Тончайшая нить человека пролетала между галактиками его неисправимых грёз. Он жил в этих летних снах, проливал свои слёзы на мечты. Алкоголь был спутником утренней звезды и начертанием друга. И листва начинала напевать человеку о истинной красоте, открывая ярчайшие узоры природы, но обеспокоенно скрывая болезни на деревьях.

Через длинный промежуток времени, проходят года, и эпоха скрипит под ногами человека, будто это хруст упавших веток в диких лесах, открывая ему все карты наболевшей, хрустальной жизни.

Закат укрылся во взгляде, издавая обращенные вздохи полумесяцу. И веками, озверевшие люди воевали, строили великие империи, затем рушили, а после сжигали себя. Мне больше не жаль свое племя, состоящее из одних пороков, лишь горсть, отдавших себя искусству. Всегда приходит печальный конец, где искусство не вечно. Как бы мы не старались упрятать прекрасное от чужих глаз, его находили и уничтожали, беспощадно, и бессмысленно.

И наша жизнь — лишь иллюзия прошлого века. В нас давно всё сожжено, и ушедший от нас тот мир разрушился ещё у того поколения. Нам просто не рассказали о конце света, оставляя наши растерянные души в неведении.

Спасать давно нечего и копья правителей лишены настоящего величия и мудрости.

И не бывать больше той прекрасной, трепещущей сердца поэзии. Тропинка моих творцов давно заметена метелью, где теперь уж точно её не найдешь. И недостаточно фраз, чтобы стать настоящим, кровавым поэтом, уносящим свои строки в песочные замки читателей.

Провались эта эпоха в водопад теней, где жизни там нет. Хрупкие кусочки моих слов соединяются в пылкие предложения, которые никому не нужны. И холодное, синее сердце моего поблекшего поэта кричит о смерти, сжимаясь больно и укоризненно. Придёт время, когда я как Гоголь сожгу последний стих и оболью бензином очерк.

кричит поэт толпе —

вы просто свиньи все.

достали ваши взгляды,

в вас бы бросить снаряды.