этот текст написанный 26-28 октября стал основой видеодневника в перформансе "другая комната", Алматы, эпизод селфхарма. публикую с небольшой редакцией от 19 ноября. смотреть фрагменты

ты ответила на реплай, 

и я почувствовал, что теперь-то могу позволить себе сделать скрин из твоих селфи-сторис, так всё и началось. этим отчаянным жестом я размыкаю огромную пропасть между мной и тобой, и становлюсь на краю. правда может быть красивой и завораживающе ужасной. я позволил себе посмотреть на чувства и принять своё отчаяние в них. я обещал себе,

что не буду неконтролируемо захвачен мыслями о ком-либо больше никогда и никогда, как будто забыл что значит неконтролируемо, а потому моя бешеная радость одиночества не помешала мне замереть однажды увидев тебя. что это вообще было (?)

теперь я могу думать только о тебе, и о россии. в россии я бы страдал по тебе больше, чувствуя потенциал нереализованной близости. не было ожиданий, что это письмо, в котором я решусь описать свои чувства, актуализирует точки;

моя цель: позволить чувствам быть (уродливыми) любыми. я не пробовал говорить о чувствах, потому что это будет прочитано. не потому что я боюсь стыда, но потому что я 

боюсь ранить взглядом в твою сторону.

я боюсь своего взгляда; и ещё больше я боюсь озвучивать свой взгляд. раньше я не думал так, но теперь ясно вижу: я боюсь покалечить тебя своим взглядом. я смотрю на тебя и не верю своим глазам. ты невозможна как свободная россия, я так о тебе мечтал и перестал мечтать. ты родилась богом, который решил отказаться от привилегий, чтобы поржать. вместо молитвы я буду смеяться, чтобы быть точнее.

мне нужно было родиться, чтобы увидеть и полюбить страдание. скорбь — это наша радость, сучары ебаные, so

самая большая из них: наши пространство и время разное.

хуже было бы только если бы я родил: а тебя. мне пришлось бы любить тебя самой катастрофической любовью (матери), страх  мешал бы мне смотреть на тебя так свободно, смотреть не боясь за тебя ни секунды. я смотрю на тебя и думаю, что мне не нужны перемены. и мне не нужно, чтобы все было по-прежнему. я смотрю на тебя, и у меня всё есть. я смотрю на тебя и делаю скрин, боясь потерять доказательство, что свободная россия возможна пока ты возможна в россии. мне приятно встретить твоё в других и в тебе другое. сегодня холодно. я грею руки в остывающей духовке, чтобы написать тебе это. я хочу с тобой мерзнуть на улице и говорить (смотри видишь парень идет как думаешь гей (?))

мужчины, голосом моей матери, настойчиво предлагали мне желать чего-нибудь другого, а именно никогда не думать о тебе. ты — сепарация. 

я видел, как ты шутил, но не видел, как ты смеялся — трещина между тобой реальной и моим представлением о тебе. как чувствуют успех мужчины? неинтересно. во-первых, они хотят, чтобы мы все это знали. в их искренней радости нет понимания. они* теряют целеполагание, когда им задаешь прямой вопрос о чем-то кроме поз для ебли.

моя вагина способна всосать в себя вселенную и породить вечность. лингам-апокалипсис. это не тебе. случайно отправил. удали))

пожалуйста, не отвечай, чтобы мое сердце не разорвалось. пожалуйста, порви мое сердце. бывшая сказала, что я не уважаю себя как будто она не из россии. я пытаюсь произнести слово не используя слово.

ошибка —

блядское неясное мерцание; когда я писал (хочу  трахать тебя под ногами мента) я имел в виду (хочу взять тебя за руку), но моя травма показывает мне шоу. мне никто никогда не признавался в любви так, чтобы у меня отлетело ебало, и я боюсь что когда ты наконец-то видишь мой текст, то переворачиваешь экран. я люблю человека и город и человека в городе, в котором я оставил свое сердце. я только слышал эхо твоего голоса и искал его сияющий источник в других.

 [яяя]

много лет находил слова, чтобы описать свои чувства к мужчинам, и теперь жалок — я унизил себя этой пустотой, и теперь она во мне. из неё что угодно могло родиться, но рождается это:

я прятал слова способные описать мои чувства поглубже, чтобы не сказать, что я в ужасе, и что это самое странное, что я испытал. я хочу ожог на память о нашей встрече, но встречи не было. тебе может быть безразлично, что у меня есть для тебя какие-то слова, а меня не должно это останавливать. иначе вселенная схлопнется.

вселенная схопнется, если я не скажу.

ты стала центром, которым теперь всегда решил быть я — вселенная схлопнется, если ты не скажешь — и я замираю при виде вечности.

в ночном автобусе место рядом со мной занято нежным парнем с красивыми волосами,  я ищу в нем ещё  что-нибудь похожее на те-бя. ты красивая: как пощечина оставляющая четкий след на мужской щеке. между вами ничего общего. падение хуя — success.

я хочу, чтобы у мальчиков чуть напрягались плечи, когда я заполняю пространство их речи; бог улыбается твоей шутке про россию и теряет целеполагание, потому что поддался дьяволу; ты могла бы обесценить каждое слово здесь — я тоже, но у тебя бы получилось лучше.

всем известно, что делать, если любовь закончится через час, но если любовь не закончится никогда? придется любить тебя после смерти.  смогу ли я тогда смотреть на тебя, когда ты на меня не сможешь. сейчас могу. тогда все останется почти по-прежнему. я не смогу больше фотографировать березу в германии думая о россии, и о тебе. думая с завистью (у вас там вообще пиздец погода. жить, наверное, невозможно)

какие рэдфлаги важны, если я все равно никогда не смогу взять тебя за руку? это у меня было как в фильме "winter boy", когда ты ответила на реплай!

я написал: мне нужна вписка в твоей голове,

мне нужна эта ебаная лаборатория сайт-специфик, где место меняет меня, а не я меняю место;  я бы взял с собой самые лучшие штаны и спал в них на розовом полу с выключенным светом — худшее, что можно написать тебе, учитывая твой опыт, о котором я почти ничего не знаю кроме того, что однажды в тебе поселился рак.

чем хорош город петербург? — быстрый выход в неву с моста до моего следующего позора. если есть хоть один мужчина на этой планете, который дорог тебе (?) он этого не заслуживает. me too

я никогда не позволял себе описывать любовь, потому что мне казалось, что любовь ранит наиболее всего, если призывает к ответу. я хочу изъять из произносимых слов вопрос, чтобы освободить тебя от необходимости ответа, которого я хочу позволить себе желать.

я зацепился за первой импульс нового чувства, которое оказалось сильнее любых прошлых, с жадной благодарностью, дав себе обещание больше не искать ни одной причины молчать о любви. и вот я пытаюсь впервые произнести мой самый ахуительный секрет и позорную тайну моей к тебе очевидной любви и чувствую себя не лучше любого парня, который тебя не достоин.

сформулированное мной в долгих поисках свободы языка рассыпается перед твоей шокирующей свободой на территории рф

я хочу тебя трахать на мокром асфальте под отсутствующий взгляд росгвардейца. плюс росгвардейца. плюс умноженного на пятьдесят. равно по-нашему. я хочу трахать тебя за наших мальчиков, которые этого не заслуживают. я смотрю на тебя, и это заставляет меня думать по-другому.

какая разница, какая между нами разница (?), если я все равно не могу взять тебя за руку. я пишу это немеющими конечностями,

какая разница, если:

кака разница, если я не заткнусь даже если твои пальцы будут у меня во рту? иногда мне так похуй на всех, что я вскрикиваю, смеюсь или произношу целую фразу в общественном месте, а потом пытаюсь понять было ли это адекватно. ты думаешь, это адекватно (?)

когда я думаю о тебе, то ничего из этого неадекватно.

спасибо. может ли моя любовь к тебе не быть следствием травмы (?)

я не встречал никого красивее тебя. я не встречал никого красивее тебя. никого красивее тебя. мужчины заслоняли тебя от меня столетиями, но сегодня я встретил тебя, когда вы вошла перед тем, как я собирался выйти и я подумал (не зависнуть ли на подольше)

я чувствую себя моим отчимом-фсбшником, который шутил: хочешь яблоко? а нету. — и смеялся один. или: педали плоские, ноги плоские, руль круглый, земля круглая — подкатимся.

однажды он съел целую банку какой-то хреновины с перцем при маминых подругах, а потом очень долго в тишине смотрел на них и краснел, потому что не мог проглотить. и все не знали куда себя деть, особенно мама. и он выплюнул это всё на пол, извинился и ушел. я съел свою банку перца отправив тебе реплай. я повторил позор отца и теперь я свободен, ладно

я не буду извиняться и не уйду! … ? 

можно?

моё чувство такое большое, что оно не может быть безопасным. может ли быть безопасной россия…

однажды я задумался над постом в твоем телеграм-канале, сидел, улыбался. сын подошел, посмотрел через плечо и спросил: ты что смотришь на гитлера?

думаю, я готов любить тебя и ещё 5-7 интернет-друзей всю оставшуюся жизнь больше не вступая ни с кем в реальные отношения. когда я делал ошибки в сторис раньше, мне было стыдно перед всеми, а теперь только перед тобой.

 мой ребенок связывает меня с миром тел. было бы странно писать тебе про такое. я перечитываю, что написал вчера —  убедиться, что это реально, и да — в моей реальности теперь есть этот процесс возникновения слов тебе.  

держать твою холодную руку в своей холодной в руке, в россии. в городе, где я оставил свое сердце. я попробую запомнить тебя навсегда.

для этого

мне нужно стать убийцей своих представлений о тебе. попробовать смотреть на тебя ничего не представляя. как ты считаешь шаги, чистишь зубы, фотографируешь надпись (цитаталюбая), как ведешь телеграм-канал и т. д. и т. п., то

как я влюблён в тебя — это рэдфлаг. я стараюсь писать быстрее, чтобы страх и неуверенное желание (уважать себя) не убедили меня оставить любовь в тишине. я писал в метро, на кухне, на холодной улице под ветром, с температурой и возле духовки; я писал холодными и теплыми пальцами; в основном — холодными. сегодня я обнаружил себя пишущим лёжа в ванной на полу. в этом письме множество сегодня превращаются в множество вчера. ты остаешься между дней.

я хотел сказать, дело в том, что моё тело может выживать в тяжелых условиях (без тебя), а твоё —  в россии.