпромиссно, как и сейчас.

ДМ: В моем понимании, альбом «Klick» — это не электронная музыка, ведь вы не использовали синтезатор и компьютер. Мне кажется, он ближе к некоей среде на стыке саунд-арта и тёрнтейблизма (turntablism). Интересно ли вам продолжить этот концепт и, например, изрезать ножом пластинку «Klick», чтобы из неё создать альбом «Klick-2»? Использовать тот же прием, но по отношению к собственным пластинкам.

ТБ: Тебе нужно обязательно подключиться? И это наиболее электронно с точки зрения Тьюринга. Когда-то я убедил Ars Electronica не награждать меня за «Klick», несмотря на то что половина жюри уговаривала меня принять участие в конкурсной программе. Все потому, что он был номинирован в категории электронной музыки. Для меня это было милым недоразумением, и я попросил, чтобы они наградили Тео Пэрриша. По крайней мере, серия «20' To 2000», над которой я также работал, выиграла. Еще до этого она стала частью коллекции МoМА. Так что я уже по австрийским меркам слишком многого добился, чтобы быть неудачником. Что, черт возьми, значит «электронная музыка»?! Digit means finger.

«Klick» был именно тем, о чем все говорили, — «Klicks & Cuts», но наоборот — cuts & klicks. Журналист из Spex Magazine тогда еще сказал мне, что не может написать об этом, потому что у него не получалось увязать это со своей системой референсов. Из поп-музыки в никуда. Дидрих Дидрихсен, бывший главный редактор Spex, сказал в своей лекции в Кельнском университете, что klick — это звук, а cut — это действие. Если и был один проект, который стал чистой выразительностью… И он сказал еще одну вещь о техно: это не музыка эклектичных референсов, как многие смотрят на это, — напротив, это неизменный референс на себя самого. Замкнутая цепь. У меня есть и другой альбом — «Klick Revolution». Я сыграю что-то из него в Москве.

ДМ: Расскажите об альбоме «The Mortimer Trap», созданном в дуэте с другим участником «Геометрии настоящего», Ореном Амбарчи. Вы создали вариацию на опус композитора Мортона Фелдмана «For Bunita Marcus». Честно говоря, на слух было довольно сложно уловить связь с Фелдманом. Каким образом вы препарировали его опус?

ТБ: В нем на 1 000 000 000% ДНК Фелдмана и Джона Тильбери плюс немного от нас с Ореном. И я сожалею, что от нас там совсем немного. У нас была благая цель — я хотел, чтобы «The Mortimer Trap» был таким же радикальным, как «A 1000 Keys». Мне пришлось работать с материалом Фелдмана снова. Это случилось с определенной долей покоя (название альбома Томаса «A Certain Degree of Stasis» — прим. ред.). Это на 99 999 999 999% «Сrippled Symmetry». Фелдман ведь больше о цветах, но это не самое главное. Я и правда проигрывал оригинал тысячу раз, потому что хотел избавиться от времени в музыке: каждая мелодия одновременно, все сразу, в континууме. Мои поп-ожидания испортили первую попытку, но после все стало очень плотно. Я понял, что время все еще присутствовало, но сократилось до состояния суррогата. Закрывая обычное повествование в музыке, насколько это возможно.

ДМ: На альбоме «A 1000 Keys» обнаруживается ваш интерес к фортепианной музыке. Альбом звучит довольно безумно и напоминает находящиеся за пределами исполнительского мастерства пьесы Конлона Нанкарроу. Расскажите, как вы пришли к этой стилистике?

ТБ: Все просто.

Это часть партитуры. Двоичный код применяется к звуковой волне. Каждая мелодия/волна проигрывается в ритмической структуре двоичного кода.

ДМ: Вы подчеркиваете перкуссионную, ударную природу фортепиано, продолжая линию, заявленную еще Стравинским в «Свадебке» и композиторами-урбанистами. Складывается впечатление, что «A 1000 keys» — это та же техно-музыка, но исполненная на нехарактерном для жанра инструменте.

ТБ: Это результат Rammdösigkeit. Барток, Стравинский. Ключевой стала, скорее, моя борьба с фортепиано в молодости. Я представлял себе инструменты (особенно фисгармонию) космическими кораблями, которыми я пользовался для путешествий в другие галактики. Может быть, с точки зрения техно это могло бы быть саундтреком к фильму «Кин-дза-дза» Данелии.

Кстати, Орен, Марк Фелл, Микаэла Беннетон и я однажды посетили могилу Стравинского в Венеции. Я отправился в православную часть кладбища из–за Бродского. На Стравинского и Дягилева наткнулись случайно. Могу прислать тебе фото с Сан-Микеле. На обратном пути мы оказались на речном такси без билетов. Харон гневался, что мы выбрались из царства мертвых.

Несколько лет назад я доехал до дома Цветаевой в Коктебеле. Она обмолвилась, что вход в Гадес находится недалеко от дома Максимилиана Волошина. Греки думали, что Аид находился на Пелопоннесе, но Цветаева была права.

ДМ: Интересно ли вам исполнить «A 1000 Keys» на концерте? Адаптировать к исполнению на рояле, пригласить пианиста?

ТБ: Я поделюсь с тобой секретом, скрытым в пластинках. Ты можешь играть любой трек с любым другим треком — просто две пластинки на вертушках. До бесконечности. Я так поступаю, только не бесконечно, просто потенциально. Это значит, что альбом не закончен. Никогда не был. Если он начинает надоедать (а это наступит), у тебя есть варианты для отступления.

ДМ: Не могу удержаться от вопроса, который задаю всем создателям танцевальной музыки. Данная категория музыки зиждется на неизменном правиле Four-to-the-floor (размер четыре четверти и прямая бочка). Несложно заметить, что данное качество стало атрибутом всей популярной музыки ХХ века. Однако далеко копать не нужно, чтобы найти примеры более разнообразных ритмических решений в музыке. Можно вспомнить и фольклорную полиритмию, и фри-джаз, и опыт академических композиторов. Четыре четверти — это незыблемый фундамент техно-музыки?

ТБ: Не переживай. Оно было неплохим саундтреком к черным коробкам, названным клубами, в 90-е. Десять лет спустя новое поколение может снова так почувствовать. Еще через десять лет еще одно новое поколение — и так далее. «Неизменный референс на самого себя». Одно, отзеркаленное на что-то другое. Mise en abyme (принцип матрёшки — рекурсивная художественная техника — прим. ред.).

ДМ: На некоторых альбомах вы обращаетесь к поэзии, и довольно часто — к наследию Серебряного века: Маяковский, Хлебников, Крученых. Причем если некоторых поэтов вы цитируете на русском, то Цветаеву — на японском. С чем связан такой довольно экзотический выбор?

ТБ: А у этого должна быть причина? Дыр бул щыл (стихотворение Алексея Кручёных, написанное с использованием «заумного» языка — прим. ред.).

ДМ: Что вы планируете исполнять на «Геометрии настоящего»?

ТБ: «Klick» (к сожалению, без Орена).

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Максим Морозов
Ilya Artemov
Marat Nevlyutov
+1

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About