Всем известно, что с поддержкой современного искусства от государства, институций, меценатов в России плохо. Существует небольшое количество художников, кочующих с одной арт-ярмарки на другую, небольшое количество музеев и галерей, выставляющих все тех же художников, несколько частных учебных заведений, работающих чуть ли не на одном энтузиазме, и огромное число агрессивно настроенных в отношении современного искусства и присущих ему методов высказывания людей. Подобная ситуация не то что не способствует развитию современного искусства в России, она является огромным забором перед творческими людьми, которые могли бы реализоваться в искусстве, и забором перед культурным просвещением масс.

В таких условиях большинство российских художников — тех, которые не выставляются на арт-ярмарках — скованны немногим менее советских в отношении материального обеспечения, да и в отношении «доброго слова» со стороны общества. Бо́льшая неудача здесь постигла тех художников, которые могут реализовать свои потенции по большей части в виде инсталляций и объектов — денег на подобное, как правило, не имеется, и художникам остается довольствоваться бедным воплощением (или просто эскизами). Хорошо, если художник проблематизирует этот момент — но многие хотят (и это более чем хорошо) избавиться раз и навсегда от этой привязки.

Рассмотрим трёх московских художников, в искусстве которых тем или иным образом присутствует домашность, под которой я предлагаю понимать свойство, основными признаками которого являются явная (часто выпяченная) ограниченность в материалах, не-монументальность, конфликт между потенциями художника и малой («неподобающей его “размаху”») формой произведения, ощущение создания произведения в домашних условиях. При этом чувство уюта не учитывается, а домашнее тепло, как правило, намерено отвергается. Описанная мной домашность — это скорее вынужденность, чем естественный выбор.

Итак, художники, о которых речь пойдет ниже: Александр Голынский, Дмитрий Евмененко, Андрей Ишонин (я). Все мы являемся выпускниками Института «БАЗА», даже более — мы одногруппники. Стоит сразу отметить, что пишу я исключительно от своего лица и выражаю в тексте свое личное мнение.

У каждого из названных художников свое искусство, непохожее на искусство другого: у Мити истерические живопись и рисунки с броскими названиями, Саша работает зачастую с цветовой массой, я делаю перформансы и нечто похожее на них. Но у нас есть общая черта — то, что я назвал домашностью. Хотя она и представлена у нас в различных своих режимах. Мы с Митей делаем нечто, что может, пусть и отчасти, быть обозначено как «русское-бедное». Саша в этом отношении стоит далеко от нас.

Он находится под большим впечатлением от западноевропейского и североамериканского искусства, что видно по его художественным работам. Многие из них входят в категорию так называемого комнатного искусства. Комнатное искусство — термин непосредственно А. Голынского, под ним подразумевается то искусство, что было создано с малым бюджетом художником в ситуации малых карьерных перспектив под влиянием значительнейших художников запада, с работами которых он мог ознакомиться только в интернете. Часто созданные в этой ситуации объекты фотографируются на белом фоне, иногда в макете выставочного пространства, и затем уже эти фотографии публикуются на личной странице художника в социальной сети как мечта об объекте в белом кубе.

Другой вариант домашности проглядывается у Мити, в его рисунках. В своей, казалось бы, материальной доступности каждому подобная схематичная графика на тетрадных листах, в своем содержании, далёком от академических канонов и изобилующая порнографией в духе рисунков на кабинках туалетов, проявляется маргинальность, стоящая по ту сторону элитарного и недоступного (в плане понимания и личного желания обратить на искусство свой взгляд) для массового зрителя искусства. Эта маргинальность близко стоит к образу стереотипной андерграунд-художественной богемы, с ее куражом, алкоголем и соответствующей бедностью. Здесь не до институциализированных выставочных пространств, музеев изобразительного искусства, здесь есть хаос в голове и нонконформистские квартирники. Однако, стоит заметить, что не смотря на мое подобное противопоставление искусства Мити искусству элитарному, я считаю, что его работы — это высокое искусство, в том смысле, что их делает профессионал, в рамках именно искусства (а не ремесла, продажи, домашних поделок), и его деятельность заслуживает своего места в истории обсуждаемой нами области.

Третьим художником, затрагивающим струну домашности, являюсь я, Андрей Ишонин. В немалой части моих работ домашность является составным элементом целого. Она стоит в одном ряду с историей моей жизни: дневной труд, отчуждение, нехватка времени и т.д., — я почти всегда включаю эти элементы в содержание своих художественных работ. «Попытка увидеть бесконечность» в одиноком рисунке на стене маленькой квартиры за МКАДом, распечатка окна с хорошим видом на природу — это работы, чьи первоначальные проекты имеют такие содержательные потенции, которых — а именно: привкуса домашности и особой искренности — они могли бы лишиться при реализации их в галерейном пространстве.

Мы рассмотрели кратко трёх художников, искусство которых обладает свойством домашности, в разных ее видах/режимах. Мы увидели, что цели у художников могут быть при этом обращены в разные стороны и намерения не совпадать (например, выбраться из комнаты или работать с ней). Домашность подобна квартире без ключей, которую ты не можешь оставить без присмотра. Это вынужденная (не обязательно насильно) камерность. Это знак социокультурной ситуации.