Вот я люблю Ренату Литвину за ее жестикуляцию, ее неуклюжесть, ее отчаянную вдумчивость.

Рената для меня олицетворение прекрасного, бесконечного, загадочного, она та самая женщина, про которую все говорят, но никто ее не видел.

Я вижу в Ренате сочетание не сочетаемого, безнадежную надежду. Эта женщина всегда на гране нервного срыва, она постоянно находится в безмятежным напряжение, в порыве ветра, на краю огромной скалы. В ней есть отчаяние и истина, трепет и самоирония.

В Ренате сочетается безукоризненная грация и невозможная неловкость, а ее костлявые длинные пальцы работают не синхронно, отрывисто, иногда попадая в унисон ее потоку мыслей, иногда же полностью ему противореча, выдавая скрытый смысл, завуалированную интенцию.

За ней интересно наблюдать. Она существует как-то обособленно, по-другому и в ее образе есть множество не состыковок, парадоксов, с помощью именно таких '«ошибок»' и складывается ее уникальное присутствие, которое всегда кажется таким живым и настоящим.

Нельзя не процитировать Киру Муратову из ее интервью для Platfor.ma:

‘’Я китч люблю. Я люблю дурной вкус. Что вы на это скажете? Я люблю его, потому что это отступление от обязательного, от диктуемого, обязательного. Дурной вкус — это хороший вкус, я часто такое говорила. А хороший вкус — это дурной вкус, потому что это обязательное, зафиксированное понятие. А почему, собственно? Кто вы такие, чтобы определять раз и навсегда? Рената — это дурной вкус или хороший? Она манерна, она придуривается, притворяется. Ну и что? Она это так хорошо делает, что это уже хороший вкус. Но это только ей удается, а больше никому. Я не встречала, по крайней мере.’’

Если уж мы об ошибках заговорили, то всю свою жизнь для них расставлял капканы и ловушки Даниил Хармс, пытаясь отыскать закономерности их появления. Он верил в чудо, а под ним он понимал проявление нарушений физического порядка вещей. Tакже он охотился за случаем, который для него представлялся изменениями, происходящими вне наблюдателя и с легкостью необыкновенной. Еще он был фокусником, называл себя Творцом и создавал иллюзии.

А вы верите в чудо?

А вы знаете, что оптические иллюзии можно использовать в одежде, создавая таким образом любую фигуру, какую пожелаете?

Вот представим себе, что Вы-это шар (любимая геометрическая фигура Хармса), а хотите стать прямой вертикальной линией. Вы скажите, что это невозможно. Но это не так!

Кстати, про шар, Хармс говорил так: "…постепенно человек теряет свою форму и становится шаром. И, став шаром, человек утрачивает все свои желания".

Вот если перед нами шар, то все линии этого шара округлые, мягкие, а тень, падающая от шара, также является плавной и круглой. Именно такие линии в человеческом сознании ассоциируются с округлостью, а значит-с полнотой. Вот мы видим шар и мы знаем, что шар круглый и мы вряд ли скажем про него, что он стройный.

А теперь давайте представим свое превращение из шара в вертикальную линию.

Что нам для этого понадобиться?

Все просто: прямые линии, острые углы.

Где они могут расположиться, если мы по-прежнему говорим об одежде?

Например, на воротнике жакета: линия от воротника рубашки до плеча должна быть строго 90 градусов, мы хотим V-образный вырез, в котором также присутствуют четкие прямые линии. Прямые углы и строгие вертикальные линии всегда ассоциируются со стройностью.

Мы хотим показать свои самые тоненькие части тела: запястья, щиколотки, шею, ключицы и закрыть все остальные участки. Проделав такие превращения, мы добьёмся с помощью оптических иллюзий в одежде эффекта стройности всей фигуры, тем самым трансформируемся из шара в вертикальную линию.

А сейчас давайте вернемся к Даниилу Хармсу. Он всегда ходил в шляпе и сторожил улицы Петербурга с крыш, наблюдая за тем, никто ли не нарушает порядка на них. У него была одна пара самых любимых брюк от костюма, таких со стрелками, брюки 1920ых годов, коричнево-серые. С ними он никогда не расставался, всегда обнаруживал их, сползая с многочисленных диванов различных прекрасных барышень. Утром он всегда находил свои брюки, впрыгивал в них, брал под мышку Александра Введенского, и вместе они отправлялись в гости к Алисе Порет на домашние котлеты ее мамы.

Вот возьмем Хармса и рассмотрим его с точки зрения стиля.

Хармс был крупного телосложения и имел много желаний, поэтому никогда не выглядел шаром. Его брюки всегда открывали косточку на щиколотке, обувь, хоть и потертая, но имела миндалевидную носочную часть, он носил сорочки, в основном белые и, конечно, любимые брюки и пиджак. Его опознавательными аксессуарами были табачная трубка и шляпа кепка, а также его пристальный взгляд исподлобья. Его силуэт можно было всегда узнать в толпе и взглядом отыскать его из тысячи прохожих.

Введенский был рубаха парень: всегда в белоснежной сорочке, отсюда и пошло его прозвище, дошедшее до нас в дневниках Хармса, подброшенных кому -то под дверь бывшем следователем, засадившим Даню в тюрьму, где он в Блокаду Ленинграда умер от голода.

Но вернемся однако к Ренате. Вы подумаете, при чем здесь Рената, Хармс и Введенский. Ни при чем: нет прямой взаимосвязи, однако есть косвенная, которая и позволила нам с вами начать разговор о стиле. Согласитесь? А тут плавно мы с вами уже затронули тему брюк, сорочек, тему китча и плохого вкуса, который на самом деле хороший.

Что же касается Ренаты, у нее ведь совершенно определенный стиль, по которому ее невозможно перепутать с кем -то другим. Ее прическа всегда сделана в стиле 20ых годов, ее украшения также уводят нас в эту эпоху, кожа лица идеально отбеленная, как в эпоху немого кино, когда для большей выразительности было принято еще и четко вырисовывать губы. Она отдает предпочтение архитектурному силуэту, четким линиям, и в ее гардеробе присутствует многообразие черного цвета. Намеренный свой уход в прошлое Рената мастерски комбинирует с ультра современностью. Она надевает огромные бомберы от современных дизайнеров таких как Vetements, высокие остроносые ботфорды не ординарных цветов от Balenciaga, и платья от ее самого любимого Jil Sander. Таким образом, она создает свой неповторимый уникальный стиль.

Давайте поговорим о теме вкуса. Что это, с чем его употреблять и зачем он нужен, а тем более в одежде. Прикрыли наготу и пошли на работу, а все эти ваши тренды, стили, груши, яблоки, сердцевидные лица и цветотипы, проникшие в наше сознание, только заставляют нас все более нервно пролистывать свежие журналы мод, серфить пространства интернета и бегать из магазина в магазин в поисках чего-то '«новенького»', '«свеженького»'.

В моем понимании стиль- это вкус, немного работы с ошибками восприятия, немного игры с аксессуарами и золотым сечением и четкое понимание контекста и времени. Вкус можно привить, взрастить и углубить.

Но давайте вернемся к Хармсу, ведь он совсем не пренебрегал сезонными тенденциями или характерными деталями/стилеобразующими элементами, особенно в ручном эксклюзивном исполнении мамы Казимира Малевича, которая по мотивам супрематизма своего сына вязала галстуки, всегда в двух экземплярах: один для сына Казимира, а другой, конечно, для Даниила. Даниил занашивал их до дыр и никогда не выбрасывал протершиеся. Кстати, самое первое сильное публичное выступление Хармса было на похоронах Казимира. Смерть своего учителя, Хармс перенес с огромным трудом.

Но об этом мы поговорим в другой раз, а сейчас я пойду в магазин за молоком.