Стоит поэт посреди обрыва, там его мечты, что ветром снесены и горькие стихи печали и тоски. На дереве синица тихо плачет, не хочет чтобы человека забрало ненастье. И солнце вдалеке за луной поет Цою колыбель, а тот смиренно смотрит на поэта, он как свидетель без света. И пусть творец сейчас умрет, таких не мало было, и ему плевать, что колено ныло. Но он не может все решиться, может помолиться? Вот только кому — Богу? Да он заядлый атеист, как убежденный коммунист. Он желал империи гореть, зная что власть умеет лишь свистеть. И ненавидя все вокруг, он понял, что синоптики врут.

Боинги разбивались подобно империям, разрушая сердца людей, предвещая метель. Поэт сделал шаг назад, там неподалеку овраг. Его орган чувств сжимался, приказывая держаться. Затем идеи прилетели в голову, как ветрянка смолоду. Упал на траву, закрыл глаза, бабочка запорхала перед лицом, захотелось государство опалить свинцом. И парень пролежал так пол часа, пока мысли не потухли, как свеча.

Он смотрел на небо, как Андрей Балконский, вспоминая перо толстого, он не видел в войне ничего святого. Встав с холодной травы, зашагав домой, он взглянул на песни Цоя, что играли внутри, наплевав на солнце, любя луну, он поэму написать захотел свою. И ушел творец в бетонный мрак, теряясь в алкоголе, так и не дописав поэму, он рухнул на кровать, ненавидя дальше свою мать.

Проникшись в миры наркотиков, не находя цветы для стихов, он порвал все прочь, умирая как овощ. И там горевали поэты, что когда-то бывали на дуэли, поняв что 21 век многих убил, они бросили смотреть вниз, видя карниз разложения молодых творцов, напоминавших снесенных дворцов. Достоевский грустно смотрел, видя топор вдалеке, что унес молодого на плаху.

А Высоцкий не подавал печального вида, он просто убедился, что 21 век обычная гнида, породившая миллионы пустышек, поощряющая глупышек, убивающая последних творческих людей, что еще не превратились в зверей.