Герой фильма «Жёлтый Карлик» произносит перед зеркалом монолог:

«Странно, вот вышла моя книжка, я — известный писатель, у меня всё хорошо. Почему же мысли о смерти всё время посещают меня? Почему же мысли о смерти посещают меня всё время? Мысли о смерти. Почему они всё время посещают меня? Это грех! У меня же всё хорошо. Я должен радоваться, благодарить Создателя за счастливую жизнь. А я вместо этого — ною. И мысли о смерти всё время посещают меня. Они всё время посещают меня. Они берут и посещают, берут и посещают. Причём не кого-нибудь, а именно меня. Как я красиво говорю, какая трагическая фигура, ну просто Достоевский! М? Да, я трагическая фигура и мысли о смерти посещают меня. А вообще-то, Вова, ты мудак. На конкурсе мудаков ты бы занял почётное второе место. Почему? Потому что ты — мудак!».

Хорошо, Вова — мудак. Но почему же «мысли о смерти» посещают меня? И Вас? И нас.

Страх смерти — верный признак несчастливой жизни, так говорил один мудрец. А ещё он говорил, по-честному выстрадав всю свою философию, что если я счастлив, то я удивляюсь миру. Если я счастлив — это значит, что я в гармонии с миром. Я несчастлив — вот и нет гармонии с миром, а так как мир — всегда именно мой, то нет ни меня, ни мира, ничего толком нет.

Но простота и ясностью афоризмов мудреца оказывается мнимой. Всё не так-то просто. Вот почему я сейчас в гармонии с миром, а вчера не была в гармонии? Мне было очень плохо, мысли о смерти посещали меня. Я боялась смерти. П-о-ч-е-м-у? Потому что она угрожала мне из мира, она была мне внешней, как бы неестественной, пришедшей ко мне по какой-то нелепости, не в том время, когда должна будет прийти. Могу ли я верить миру, из которого ко мне придёт смерть? Удивиться ему? Нет могу, нет тут никакой гармонии.

Героя фильма, очевидно, посещают мысли о смерти особого рода. Дело не в том, что он боится внезапной остановки сердца или того, что случайно попадёт под поезд. Мысли о смерти посещают именно его; смерть не что-то ему внешнее, нет, она то, что он продумывает, что видит как возможность развития своего мира. Кажется, так? В любом случае, он очень несчастлив. Он живет отдельно, а мир отдельно. И, конечно, его очень раздражает, что реальность порой врывается в него, настойчиво сообщает ему о своём существовании, тревожит, наконец, отвлекает его от него. Если же он сам выходит к реальности, то делает это как бы втихаря: так вел бы себя мужчина, столкнись в одной комнате жена и любовница. С обеими дамами он общался бы наделано отвлечённо, всячески подчеркивая занятость высочайшими интеллектуальными процедурами, наивно надеясь, что тем самым не вызовет ни у кого подозрений на свой счёт.

Как тут мыслям о смерти не посетить меня/его/нас? Бытовая иллюстрация отчасти является спойлером: счастливого выхода из этой истории нет. Хотя на самом деле есть, только он, конечно, никакой не выход.

I really want to be happy, but I Kant

Смерть не является событием жизни, говорит мудрец. Однако достойно всяческого удивления, что эту максиму предлагают держать в голове как некоторую успокоительную таблетку или же — того хуже! — выдают за основание счастливой жизни. Да, с тем, что смерть не является событием жизни едва ли можно поспорить. Но только ли события в жизни оказывают на саму жизнь огромное влияние? Достаточно лишь минутной ретроспекции и мы увидим, что очень много важных вещей для нашей жизни либо не события, либо они важны постольку, поскольку не случились. Человека в жизни интересует не только фактичность. Интересуй его только то, что случается, большая часть экзистенциальных терзаний исчезла бы. То, что случается в мире ещё хоть как-то можно контролировать.

Смерть — это страшно. А там, где страх, места нет любви и счастью. Как бы философия, религия, да что бы то ни было! не пытались убедить нас в том, что смерть — это часть мирового порядка, переход в лучший мир, липкий, холодноватый, ощущаемый прямо между рёбер страх никуда не исчезнет.

А что такое мысли? То, что выражено в словах или образах и составляет содержание нашего сознания? Мы всё же обманываем себя, когда говорим, что что-то обдумываем или думаем о чём-то. Мы, скорее, ждем какого-то тёплого толчка. А если его нет, то начинаем писать и говорить, и тогда, то, что не успело стать этим толчком, в каких-то очень приблизительных, кривоватых формах слетает с губ или оказывается на бумаге. Бывает, что повезёт — это тогда, когда процесс говорения совпадает с тёплым толчком. Такое бывает не так уж редко, но не стоит излишне гордится, чаще всего — это случайность.

Героя фильма посещают не мысли о смерти. Его посещает страх смерти. Он чувствует, что что-то не так. Он сделал не так. А может быть и не сделал? Может быть он просто что-то чувствует просто потому, что он такой? Разве он в этом виноват? Разве это значит, что он что-то не так делает? Что так нельзя? Ну не может так быть, он же умный, он знает, что мысли — это то, что производит он, у него есть мысли, он их д-у-м-а-е-т. Откуда какие-то не его мысли, которые посещают его? Это не мысли. Это страхи. Ему пора очнуться.

Он не может, конечно, очнуться. Он только высунул нос в реальность, не обнаружил там никакой смерти, только морщины, лёгкую седину, но то, что он умрёт от старости, это ничего, это не страшно. Как-то воровато он чувствует себя в реальности, поэтому прячется обратно в свою светлую голову, которую постоянно посещают — уже не будем путать термины — страхи о смерти.

Но страх совершенно бесполезен. Страх не может быть страхом того, что есть. Что-то может быть прямо сейчас отвратительным, однозначно ведущим к смерти, безобразным или больным. Но страх всегда только перед будущим. Страшна не рана — ведь все факты равноценны — страшна возможная будущей смерть от раны, хотя её ещё нет.

Страх не может мотивировать меня. Если я мотивирован страхом, делаю что-то боясь, то это делаю не Я. Если я хочу чего-то сама, то никогда не боюсь этого, ведь я хочу! Я могу волноваться, переживать, беспокоится — о последствиях и результате — но не испытывать страх.

Страх приходит ко мне и не есть я. Страх о смерти посещает меня (его) и говорит — смотри, ведь если смерть наступит прямо сейчас, и твоя жизнь закончится, то что, что вот в этой конкретной точке? Каков орёл? Ты загнан в своей голове и бьёшься из крайности в крайность. Ты — мудак.

Обратимся к Канту. Обратился/лась к Канту.

Можно жить по склонности, можно жить по долгу. Но если жить только по склонности, то счастлив ты не будешь, ведь всё время будет посещать — мысль о смерти? нет. — неприятное чувство. Надо ведь как-то, ну, быть приличным человеком, да? Можно следовать долгу. Реально скорее всего не получится. Но более или менее держать себя в руках, ну очень-очень напрягаясь и выглядя при этом как законченный невротик, всё же можно. Нетрудно догадаться, что такой «долго-житель» измается тем, что… ну он всё же понимает, что скоро придётся либо не держать себя в руках и дать волю своим желаниям, либо окончательно запереть себя в «должники» и из–за соскрёбанных по сусекам добродетелей поглядывать на все свои желания и хотения.

Получается, что правильно Канту за завтраком то сказали — нескладное он придумал.

[нескладное — от ладно — от хорошо — от благо — от счастье, т.е. неладное — это несчастливое]

Ну, а если с философской точки зрения? Ни то, ни то к счастью не ведёт. Можете спросить и ребёнка, он вам скажет — тогда вставайте посерединке! На почётное второе место. На этом втором месте можно и нужно совершать хорошие поступки, помогать ближнему. Можно иногда косячить, но с любовью, осторожно, радостно, с ощущением полного на то права и торжественного осознания собственного несовершенства. Жить, короче говоря.

А Володя, помните его? Володя — мудак. Он, кстати, стоит посерединке, вот точно посерединке. И очень этим недоволен, он хочет бессмысленное первое место. Место, где он будет совершенно один, где будет смотреть на лысеющие макушки своих одноклассников и кусать губу заглядывая в декольте юных дам — спуститься с пьедестала не получится, а дамам так на непочётное первое место вход закрыт.

[Обратите внимание, что у слова «мудак» нет формы женского рода. Вопрос — бывают ли женщины мудаками? Ответ — женщины бывают с мудаками и в этом их главное мудачество]

Володю, на самом деле, все очень любят. Володя действительно интересный человек, только он очень запутался в своих «долгах». Что же, их, пожалуй, нужно выплачивать, раз уж они есть.

В Володю как не влюбиться? В такого мудака? Вот недавно он был молодой, по-настоящему счастливый, потому что с любовью делал то, что хотел, не смотрел на право и на лево. Ещё не было ни мест, ни конкурса. А потом, как только что-то выиграешь — мы все немного Володи, отчасти — то сразу думаешь — а какое место меня? Почётное? А пока ничего не выиграешь — просто любишь, живешь.

Хочется всем, конечно, чтобы он стал счастливым, долги раздал. Написал ещё что-то замечательное. Только пусть он пишет не для конкурса мудаков, а просто. Для себя. Чтобы мысли о смерти приходили, он читал им, что напишет, ах, как здорово, Володя, сукин сын, говорили бы они!

Что делать Вове?

Вове нужно принять его второе место. Да, скажете Вы, Вове его мудачество вроде как чуть-чуть понятно; ему даже кажется, что он признаёт своё мудачество, как-то пытается из него выбраться. Вот только на то самое бессмысленное первое место, уже занятое тем, кому не надо ничего выбирать.

А дело то в чём? Дело в том, что чтобы мысли о смерти не посещали меня, надо жить. Человек ведь он где? Он посередине.

Человек — это почётное второе место.