Специфика вербализации жеста (корпусное исследование)
Исследование проводилось на базе СПбГУ и корпуса РЖЯ НГТУ. Исследователь: А. Д. Залозный, науч. рук.: Т. С. Садова
Глава I. Лингвистика жестов или жестикуляционная (жестовая) лингвистика: проблемы, аспекты исследования
Общие положения
Жестовая лингвистика сегодня — это динамично развивающееся направление в мире, но при этом из 130 зафиксированных жестовых языков подробно описаны лишь некоторые, вследствие различных исторических и социальных причин.
РЖЯ входит в число малоизученных жестовых языков в связи с тем, что в сферу интересов отечественной лингвистики вошёл сравнительно недавно, долгое время до этого находясь в основном в поле дефектологических исследований.
Уже отмечалось во введении, что с концаХХв. в отечественной лингвистике также повышается интерес к осмыслению жестового языка как естественной коммуникативной системы, а также к вопросам его соотношения с языком вербальным (ВЯ). В этом смысле весьма показателен сборник научных статей по итогам первой научной конференции «Русский жестовый язык», проходившей в Институте языкознания РАН 17 октября 2012 г.7
Так, в статье А. А. Кибрика «О важности лингвистического изучения русского жестового языка»8 обращается внимание на несколько ключевых вопросов, с которыми сталкивается исследователь, обращающийся к области жестовой лингвистики: во-первых, насколько корректно выстраивать академическое взаимодействие с РЖЯ, не владея им, и, во-вторых, какую пользу несет такое взаимодействие лингвистике, сообществу глухих и слабослышащих, а также человеческому обществу в целом. Ученый обращается к примеру, в котором описывается способ референции, использующийся в жестовом языке, при котором «рассказчик конструирует вокруг себя пространство, он помнит расположение предметов в реальности и аналогично располагает их в жестовом пространстве» — этот же способ референции, как выясняется далее, встречается и в вербальном языке, при задействовании жестикуляции, однако как референция до сопоставления с жестовым языком этот способ не атрибутируется. Ссылаясь на такое «референциальное соотношение» в устройстве пространства в обоих языках, А. А. Кибрик доказывает взаимосвязь информации о жестовых языках и информации о вербальных, а именно — обнаружив что-либо в одной сфере, лингвист способен применить это к другой и выявить неизвестные ранее процессы.
Интересно и полезно (для нашей работы в том числе) исследование С. И. Бурковой и О. А. Вариновой «К вопросу о территориальном и социальном варьировании русского жестового языка»9, посвященное лексическим различиям между диалектами РЖЯ. Его польза для нас заключается в том, что анализируя варианты жестов, исследователи приводят причины, обусловливающие лексическое варьирование и, что самое важное, сопоставляют этот процесс с подобным процессом в ВЯ. Так, общими для ВЯ и РЖЯ причинами территориальной неоднородности С. И. Буркова и О. А. Варинова называют ослабление связей и относительную территориальную изоляцию различных группировок языковой общности и принадлежность людей к определенному социальному классу, их пол, возраст, этническую или религиозную принадлежность и т. д.
Среди же специфических для глухого сообщества причин отмечается такая: «как и в какой мере распространенный на данной территории национальный звучащий язык взаимодействует с жестовым языком» — то есть, исследование, помимо собственно сопоставления диалектов РЖЯ, подчеркивает взаимосвязь жестового языка с вербальным и общность протекающих в них процессов.
Отдельного внимания заслуживает статья Н. И. Семушиной «Билингвизм глухих и языковая самоидентификация личности»10: в ней явление билингвизма в глухом сообществе (случаи, когда глухие илиCODАвладеют жестовым и вербальным языком в равной степени) рассматривается с точки зрения нейро- и социолингвистики. Опираясь на тот факт, что томографические исследования показывают активизирование одних и тех же зон мозга при производстве / восприятии речи у носителей ЖЯ и устных языков (у носителей ЖЯ вдобавок оказываются задействованы зоны мозга, ответственные за пространственно-визуальное восприятие)11, Н. И. Семушина говорит об адекватности использования понятия «билингвизм» в отношении того, что ранее было принято называть «словесно-жестовым двуязычием». При этом в исследовании говорится о проблемах определения билингвов среди российских глухих иCODA, связанных с тем, что сами носители ЖЯ зачастую придают ему низкий статус и не включают в разряд языков как таковых.
Помимо указанного сборника, существуют фундаментальные работы по жестовым языкам, например, для РЖЯ такой работой является учебник-монография «Жестовая речь. Дактилология» Г. Л. Зайцевой, одного из самых известных советских и российских дефектологов и сурдопедагогов. В этот труд, помимо методических материалов для студентов дефектологических вузов, вошли результаты практических исследований жестового языка, которыми Г. Л. Зайцева занималась на протяжении всей жизни. Благодаря этим работам известны причины, по которым ранее не удалось создать лингвистическое описание РЖЯ: столкнувшись с невозможностью вычленить стройную систему частеречной принадлежности, отечественные лингвисты пришли к выводу об отсутствии в РЖЯ какой-либо грамматической системы, что было опровергнуто с развитием структурной лингвистики — «методы традиционной описательной лингвистики оказались бессильны»12.
В разработке своих методик Г. Л. Зайцева опиралась на У. Стоуки, автора первой грамматики жестового языка (У. Стоуки работал с американским жестовым языком)13. Именно он положил начало основательному изучению жестовых языков лингвистами во всем мире и предложил первую систему терминов для ученых, занимающихся этой областью: так, например, для того, чтобы не создавать катахрезы, он предложил использовать для компонентов жестов термин «хирема» (вместо «фонемы» из общей лингвистики), однако в современной жестовой лингвистике его терминология не прижилась. Более распространены оказались заимствованные по аналогии термины из общей лингвистики: «фонема» для компонентов жестов, «фонология» для области, изучающей инструментарий и взаимодействие жестов друг с другом, и т. д.
Еще одним немаловажным сегментом отечественной жестовой лингвистики являются работы И. Ф. Гейльмана, в частности, в его пятитомная монография «Специфические общения глухих (дактилология и мимика)». В ней описаны следующие способы классификации жестовых языков: «По основному контингенту пользующихся ими лиц их можно разделить на языки слышащих и языки глухих; с функциональной точки зрения — на вспомогательные и основные языки. По степени автономности от звуковых языков они образуют многомерную шкалу; на одном ее полюсе располагаются языки, структура которых никак не связана со звуковыми языками, а на другом — те, что целиком основываются на каком-то звуковом языке и по существу, как и печатный текст, представляют собой просто перекодировку звукового языка. По коммуникативным возможностям жестовые языки можно классифицировать в зависимости от степени их адекватности звуковым языкам: одни напоминают простейшие пиджины и предназначены для элементарного общения на очень ограниченную тематику <…>, другие — ни в чем не уступают естественным звуковым языкам. К последнему типу относятся жестовые языки глухих: их коммуникативные возможности ограничены лишь уровнем развития соответствующих обществ и в настоящее время в развитых странах они широко применяются в системе среднего, а иногда и высшего образования <…>, в средствах массовой информации (на телевидении), а в последние годы они стали с успехом использоваться при обсуждении сложных лингвистических проблем на национальных и международных конференциях по жестовой коммуникации»14.
Таким образом, согласно И. Ф. Гейльману, жестовые языки глухих, являются лишь частью огромной системы жестовых языков, в которую входят и подсистемы жестовых обозначений, используемые слышащими, например, при профессиональной деятельности, однако глобальное отличие жестовых языков глухих от жестовых языков слышащих кроется в их коммуникативных возможностях и распространенности (условно говоря, числе носителей).
Прежде чем переходить к проблемам, связанным с темой данного исследования, следует прояснить современный взгляд на типологию жестовых языков: из-за своей специфики (невозможность корректной работы исследователя с обобщенной структурой жеста и морфологическими классами), жестовые языки, как правило, типологизируются по принципу порядка слов — за отсутствием системы падежей, предлогов, союзов и морфемики в традиционном их понимании, жестовые языки имеют более строгую структуру предложения и в большинстве своем представляют группу языков аналитического строя.
Диана Брентари, американская исследовательница жестовых языков, классифицирует жестовые языки в целом как отдельную группу, для которой характерны моносиллабизм и полиморфичность15 — это подразумевает, что один «слитный» жест способен передать грамматические категории, обычно содержащиеся в отдельных морфемах, например, русский жест ОТВЕЧАТЬ может быть произведен таким образом, что будет нести информацию о числе и лице глагола. Это одновременно усложняет анализ жестовых языков и облегчает их восприятие.
Из опыта изучения РЖЯ известно, что жестовая коммуникация может осуществляться следующими способами16:
- калькирующая жестовая речь (КЖР), в которой жесты являются эквивалентами слов и повторяют порядок их следования в обычном словесном предложении. КЖР не имеет собственной грамматики, а лишь копирует структуру словесного языка, выступая в роли вторичной знаковой системы, и обычно сопровождается одновременным беззвучным проговариванием слов;
- разговорная жестовая речь (РЖР) — самостоятельная лингвистическая система, основанная на использовании при обмене информацией жестов РЖЯ в соответствии с его правилами построения, что является её принципиальным отличием от КЖР. Для РЖР, позволяющей передавать в жестовой форме слова и целые фразы, характерно исполнение жестов в сопровождении яркой мимики для усиления интонационной выразительности и, как правило, отсутствие проговаривания слов;
- дактильная речь (ДР) — особая система конфигураций пальцев рук, обозначающих буквы алфавита (дактилемы) того или иного национального языка, играющая вспомогательную роль при переводе на ЖЯ слов, не имеющих жестового соответствия (имена собственные, некоторые названия и т. д.). Перевод в данном случае осуществляется либо полным дактилированием слова, т. е. побуквенно17.
РЖЯ как естественная система состоит из РЖР и ДР, в настоящем исследовании основное внимание сосредоточено на РЖР, как на способе передачи смысла, независящем от грамматики звучащего языка.
Лексикографическое описание РЖЯ: проблема определения объема и границ жестового языка
Словари РЖЯ условно делятся на две большие группы:
- Словари, содержащие видеоматериалы с демонстрацией исполнения жестов (в свою очередь подразделяются на постоянно пополняемые онлайн-словари и непополняемые словари на носителях). К таким словарям относятся «ВСРЖЯ (видеословарь русского жестового языка)», «SpreadtheSign» (многоязычный онлайн-словарь), «DigitGestus» (двуязычный онлайн-словарь).
- Словари, иллюстрирующие с помощью фотоматериалов основные фазы исполнения жестов. Как и словари звучащих языков, эти словари могут быть общими и тематическими. Примерами таких словарей являются «Говорящие руки» Р. Н. Фрадкиной18, «Изучаем жестуно» И. Ф. Гейльмана, «100 фраз на русском жестовом языке: разговорник для священнослужителей» Д. А. Заварицкого19
Каждый из названных видов обладает своими достоинствами и недостатками. Так, материалы видеословарей позволяют передать все нюансы исполнения жестов, однако зачастую, в отличие от словарей второго типа, не содержат никакой информации об особенностях словоупотребления и сочетаемости жестов
Следует отметить, что в связи с большей, в сравнении со звучащими языками, изменчивостью жестовых языков, печатные словари достаточно быстро устаревают. Но это же является и достоинством подобных словарей: так как жестовые языки трёхмерны, процесс фиксации его состояния затруднён, и словари с жестами, ставшими архаизмами, позволяют отследить процессы, происходящие в языке, а также этимологию некоторых жестов.
В настоящее время — среди других научных публикаций по лингвистике РЖЯ — общепризнанны лексикологические и лексикографические работы О. О. Корольковой. Под её авторством вышел ряд серьезных исследований, посвящённых проблемам классификации жестов, и трудов по антонимии, синонимии и омонимии в жестовом языке. Показательна в этом отношении её статья «Лексикографическое описание русского жестового языка (к постановке проблемы)»20, в которой она проводит анализ существующих проблем лексикографического описания РЖЯ, структурирует их по значимости и предлагает возможные способы решения этих проблем. Основные положения этой статьи, важные для нашей работы, отметим в виде перечня тезисов.
- Безусловную трудность составляет определение объема РЖЯ. Известные в настоящее время словари русского жестового языка содержат от 1000 до 5000 жестов. Такое различие в объемах описываемых единиц объясняется задачами изданий: составители одних словарей фиксировали наиболее употребительные жесты, авторы других источников стремились охватить как можно большее количество существующих на момент создания словаря жестов. Второй причиной неопределенности объема русского жестового языка является факт долгого непризнания жестовых языков в качестве полноценных человеческих языков и официального непризнания РЖЯ. Третья причина, породившая эту проблему, точно сформулирована Р. Н. Фрадкиной: «Жестовый язык глухих — подвижная система. При жизни одного поколения «умирают» одни жесты и возникают другие»21.
Решение проблемы определения объема русского жестового языка О. О. Королькова видит «в составлении единого списка жестов, зафиксированных во всех имеющихся словарях русского жестового языка»22.
- Наличие диалектов русского жестового языка также препятствует лексикографическому описанию РЖЯ. Этот факт уже отмечался в научной литературе: «Существование различных диалектов РЖЯ, различающихся в основном лексикой, является определенной трудностью для неслышащих людей и сурдопереводчиков, возникают проблемы при переводе и понимании жестовой речи дикторов из других регионов и стран СНГ»23. В настоящее время выделяют три диалекта русского жестового языка: московский, санкт-петербургский и сибирский. Эти диалекты активно изучаются и описываются соответственно в Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирске. Конечно, это не исчерпывающий перечень диалектов РЖЯ. Следовательно, одним из направлений описания русского жестового языка является лексикографическая параметризация всех диалектов языка глухих и слабослышащих граждан Российской Федерации, аналогичная, например, лексикографической параметризации сибирских говоров, опыт которой подробно изложен в работах О. И. Блиновой24.
- Затруднения в лексикографическом описании РЖЯ обусловлены и вариативностью жестов. Данная проблема сформулирована Р. Н. Фрадкиной в предисловии к словарю «Говорящие руки»: «Жесты глухих вариативны. У каждого индивида, группы, сообщества людей с проблемами слуха возникают свои варианты жестов. Жест — эфемерид, почти фокус. Он зависит от пластики, темперамента, эмоциональности, в конце концов, от физических данных исполнителя жеста. Один и тот же жест выглядит по-разному у разных людей. Но можно выделить общие узнаваемые черты жеста, некие нормы, существующие в настоящее время»25.
- Было установлено, что многие словари РЖЯ содержат варианты исполнения жестов. В результате анализа исполнения вариантов жестов, включенных в тематический словарь русского жестового языка и в видеословарь РЖЯ, исследователи пришли к выводу, что их можно разбить на следующие группы:
–разные по исполнению жесты, имеющие одно значение;
–разные по исполнению жесты, имеющие различные оттенки значения;
–жесты, один из которых является составной частью второго жеста пары вариантов;
–жесты, в исполнении которых есть общая составляющая (одно сходство);
–жесты, отличающиеся друг от друга только одним компонентом исполнения;
–жесты, отличающиеся друг от друга несколькими компонентами исполнения.
Таким образом, одним из приоритетных направлений лексикографического описания РЖЯ является анализ и отбор вариантов знаков русского жестового языка.
Проблема грамматического описания РЖЯ
Известной проблемой в определении собственно системных свойств РЖЯ является недостаточная изученность вопросов образования и выражения грамматических форм.
В традиции исследования русского жестового языка, заложенной, в том числе, в трудах Г. Л. Зайцевой26, в РЖЯ было не принято разделять жесты в соответствии с делением слов на части речи. Известный российский дефектолог аргументировала это наличием жестов, которые в зависимости от контекста могут обозначать действие, субъект действия или инструмент. Так, в РЖЯ один жест может обозначать ХОДИТЬ НА ЛЫЖАХ, ЛЫЖНИК, ЛЫЖИ.
Однако в настоящее время лингвисты, занимающиеся изучением РЖЯ, описывают особенности жестов с учетом частеречных характеристик обозначаемых ими слов, а также особенностей их грамматических форм27.
Было установлено, что жесты-существительные не имеют категории падежа, а жесты-прилагательные не имеют грамматических категорий рода и падежа. Жесты, аналогичные глаголам, образуют только аналитические формы, с помощью которых можно передавать значение вида, наклонения, времени, лица, числа и возвратное значение. Категория рода у жестов-глаголов отсутствует.
Предлоги в русском жестовом языке являются не средством подчинения одного полнозначного слова другому в словосочетании или предложении, а средством выражения пространственных отношений. Чтобы решить эту проблему, необходимо создавать «Словари трудностей грамматических форм», которые будут аналогичны соответствующим словарям русского звучащего языка.
Прежде чем говорить о грамматических категориях, присутствующих в русском жестовом языке, стоит отметить, что жест не является монолитным знаком, а включает в себя несколько составляющих, подобно словам в языках синтетического строя. В настоящий момент принято выделять следующие компоненты жеста28:
а) конфигурация (например, конфигурация «Ы»: ТЕЛЕВИЗОР, ОШИБКА, ОКНО, САМОЛЕТ; конфигурация «1»: ДУМАТЬ, ТРУДНО, БЫСТРО, ЗНАТЬ, НЕ ХОТЕТЬ);
б) место исполнения жеста (например: место исполнения жеста — подбородок: МИЛЫЙ, ДУРАК, ЕЩЕ НЕТ, ДЕВОЧКА, ЛЕНЬ, место исполнение жеста — ладонь: ПРИМЕР, НАСТАИВАТЬ, ПОЧТА, УТВЕРЖДАТЬ; место исполнения жеста — щека: БАБУШКА, ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО, СТЕСНЯТЬСЯ, «ТОТ ЖЕ САМЫЙ»);
в) направление движения (движение вниз: ХУЖЕ, ВКУСНО, ПАПА, ПОВЕРИТЬ; движение к себе: ЖАЛЬ, МНЕ СКАЗАЛИ, «СОРВАТЬ КУШ», ВСПОМНИТЬ);
г) характер движения (резко — спокойно: КОРОЧЕ — ЭКОНОМИТЬ; резкость/однократность и повторяемость движения: БЫСТРО — СКОРЕЙ — МОРКОВЬ; плавность — резкость: ЧАСТО — МИГОМ; прямолинейность — волнообразность: ИДЕТ ТОЛПА — МОРЕ;);
д) выражение лица или немануальный компонент жеста (артикуляция «У» — нейтральная артикуляция: ЕЩЕ НЕТ — РАНО; артикуляция «О» — «ИО»: СОЛЬ — ИНОСТРАННЫЙ; артикуляция «ДЖ» — «ВА»: ДЖИНСЫ — СВАДЬБА; артикуляция «ОО» — «ММ»: СКОЛЬКО — ЗАЧЕМ; приподнятые брови, удивленное выражение глаз — нейтральное выражение лица: КОГДА — СОБАКА).
Грамматические категории в русском жестовом языке могут выражаться как синтетически (посредством изменения какого-либо компонента жеста), так и аналитически (добавление другого жеста):29
- Категорию числа в РЖЯ выражается двумя способами:
–добавлением к жесту-номинативу (жесту в начальной форме) специального жеста МНОГО или РАЗНЫЙ;
–повторением жеста-номинатива.
- Временные значения глагола, по мнению Г. Л. Зайцевой, можно выразить также двумя способами:
–добавлением жеста БЫЛО, ЕСТЬ или БУДЕТ к жесту-номинативу;
— добавлением к жесту-номинативу жестов, обозначающих время (наречие, сочетание существительного с предлогом).
- Аспектуальные значения, тождественные категории вида, выражаются в РЖЯ двумя способами:
–для выражения совершенного вида к жесту-номинативу добавляются жесты ГОТОВО, ЗАКОНЧЕНО, для выражения несовершенного вида к жесту-номинативу добавляется жест РАНО;
–для выражения вида иногда используется изменение способа исполнения жеста (характера качества движения): медленно и многократно исполняется жест для выражения глагола несовершенного вида, резко и однократно — для выражения совершенного вида.
- В РЖЯ существуют способы выражения категории лица глагола: глагол в неопределенной форме и в форме 1-го лица передается с помощью жеста-номинатива, выполняемого от себя, глаголы в форме 2-го и 3-го лица передаются с помощью жеста-номинатива, направленного к себе.
- Модальность в жестовом языке выражается аналитически:
–утверждение (изъявительное наклонение) передается с помощью жеста-номинатива;
–для выражения повелительности (повелительное наклонение) изменяется характер движения: исполнение становится более резким, сопровождается «повелительной» мимикой (мимикой, сопровождающей устные приказы) и пантомимикой (значимыми телодвижениями, сопровождающими);
–желательность (условное наклонение) передается с помощью дактильного сочетания (сочетания двух дактилем, т. е. конфигураций пальцев и рук) -Б- + -Ы- и соответствующей мимики и пантомимики.
- Категория падежа в РЖЯ отсутствует.
- Категория рода, как правило, не выражается, однако у жестов-местоимений может быть выражена добавлением жестов ДЕВОЧКА, МАЛЬЧИК.
- Как и в русском звучащем языке, жесты, аналогичные глаголам, выполняют в высказываниях РЖЯ функцию предиката.
Таким образом, совершенно очевидно, что РЖЯ содержит в себе большое число грамматических категорий, свойственных вербальным языкам, и устроен достаточно сложно, что не позволяет говорить о нём, как о простейшей знаковой системе, какой он воспринимался в XX веке.
Количество как исчисляемая категория: выражение в ВЯ и РЖЯ
Категория количества в языке в различных аспектах изучается на протяжении долгого времени. В качестве точного представления о современном понимании количества как языковой категории можно привести определение В. З. Панфилова: «Количественная определенность есть величина наличности чего-либо, которая в результате сравнения (включая счет, измерение, вычисление) может быть выражена приблизительно (в формулах со значениями „намного больше”, „больше”, „приблизительно равно”, „меньше”, „намного меньше”) или практически точно (в числах, равенствах)»30. Что следует из этого определения: точное измерение количества возможно не всегда — это связано с тем, что естественный язык оперирует не конкретными цифрами и математическими формулами, а миром предметов, событий, абстракций и идей. В этот момент, по выражению Н. Д. Арутюновой, «система точных измерений расшатывается»31.
Когда речь заходит о количественном значении в языке, первое, на что следует обратить внимание, — число как грамматическая категория.
В связи с историческими трансформациями этой грамматической категории в русском языке необходимо учесть исследования, в которых эта проблема отражена системно и рассмотрена, в том числе, в семантическом аспекте. Так, в работах О. Ф. Жолобова, посвященных, прежде всего, двойственному и малому квантитативу32, 33, преобразование квантитативных конструкций рассматривается как один из источников грамматической синонимии в И. п. и В. п.
В ходе анализа исторических документов О. Ф. Жолобов приходит к следующему, весьма важному для нашей работы, выводу: «В течение XVII в. происходит утрата архаических систем с противопоставлением двойственного и малого квантитативов. В процесс генерализации был втянут также квантитатив половинного счета (типа полтретя воза). В итоге три древних квантитатива, слившись, образовали один малый квантитатив — морфолого-синтаксические единства типаполтора пуда, два двора, три аршина, четыре струга(а позднее и —четыре с половиной воза), которые обозначали малое или ограниченное множество». — Этот факт особенно интересен для сопоставления, так как существуют основания полагать, что за счет особенностей устройства жестового языка, двойственный и половинный квантитативы в нем сохранились (а вернее, реконструировались, ведь РЖЯ как система сформировался гораздо позже утраты двойственного числа в русском ВЯ). Так, например, жест МЫ, несущий кванторное значение «два человека», будет отличаться от жеста МЫ, несущего кванторное значение «несколько человек».
С точки зрения изучения количественного значения в языке, интерес представляют исследования Г. Ю. Смирновой, посвященные математическому знанию в русском языке. В своих работах она формулирует следующий тезис: «…математическое мышление — это отражение реальной действительности в категориях математики, которое на вербальном уровне выражается в использовании вне научного контекста»34, из которого выводятся все проявления математического знания в языке, к которому относятся и выражения количественного значения.
Что касается сугубо имени числительного как основной категории, выражающей количественное значение, то следует отметить, что «проблема определения объёма имени числительного как части речи разными учёными решаются по-разному»35 — например, порядковые числительные В. В. Виноградов, Л. В. Щерба, А. Е. Супрун, И. Г. Милославский, Ф. И. Буслаев, П. С. Кузнецов и др. относили к именам прилагательным, в то время как А. А. Шахматов, В. З. Панфилов, И. М. Багрянский, О. Ф. Жолобов — к именам числительным. По замечанию С. В. Поляковой, в русистике отсутствует также однозначная трактовка частеречной принадлежности дробных числительных, слов с неопределённо-количественным и неопределённо-порядковым значением, адвербиальных числительных, слов «тысяча», «миллион», «миллиард». Учитывая подобную неоднородность взглядов на имя числительное, которая накладывается на отсутствие единого мнения о применимости системы частеречной принадлежности к РЖЯ, было принято решение обращаться к количественному значению как к семантической категории, без формальной привязки к какой-либо части речи.
Одной из наиболее полно систематизирующих информацию о количественном значении в языке является работа И. Ю. Кузиной «Категория количества и ее выражение в языке (введение в проблематику)»36, в ней она, в числе прочего, затрагивает вопрос выведения единой типологии количества как системообразующей категории и пишет следующее: «В языкознании был предпринят ряд попыток таксономизации количества, однако все они базируются на различных критериях, а потому возникают объективные сложности при определении границ данной категории»37.
На основе работ Т. П. Ломтева38, А. А. Холодовича39, З. Я. Тураевой40, Б. Тошовича41, И. Ю. Кузина составляет следующий список признаков и отношений, лежащих в основе лингвистических описаний количества:
- единичность и множественность
- расчлененность и нерасчлененность
- кардинальность и ординальность
- суммарность и дистрибутивность
- определенность и неопределенность
- точность и приблизительность
- упорядоченность и неупорядоченность
- дискретность и непрерывность
- экстенсивность и интенсивность
- отношения «больше»-«меньше»
Относительно атрибутирующих элементов, присущих категории количества, И. Ю. Кузина формулирует следующее положение: «…количественный аспект картины мира эксплицируется в языке единицами разных уровней — от фонетического до синтаксического. Каждый языковой уровень порождает определенную категориальную систему и каждая из них по-своему соотносится с категорией количества». То есть, для каждого уровня языка существует свой инструментарий для определения наличия или отсутствия количественного значения. На фонетическом уровне таким инструментом становится просодия («дли-инный автомобиль»), на морфологическом — отдельные морфемы (много-, мало-, мульти-, крупно-, мелко- и т. д.), грамматические категории (число, лицо, время, вид, степень сравнения) и система частей речи. На лексико-семантическом уровне И. Ю. Кузина выделяет отдельные лексико-семантические группы, позволяющие определить квантитативность высказывания:
- лексика называния физических характеристик предметов реального мира, имена основных параметров (рост, длина, ширина, высота, толщина, вес, размер, объем, количество, влажность, громкость, температура, возраст и т. п.);
- искусственные сегментаторы (минута, час, год, месяц, метр, верста, гектар, литр, грамм, килограмм, шаг, палец, локоть, кулак, голова, щепотка, горсть, цистерна, мешок, бочка, бутылка, банка, чашка и т. п.);
- глагольная лексика измерения и счета (увеличить, уменьшить, измерить, вычислить, определить, суммировать, прибавить, отнять (вычесть), умножить, разделить, поделить, расширить, углубить, сузить, толстеть, худеть т. п.);
- свободные словосочетания и фразеологические сочетания слов с количественным значением (рота солдат, капля терпения, ростом под потолок, за два квартала, верста коломенская, высшая мера, пуд соли съесть).
Известно также, что эмпирическое познание через формирование количественных понятий было изучено ещё Жаном Пиаже в 1936 г. в работе «Генезис элементарных логических структур»42. Как считает Пиаже, слова типа «меньше», «больше», «мало», «много», «одинаково» и т. д., выражают в том числе и качественную оценку как термины количества, познанного эмпирическим путём.
Пиаже доказывает следующий тезис: для всех когнитивных комплексов приблизительно-оценочного характера первостепенна опора на глобальное сравнение, которое будет основано на синкретном зрительном восприятии пространственных отношений, временных различиях, отношении содержащего и содержимого.
Основываясь на работах Пиаже, И. Н. Кузина замечает, что «оценка количества таким образом психологизируется, субъективируется и превращается в аксиологизацию; иными словами, практическое, донаучное сознание пользуется не столько точными цифровыми данными, сколько, в некотором роде, их оценочными аналогами»43.
Прежде, чем переходить к представлению того, каким образом ведется исследовательская работа в области РЖЯ, следует сказать о существующих подробных классификациях количественного значения в вербальном языке.
По классификации А. Н. Полянского44 выделяются значения единичности (грамматически — единственное число) и множества. Множество членится на определенное множество, которое отражает точное количество (четыре штуки) и неопределенное множество, которое объединяет несколько значений:
- нерасчлененное множество (горы, люди);
- неопределенное множество, дифференцирующееся ситуативно при помощи языковой меры (много, мало, немного);
- неопределенное множество, измеряемое единицами совокупности чего-либо (аудитория, табун, косяк, толпа);
- приблизительное множество (человек десять, около шестидесяти вагонов);
- неопределенное множество, имеющее верхний количественный предел (взвод, рота, класс).
Система Л. Д. Чесноковой45 так же содержит значения единичности (один, книга) и множества, но последнее в пределах общего значения членится на определенное множество (сорок, двойки), приблизительное множество (человек сорок) и неопределенное множество. Последнее разделяется на:
- неопределенное множество широкого диапазона (книги, столько);
- оценочное неопределенное множество (много, мало, большинство);
- неопределенное множество совокупности, среди которого выделяются:
а) собирательное множество (студенчество);
б) множество с нижним пределом (стадо, толпа);
в) множество с верхним пределом (полк, рота, класс);
г) метафорическое множество (море цветов).
После анализа предлагаемых классификаций семантики квантитатива в вербальном языке, было отмечено, что их объединяет четкое разделение значений единичности и множественности, а множественность на общем уровне делится на определенную и неопределенную. Этот подход к категоризации количественного значения был принят как основной в настоящем исследовании.
Возвращаясь к нашему материалу, следует отметить, что РЖЯ как некодифицированный и малоописанный естественный язык, в настоящий момент лежащий в поле именно «донаучного сознания» и включающий в себя изначально субъективные компоненты (речь идёт, о наличии, например, немануальной составляющей, которая строится на индивидуальной экспрессивности — мимики, интенсивности, чёткости жестикуляции — каждого отдельного носителя языка), представляется широким полем для изучения подобных приблизительно-оценочных категорий.
Уже отмечалось, что эти «приблизительно-оценочные категории» основаны на «синкретном зрительном восприятии» — следовательно, кажется логичным ожидать от них большей выраженности в языке, в котором зрительное восприятие становится одним из главных принципов функционирования языка как такового.
Изучая же количественную категорию на материале языка, в котором она отражена наиболее широко, мы имеем возможность более подробно описать её и исследовать в других языках на базе этого описания.
Давно отмечено, что в РЖЯ существуют группы жестов-числительных ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ, объединяющих парадигмы-подгруппы, в которых характером движения отличаются жесты, обозначающие различные величины (время, вес, стоимость и др.).
Указывается также и то, что особенностью русского жестового языка является наличие такого способа выражения количественных отношений в РЖЯ, как инкорпорация жеста, обозначающего количество (до пяти), в жест-номинатив, обозначающий имя существительное.
Уже существуют исследования46, посвященные квантитативности в РЖЯ, например, в статье «Способы выражения именной множественности в русском жестовом языке» С. И. Бурковой на материале корпусного исследования выводится следующая классификация множественности в РЖЯ47 (классификация далее — по тексту С. И. Бурковой):
1. Аддитивная множественность
Аддитивная (стандартная) множественность представляет собой референцию к состоящему из более чем одного элемента множеству однородных индивидуализированных экземпляров объекта, называемого именной основой48. В РЖЯ аддитивная множественность выражается как при помощи морфологических средств, так и лексически (супплетивизм основ).
Морфологическим способом выражения рассматриваемого значения в РЖЯ является редупликация, представляющая собой значимое повторение мануального жеста (т. е. жеста, исполняемого руками), его части и/или немануального показателя (мимики, движений головы или корпуса тела).
2. Собирательная и ассоциативная множественность
Значение собирательной множественности представляет собой указание на то, что множество объектов концептуализируется как недискретная однородная совокупность49.
Морфологическим способом выражения данного значения является модификация движения: жест исполняется с движением в горизонтальной плоскости по дуге: ДЕРЕВО (т/агс) 'лес'; КУСТ (т/агс) 'кустарник'; ТРИ (т/агс) 'трое'; ПЯТЬ (т/агс) 'пятеро' и др. Смещение по дуге возможно только для бесконтактных жестов, допускающих изменение локализации. В случае контактных жестов используется аналитическая конструкция — сочетание знаменательного жеста, обозначающего объект множества, и указательного жеста indx (вытянутый указательный палец), находящегося в постпозиции к знаменательному жесту и исполняемого с движением по дуге: ученый indx (m/arc) 'профессура'; агент indx (m/arc) 'агентство'.
3. Дистрибутивная множественность
Значение дистрибутивной именной множественности представляет собой указание на совокупность объектов, находящихся в разных точках пространства50. Данное значение регулярно кодируется в РЖЯ при помощи морфологических средств. При бесконтактных жестах используется сочетание редупликации со смещением жеста при каждом повторе в горизонтальной плоскости по дуге. При этом для двуручных жестов преимущественно используется простая редупликация, а для одноручных — двуручная сукцессивная редупликация, при которой жест, в словарной форме одноручный, исполняется двумя руками поочередно.
Данная классификация была задействована в процессе выборки и анализа материала из корпуса как подробно описывающая формальные выражения категории числа в РЖЯ.
Выводы из главы
- Школа отечественной жестовой лингвистики находится на этапе формирования: после снятия негласного запрета на изучение русского жестового языка, он прошёл стадию укрепления позиций в научной среде в качестве объекта дефектологического интереса и сейчас всё чаще привлекает внимание лингвистов, изучающих ВЯ.
- Большое количество исследований РЖЯ оказывается направлено на изучение грамматического и лексикографического аспекта, что связано с прагматическими задачами — работа с РЖЯ затруднена отсутствием полного описания грамматического строя языка и проблемами с его кодификацией.
- Очевидно, что необходимо провести полное лексикографическое описание РЖЯ. Это должно решить следующие актуальные вопросы:
- определение объема русского жестового языка;
- создание универсального видеословаря, содержащего материалы по сочетаемости и употреблению жестов;
- описание диалектов РЖЯ;
- систематизация материалов о явлении вариативности в русском жестовом языке;
- описание системных отношений в лексике РЖЯ;
- систематизация и обобщение материалов по словообразованию русского жестового языка;
- описание трудностей грамматических форм РЖЯ.
- Особый интерес у лингвистов вызывает проблема соотношения РЖЯ и ВЯ, в том числе в практическом аспекте — каким образом жестовый и вербальный язык взаимодействуют в процессе перекодировки.
- Изучение РЖЯ в строгом соответствии с категориальными признаками ВЯ, по мнению ряда ученых, принесет много пользы в познании самих вербальных языков, поскольку некоторые языковые категории и процессы выражены в ЖЯ более ярко и выпукло. По мнению, например, А. А. Кибрик«это позволяет обнаружить и изучить новые факты о звучащих языках»51, что кажется нам весомым аргументом к исследованию РЖЯ.
- В связи с тем, что в настоящем исследовании велась работа с лексико-семантическими категориями, фокус внимания сосредоточен на количестве как семантической, а не грамматической категории — это важно подчеркнуть, так как на протяжении всей работы ведется анализ семантической, а не грамматической составляющей. Грамматика РЖЯ сложный и малоразработанный вопрос, требующий отдельного пристального изучения, и затрагивать его в работе семасиологического характера представляется невозможным.
- Классификация, которая принята в данном исследовании, базируется на описанных выше работах Л. Д. Чесноковой и А. Н. Полянского. В связи с недостаточной описанностью материала, анализ которого проводится в исследовании, авторы не прибегают к подробной категоризации типов неопределенной множественности и работают с понятиями конкретного (единичность и определенная множественность) и неконкретного (неопределенная множественность) типов количественного значения. В практической части исследования внимание сосредоточено на определении способов выражения количественного значения, их систематизации и анализе.
Глава II. Количественная семантика и способы ее выражения в РЖЯ и ВЯ: сопоставительный анализ
Введение в анализ: методология, инструментарий, организация работы с материалом
Полем для практической работы стал корпус русского жестового языка, созданный на базе НГТУ — корпус был разработан группой исследователей (С.И. Буркова, Е. В. Филимонова, В. И. Киммельман, А. С. Пашков, О. А. Варинова, Д. А. Бородулина) в 2012 году на базе аннотированного корпуса текстов на русском жестовом языке, созданного в ходе выполнения работ по проекту «Корпусное исследование морфосинтаксиса и лексики русского жестового языка», поддержанному Российским фондом фундаментальных исследований.
Корпус содержит 175 текстов на РЖЯ (представлены видеофайлами, на которых записана речь информантов), каждый из которых сопровожден «транскрипцией» (описанием используемых носителем жестов, которые размечены на тайминговой линейке) и декодирующим текстом на русском вербальном языке. В корпусе представлены тексты различных речевых жанров и жанровых форм: монолог, диалог, спонтанный нарратив, пересказ, интервью, анкета. Следует заметить, что материал для корпуса был собран в период с 2011 по 2015 гг., из-за чего мы не можем говорить об абсолютно объективной синхронности данного среза, вследствие скорости, с которой происходят трансформационные процессы в жестовых языках, однако это не является существенной помехой для рассмотрения общеязыковых фактов на данном материале.
Над корпусом была проведена работа по отбору текстов, содержащих жестовые лексемы с количественным значением. Отбор происходил методом сплошной выборки, помимо основного условия (наличие жестовых лексем с количественным значением) важным критерием отбора материала стало отсутствие пропусков в расшифровке на вербальный язык. Без декодирования лингвистами, непосредственно взаимодействовавшими с корпусом, представляется невозможным определить значение нерасшифрованных лексем, и соответственно некорректно было бы говорить о нюансах семантических значений окружающих их лексем.
Таким образом, в исследование не удалось включить большинство записей, сделанных в Москве, и все включенные в выборку тексты (кроме текстов из карточек 51 и 52), представляют новосибирский диалект РЖЯ. В итоговую выборку вошло 52 текста с 367 вхождениями, которые представлены в Приложении.
Материалы в Приложении представлены системно, каждая попавшая в выборку запись оформлена в виде пронумерованной карточки. Каждая из карточек содержит:
- название видеофайла в корпусе;
- полную расшифровку видеофайла, сделанную на вербальном русском языке (жирным шрифтом в тексте выделены лексемы, эквивалентные жестовым лексемам с количественным значением);
- перечисление используемых информантом жестовых лексем с количественным значением.
Жестовые лексемы и выделенные (полужирным шрифтом) слова в расшифровках пронумерованы соответственно их использованию.
В исследовании принята следующая терминология: текстовые единицы, относящиеся к жестовым лексемам, обозначены аббревиатурой ЖЗК (жестовые знаки с количественным значением), а слова вербального языка — согласно традиционному членению лексических единиц: слова, идиомы. Это сделано для четкого разграничения жестовых и вербальных лексем как единиц языковой системы.
Единой общепринятой системы нотаций для жестов РЖЯ на данный момент нет. Наиболее разработанной является вариант американской системыSignWriting, созданный Л. С. Димскис, «в ее работах приводятся данные о 45 конфигурациях, более 70 характеристик места исполнения жеста и около 170 характеристик направления и качества движения»52. Исследователи (в частности, Т. П. Давиденко и А. А. Комарова) считают, что использование этой системы «довольно спорно при изучении жестового языка слышащими, и она не имеет значения для развития жестового общения самих глухих»53.
Из-за сложности и неочевидности этой системы нотаций, она используется в основном в исследованиях, связанных с компьютерной лингвистикой и составлением онлайн-словарей РЖЯ, во многих лингвистических исследованиях (например, в работах О. О. Корольковой, Т. П. Давиденко, Д. А. Заварицкого, В. И. Киммельмана и др.) используется упрощенная система записи жеста: лексема обозначается словом-эквивалентом вербального языка, которое передает основное значения жеста и записывается заглавными буквами.
Вслед за С. И. Бурковой, мы признаем, что «обозначения жестов при помощи эквивалентов звукового языка являются до некоторой степени условными: объем значения жеста и соответствующего слова, как правило, не полностью тождественны»54, однако именно эта упрощенная система используется в настоящем исследовании в связи с тем, что она:
- удобна для восприятия;
- используется в корпусе русского жестового языка, на материале которого выполнено исследование.
Как указано во введении, основными методами исследования являются лексико-семантический и лексико-семиотический для выявления квантитативности в конкретных лексемах и сопоставительный для анализа пар жестовых и вербальных лексем. Описательной части исследования посвящена первая глава работы, однако при непосредственном анализе необходимость обращаться к описательному методу также возникала.
Итоговый анализ обнаруженных в корпусе вхождений сводится к представлению и изучению следующих фактов: было / не было «количественное значение выражено в жесте», если было, то каким способом (аддитивным, ассоциативным, дистрибутивным), было / не было «количественное значение выражено в вербальном эквиваленте жеста»; а также к подытоживанию того, к каким выводам эти факты могут привести.
Из работ Г. Л. Зайцевой известно, что жест является основной семантической единицей жестового языка и «состоит из двух компонентов — конфигурации и движения, которое характеризуется локализацией в пространстве, направлением и качеством. Противопоставления, или оппозиции, компонентов жеста релевантны для выражения лексико-семантических и грамматических значений в РЖЯ»55. Следовательно, при работе с семантикой жеста, необходимо обращаться к формальным составляющим самого жеста, либо жестов, с которыми он находится в грамматической связи. Можно вывести следующие критерии определения наличия / отсутствия в жесте количественного значения:
- конфигурация жеста: гипотетически конфигурация (то, как сложена кисть руки) может эксплицитно выражать числовое значение в том случае, если происходит от жеста, представляющего число — например, конфигурации ОДИН, ТРИ, ДВЕСТИ, ЧЕТЫРЕСТА (см. табл.1);
- наличие / отсутствие инкорпорированного числа: частотные словосочетания с числовым значением могут сливаться в один жест, например, «два часа», «пять этажей»;
- наличие в семантическом поле жеста семы с количественным значением, возможность употребления жеста в конситуации, подразумевающей подсчет, перечисление чего-либо.
Таблица 1. Конфигурации РЖЯ, базирующиеся на числовом значении
Анализ описанного материала позволил разделить обнаруженные ЖЗК на две категории, каждая из которых описана во втором и третьем параграфах: случаи актуализации конкретного количественного значения — количественные и порядковые числительные, жесты ВПЕРВЫЕ, ДВАЖДЫ, ПЯТИЭТАЖНЫЙ и т. д., — и неконкретного — жесты МАЛО, МНОГО, НЕСКОЛЬКО, ВЕСЬ и т. д. В четвертом параграфе подводятся итоги проведенного анализа.
Лексика с конкретным типом количественного значения
В данный раздел вошла жестовая лексика, передающая значения (согласно описанным в первой главе классификациям) единичности («один глухой») и определенной множественности («двое мальчиков», «четвертый конкурс»).
Согласно работам Маджидова С. Р., «…выделение количественных значений осуществляется на основании степени познанности количества». Он опирается на тезис Е. В. Гулыги и Е. И. Шендельс о том, что «противопоставление определенного и неопределенного множества обусловлено разным характером охвата сознанием отражаемого содержания, т. е. разным характером осмысления объективных фактов»56. ЖЗК категории конкретного типа объединяет точность передаваемого количества, контексты и конситуации данного этого раздела предполагают недопустимость переносного значения, неточности, приблизительности, оторванности от материального мира — то есть, речь идет о максимальной степени познанности количества, на основании которой ЖЗК относятся к определенному количеству. Как правило, это строгое перечисление объектов («два мальчика») или характеристика («пятиэтажный дом», «третий мужчина»). Этот параграф посвящен изучению способов передачи конкретного количественного значения и анализу ЖЗК такого типа.
Вхождение из карточки № 2 представляет интерес для рассмотрения передачи значения единичности ЖЗК, относящимся к разряду безэквивалентной лексики РЖЯ. Текст карточки представляет собой контекст метаописания жеста — информант рассказывает, какие есть возможные употребления у жеста ОДИН РАЗ (см. табл. 2): «Жест „ОДИН.РАЗ“. Например. Я ездил в Америку…Однаждымне случилось съездить в Америку». В жесте отсутствует формально выраженное число: хотя конфигурация Х близка к конфигурации СТО (отличие в степени загнутости указательного пальца), они различны; также жест не содержит обычного для ЖЗК (ВПЕРВЫЕ, ВТОРОЙ, ТРИ ЧАСА) движения по дуге или по окружности, однако семантика жеста несет в себе ярко выраженное количественное значение, о чем свидетельствует метаописание. Жест является маркером события, которое произошло один раз — «Мнеоднаждыслучалось пробовать суши. <…> Значение жеста — я сделал то, чего раньше никогда не делал. Например, они иногда ездят, например, в Америку, а мне никогда не случалось побывать там. И вот я съездил, побывал там».
В тексте на вербальном языке жесту подобран эквивалент «однажды» — эквивалент содержит количественное значение на формальном уровне и (по данным МАС) лишен черт идиоматичности57:
- Один раз.
—Женщина истинно любит только однажды.И. Гончаров, Обломов.
- Как-то раз, когда-то.
Однажды, в студеную зимнюю пору, я из лесу вышел. Н. Некрасов, Крестьянские дети.
На данном примере можно увидеть, как при несовпадении в уровне формальной выраженности количественного значения ЖЗК и его вербальный эквивалент могут полностью совпадать в семантике.
Таблица 2. ЖЗК ОДИН РАЗ
Как правило (26 вхождений), единичность в материале передается при помощи лексемы ОДИН (см. конфигурацию ОДИН в табл. 1, а также табл. 4). Данный ЖЗК трансформируется и дополняется различными движениями, в зависимости от необходимой семантики (движение по дуге, закодированное какORD, например, создает значение ‘первый‘). Эквивалентами на вербальном языке являются слова «один», «впервые», «раз», «первый» — каждое из них содержит сему однократности и уникальности действия или объекта.
Лексику данной категории, относящуюся к типу определенной множественности, хорошо презентует карточка № 6. Текст на РЖЯ содержит ряд ЖЗК, передающих конкретное количественное значение. К ним подобраны следующие эквиваленты на русском вербальном языке (слова и словосочетания): «пятиэтажный», «шестнадцать», «девятнадцать», «двадцать один», «два-три года», «пол-уха», «на четвертом этаже».
Каждый из ЖЗК содержит в себе формальное выражение числа: ШЕСТНАДЦАТЬ, ДЕВЯТНАДЦАТЬ, ДВАДЦАТЬ ОДИН включают в себя конфигурации (соответственно) «ОДИН+ПЯТЬ», «ЧЕТЫРЕ+ПЯТЬ», «ДВА+ОДИН» и движение, подключающее к определению числа его разрядность; жесты ПЯТИЭТАЖНЫЙ и ЧЕТЫРЁХЭТАЖНЫЙ построены на принципе инкорпорации числа в жест, конфигурации ПЯТЬ и ЧЕТЫРЕ, а направление движения заимствуется из жеста ЭТАЖ; ЖЗК «ДВА-ТРИ ГОДА» передающий значение ‘от двух до трех лет’ также выглядит как слитный жест с инкорпорированным числом (конфигурации ДВА и ТРИ, движение от укороченного жеста ГОД).
ЖЗК, эквивалентный слову «пол-уха», представляет интерес для описания данной категории в связи со способом выражения — информант при передаче значения ‘пол-уха’ подключает пантонимическое мышление и взаимодействие с окружающим миром.
В контексте («Обычная, не наглая [собака]. Люди смотрят: страшная. Ухо одно отрезано. Вот так:пол-ухаотрезано») речь идет о половине собачьего уха и в речи информант сначала передает этот смысл через жест ПОЛОВИНА и жест, имитирующий собачьи уши, а затем обращается к сидящей рядом собаке, вовлекая ее в акт построения нарратива и производя жест ПОЛОВИНА не на вспомогательной ладони (левой), а на настоящем собачьем ухе (см. табл. 3). Этот речевой факт подчеркивает конкретность, с которой работает данный тип количественной лексики.
Таблица 3. ЖЗК ПОЛ-УХА
В ВЯ слово «половина» многозначно и имеет следующие значения58:
- Одна из двух равных, вместе составляющих целое, частей чего-л. /Половина дома;
- I. Середина какого-л. расстояния или отрезка времени /Была уже половина жаркого лета, а Сергей Иванович только теперь собрался выехать из Москвы.
II. Момент времени, соответствующий середине данного часа. /Обедать в половине пятого.
- Отдельная часть какого-л. помещения (преимущественно жилого) /Дверь из хозяйской половины отворилась, и оттуда появилась Агафья Матвеевна.
- дражайшая половина
- моя (твоя и т. д.) половинашутл. о жене или о муже
- середина на половину
- середка на половине
Как видим, помимо нескольких прямых значений, содержащих семантику измерения чего-либо (предметов, времени, пространства), в ВЯ у слова «половина» присутствуют значения, помеченные как фразеологические — в РЖЯ предпосылки для подобного значения отсутствуют, и в подобных контекстах жест ПОЛОВИНА в корпусе не встречается. Этот пример наглядно демонстрирует, что семантическое ядро данных жестов составляет исключительно количественное значение.
В большом количестве ЖЗК этой категории представлены в карточке № 27 (см. табл. 4). Из всех вхождений к данному типу относятся ЖЗК ДЕСЯТЬ: ORD, ДЕСЯТЬ, ДВУХЭТАЖНЫЙ, ОДИН, ПОСЛЕДНИЙ. Перечисленные ЖЗК (за исключением ДЕСЯТЬ и ДЕСЯТЬ: ORD) содержат количественное значение на формальном уровне: числовые конфигурации указывают на количественную семантику. Так, жест ЭТАЖ, выполняемый с конфигурацией ДВА вместо стандартной для него конфигурации Э, в тексте трансформируется в ЖЗК ДВУХЭТАЖНЫЙ (Школадвухэтажная, угловая), что мы уже наблюдали при работе с карточкой № 6, либо ВТОРОЙ ЭТАЖ (Навтором этажеобщежитие). Это демонстрирует возможность при помощи инкорпорации числа описать как порядковость, так и признаковость объекта.
Таблица 4. ЖЗК в карточке № 27
Жест ПОСЛЕДНИЙ, выполняемый при помощи конфигурации ОДИН, указывает на единичность описываемого объекта. Всего в выборке данный ЖЗК встречается 3 раза, в каждом случае к нему подобран один вербальный эквивалент: «Въехал [туда]последний[человек]», «В душе осталсяпоследнийпарень», «…у него три ящика, он выдвинулпоследний…».
Инструменты выражения данного типа количественного значения соответствуют аддитивному и собирательному типу множественности, о которых говорит С. И. Буркова59:
- аналитический способ (аддитивный): использование лексем, которые можно отнести к именам числительным (ЖЗК для слов и словосочетаний «два мужчины», «три памперса», «двадцать копеек» и др.);
- синтетический способ (аддитивный): инкорпорация числа в жест и его трансформация — жест с числовой конфигурацией используется вместо исходного жеста (ЖЗК для слов и словосочетаний «два года», «трехэтажный дом», «три месяца» и др.);
- синтетический способ (собирательный): инкорпорация числа в жест и его трансформация — жест с числовой конфигурацией (табл. 1) исполняется с движением в горизонтальной плоскости по дуге (ЖЗК для слов и словосочетаний «вдвоем», «трое человек», «двое мужчин» и др.).
Анализ лексем этой категории выявляет следующие факты о количественном значении в РЖЯ:
- Жесты с конкретным количественным значением, как правило, содержат формальное числовое выражение (конфигурация, инкорпорация числа);
- Семантика жестов с конкретным количественным значением ограничена числом;
- Необходимость в выражении количественного значения может побуждать носителя РЖЯ взаимодействовать с пространством и окружением.
На основе проанализированного материала, можно предположить, что ошибочная или неточная интерпретация переводчиком жеста, выражающего прямой тип количественного значения, представляется маловероятной. Мысль о том, что данный тип наиболее легок в перекодировке на вербальный язык, основывается на том факте, что в данной выборке фразы с вербальными эквивалентами таких лексем не нарушают логику повествования и не конфликтуют с нормами русского литературного языка.
Каковы возможные причины такого «полного согласия»? Очевидно, это связано прежде всего с материальностью отображенных в этих контекстах событий, предметов, явлений и т. д. Т.е.большая часть текстов в выборке основывается на ситуациях, отображающих реальный мир, и лексемы, попавшие в данную категорию, предметно референтны, они точно отражают количество объектов, участвующих в ситуации — соответственно, язык, как вербальный, так и жестовый, работая с такими конкретными контекстами, не обнаруживает в себе конфликтов, неточностей и лакун. Из этих сугубо лингвистических наблюдений следует вывод ментального свойства: люди, отображающие окружающий мир языками разной кодовой природы, обладают абсолютно тождественными когнитивными механизмами при передаче предметных количественных величин.
Лексика с неконкретным типом количественного значения
В данный раздел вошла лексика, передающая значения неопределенной множественности («куча еды», «все конфеты», «несколько случаев»).
Е. В. Дубровина определяет эту категорию как «недискретное количество». Она пишет об этом следующее: «Недискретное количество, или иначе величину, в отличие от дискретного нельзя посчитать. Субкатегория величины характеризует наше отношение, оценку тех или иных качественных признаков действия. Некоторые из них поддаются измерению (температура, вес, другие физические величины), и тогда мы говорим о мере. А некоторые можно только оценить, опираясь на общепринятые идеалы и представления о мире, в этом случае мы говорим о степени проявления качества того или иного действия. Но и мера и степень опираются на сравнение конкретно взятого действия с неким эталоном, нейтральной точкой, исполняющей роль нуля на мысленной шкале»60.
Несмотря на терминологическое несовпадение (в связи с тем, что данное исследование базируется на работах А. Н. Полянского и Л. Д. Чесноковой, в которых исследователи оперируют понятием «конкретного»), такое определение, на наш взгляд, достаточно четко описывает принцип определения неконкретного типа количественного значения. Важнейшие характеристики «недискретного количества», отмеченные в данном определении и существенные для нашего исследования, таковы: 1) субъективность, 2) оценочность, 3) принадлежность описываемого признака к шкале, на которой возможно расположить объект, соотнеся его с другими объектами (например, «мало ― много»).
О таких шкалах пишет, например, С. Р. Маджидов: «Ряд количественных значений выделяется на основе оценочной шкалы норм, которая в общем виде может быть представлена как ось, на которой есть участки “меньше нормы”, “норма”, “больше нормы”. В связи с этой шкалой в семантической сфере количества исследователи выделяют такие значения, как оценочное неопределенное множество (много, мало), норма (в меру, достаточно), избыточная мера (много, с избытком), недостаточная мера (мало, недостаточно), полная мера (вдоволь, вволю), предельная мера (максимум, предельное количество, минимальное число)»61. Семантику ЖЗК, относимых к данной категории, объединяет неконкретность, отсутствие привязки к точному количеству описываемых объектов.
Во втором параграфе этой главы, а также в первой главе настоящей работы, было отмечено, что для определения присутствия в жесте конкретного количественного значения необходимо проанализировать формальную составляющую жеста. Выяснилось, что как правило, в нем будет видна инкорпорация числа через конфигурацию.
Возникает закономерный вопрос: проявляется ли значение на формальном уровне ЖЗК неконкретное количественное, и если да, то каким образом это происходит? — Если же нет, то каким образом в этом случае определить наличие или отсутствие количественного значения в жесте?
Этот параграф посвящен разбору способов выражения неконкретного количественного значения и анализу ЖЗК с неконкретным количественным значением.
В карточке № 1 представлено метаописание ЖЗК МНОГО РАЗ (см. табл. 6): «О жесте „МНОГО.РАЗ”, его значение… Ямного разэто делал. Ямного разпосещал, мнемного раздоводилось это делать». ЖЗК используется для описания многократно повторенного действия. На вербальном языке к этому ЖЗК подобраны эквиваленты «много раз» («…много раздоводилось это делать») и «тысячу раз» («Ятысячу разсобирал грибы»). МАС дает следующие значения слова «тысяча»62:
- числ. колич. I.Число 1000.
II. Количество 1000.Это большой, красивый город. В нем живет тысяч тридцать европейцев и тысяч пятьсот китайцев. Гарин-Михайловский, По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову.
2.I. обычно мн. ч. (тысячи, -сяч). Огромное количество, множество кого-, чего-л. Посередине комнаты стоял громадный письменный стол, заваленный книгами, планами и тысячью дорогих безделушек. Мамин-Сибиряк, Горное гнездо.
II. разг. Большие деньги, состояние.[Марфа Тимофеевна] при самых скудных средствах держалась так, как будто за ней водились тысячи.Тургенев, Дворянское гнездо.
- ист. Ополчение в древней Руси, делившееся на сотни.
Мы видим, что такое употребление слова «тысяча» соответствует второму словарному определению, т. е. «тысяча» здесь не конкретное число, а некоторое большое количество чего-либо. Таким образом, семантика вербальных эквивалентов соответствует описанию семантики ЖЗК, данному информантом.
Перейдем к разбору формальной составляющей ЖЗК. Жестне содержит явного инкорпорированного числа (несмотря на то, что в начале жеста участвует конфигурация ПЯТЬ), но представляет собой сращение жестов ВСЕ (‘совокупность предметов или явлений’), от которого заимствуется конфигурация, локализация и направление движения жеста, и жеста ЕСТЬ (‘присутствует’), от которого заимствуется присутствие вспомогательной руки и локализация окончания жеста (на ладони). Этот пример позволяет говорить о возможности средствами РЖЯ имплицировать через форму жеста семантику неконкретного количества так же, как и семантику конкретного количества.
Таблица 6. ЖЗК МНОГО РАЗ
Помимо сращения жестов, при анализе был обнаружен частотный метод редупликации жестов: С. И. Буркова выделяет простую и симультанную редупликацию63.
Простая редупликация представляет собой повтор одного и того же жеста без видоизменений и может выполняться одной рукой (в случае, если жест одноручный). Симультанная редупликация включает пантонимическую составляющую: при помощи повтора образуется симуляция объектов или производимых действий, с помощью которой в жест вносится семантика множественности или многократности.
Для наглядности обратимся к таблице 7: ЖЗК для словосочетания «много людей» представляет собой пример простой редупликации — жест ЧЕЛОВЕК повторяется несколько раз без изменений; ЖЗК для словосочетания «везде окна» представляет собой пример симультанной редупликации — жест ОКНО выполняется двумя руками, движение симулирует расположение окон на стенах высотного дома.
Таблица 7. Простая и симультанная редупликация.
Одним из примеров симультанной редупликации может послужить ЖЗК ГРУППА (карточки № 19, № 27, № 29, № 41). Если обратиться к таблице 8, можно проследить, как редупликация ЖЗК может видоизменяться в зависимости от контекста.
В нейтральном контексте, описывающем факт существования группы, жест исполняется двукратным повторением одного движения (простая редупликация), но как только в контексте возникает некое действие (разговор, поездка, сидение вокруг костра), в жест вносятся симультанные элементы.
В контексте разговора («Другойгруппой, все глухие, болтаем о всякой чепухе») это перемещение жеста из нейтрального пространства ко рту, в контексте посиделок у костра («Разожгли костер рядом с палаткой, сели вокруггруппой, сидят») — изменение конфигурации на количественную, Контекст поездки («Мы с одноклассниками приехалигруппой, человек шесть») демонстрирует не редупликацию, а сращение, о котором говорилось выше: информант заимствует локализацию и тип движения у жеста ПРИЕХАТЬ, включая их в жест ГРУППА, таким образом одним знаком номинируя одновременно объекты, их количество и их действие.
Таблица 8. Варианты ЖЗК ГРУППА
Синкретизм жестовой единицы — одна из важнейших характеристик лексической системы ЖЯ вообще и РЖЯ в частности. Любопытно, что синкретизм количества и качества, пространства и количества как семантических и мировоззренческих категорий, имеющих непосредственное выражение в грамматических формах вербального языка, имеет довольно обширную исследовательскую литературу64.
Ученые, например, отмечают, что семантический синкретизм — факт естественного языка, представляющий собой такой речемыслительный механизм, который, с одной стороны, характеризует нерасчлененность («цельность») взгляда на окружающий мир, свойственный архаическому мировоззрению, с другой, — является конституирующей формой мироотражения в устной коммуникации. Из этого можно вывести предположение о близости вербальной коммуникации, склонной к лаконизму и синтетизму в отображении действительности, с жестовым языком, имеющим такие же свойства — этим подтверждается принадлежность вербальных языков и жестовых языков к одной категории знаковых систем, различие которых заключается в способе кодирования, а не в потенциале.
Еще один пример симультанной редупликации представляет собой ЖЗК ТОЛПА (см. табл. 4), встречающийся в карточках № 27, № 40, № 43. Контексты («Толпойобошли вокруг и остановились», «Обернулась:толпасобак, и она еще увеличивается») указывают на то, что чем большее количество объектов подразумевается информантом, тем вероятнее возникновение симультанной редупликации: жест меняет свою локализацию и приобретает направление движения (изначально будучи локализованным статично), повторяясь два либо три раза.
Также при анализе обнаружилось, что симультанность может стать признаком количественного значения и не будучи включенной в акт редупликации. Когда нарратив включает в себя некое множество материальных объектов, точное количество которых информант назвать не может, он использует жестовые знаки, симультанно передающие визуальные и физические характеристики множества. Таким ЖЗК, например, стал жест КУЧА, который в каждом обнаруженном вхождении (всего 9 вхождений) представляет собой совокупность нейтрально исполненного жеста КУЧА и симультанного жеста, изображающего описывающий объект. Пример приведен в таблице 9. Контекст следующий: «Да можновсеконфеты себе высыпать с подноса и есть». Слово «все» в данном контексте является вербальным эквивалентом ЖЗК КУЧА, который на РЖЯ передает значение ‘множество конфет, находящееся на подносе’. Симультанность также прослеживается в ЖЗК для передачи смыслов ‘с обеих сторон’ (карточка № 4), ‘много двухэтажных кроватей’ (карточка № 35), ‘два высоких дома’ (карточка № 52) и др.
Таблица 9. ЖЗК КУЧА
Последним обнаруженным способом передачи количественного значения — строго аналитический способ при помощи семантически нагруженных маркеров количества МАЛО, МНОГО, ВЕСЬ.
Иными словами, ЖЗК в таком случае формируется из сочетания жеста-маркера и жеста-номинатива: «Хотела найти работу по специальности, но нет –денег малополучается» (МАЛО+ДЕНЬГИ), «Быломного заданийпо рисованию, мне нравилось» (МНОГО+ЗАДАНИЕ), «Зачемвесь хлебукрали и съели?» (ВЕСЬ+ХЛЕБ). Можно предположить, что в них присутствует формально выраженное количество в связи с тем, что в структуре жестов МНОГО и ВЕСЬ есть числовая конфигурация, а жест МАЛО симультанным способом передает значение ‘малое количество чего-либо’ — однако объективно говорить о формальной выраженности в этих жестах количества невозможно.
Можно предположить, что жест МНОГО является аналитическим визуальным вариантом для того, что в вербальном языке является флексией, указывающей на грамматическое число: в ходе анализа материала было обнаружено, что связки «МНОГО+ЧЕЛОВЕК», «МНОГО+ДОМ», «МНОГО+ГОД» с одинаковой частотностью в вербальной расшифровке выглядят как «много людей», «много домов», «много лет» и как «люди», «дома», «годы».
Таблица 10. Жесты-маркеры неконкретного количества
Инструменты выражения данного типа количественного значения соответствуют аддитивному, ассоциативному и дистрибутивному типу множественности:
- аналитический способ (аддитивный): связка объекта с жестом-маркером количества (напр. МАЛО ДЕНЕГ);
- синтетический способ (аддитивный): простая и двуручная симультанная редупликация — жест редуплицируется различными методами, в зависимости от его начальной формы (напр. МНОГО ЛЮДЕЙ);
- синтетический способ (ассоциативный): симультанные жесты — жест формируется исходя из материальной формы описываемого объекта (напр. КУЧА);
- синтетический способ (дистрибутивный): сращение жеста-номинатива и жеста-дескриптива (напр. ГРУППА[приехала]).
В результате анализа можно выдвинуть предположение, что перекодировка лексем, передающих неконкретное количественное значение, гораздо вариативнее, чем лексем с конкретным количественным значением. Носитель языка при импликации семантики множества в речь, не располагая точными данными, неосознанно пользуется шкалами, о которых пишет С. Р. Маджидов. Носитель располагает объект на шкале, соотнося его с общепринятыми мерами и неким объектом, находящемся на «точке отсчета» — и при перекодировке этого расположения могут возникать расхождения. Разумеется, этот вывод ожидаем, но он требовал подтверждения на материале РЖЯ как языка, существенно отличающегося от любого вербального языка.
Выводы
Всего в материале было выявлено 249 (68% от общего числа ЖЗК) вхождений, представляющих собой ЖЗК с конкретным (определенным, дискретным)типом количественного значения, 114 вхождений, представляющих собой ЖЗК с неконкретным (неопределенным, недискретным)типом количественного значения.
Было обнаружено 4 вхождения, которые не удалось определить к тому или иному типу количественного значения: это жест БЫТЬ: PRES (см. табл. 11), точнейшим вербальным эквивалентом для него является глагол «есть» в значении ‘существует’. Проблема заключается в том, что несмотря на явное наличие неконкретной множественности, в том числе, на формальном уровне, жест ведет себя как глагол-связка (коей по сути и является) и в ходе анализа не удалось определиться, можно ли относительно такого жеста говорить о выражении количественного значения самого по себе и не является ли это грамматическим множественным числом.
Таблица 11. Жест БЫТЬ: PRES
Несмотря на наличие подобной погрешности, при анализе удалось охватить максимально возможное на настоящий момент количество ЖЗК, представленных в материале корпуса РЖЯ. На основе результатов анализа можно сформулировать следующие выводы исследования:
- ЖЗК с конкретным (определенным, дискретным) типом количественного значения преобладают над ЖЗК с неконкретным (неопределенным, недискретным). Разумеется, ограниченность и специфичность материала не позволяют делать широких обобщений, однако этот факт подтверждает идею о конкретности и «материальности» РЖЯ (и жестовых языков вообще), высказываемую многими лингвистами;
- Формальное выражение квантитативности в РЖЯ возможно как в ЖЗК с конкретным, так и в ЖЗК с неконкретным количественным значением. В обеих категориях есть аналитические и синтетические способы выражения значения.
- Инструментарий РЖЯ включает множество механик для выражения квантитативности, симультанность и работа с пространством являются составляющей ЖЯ и не равны интуитивному языку жестов слышащих.
- В РЖЯ наблюдаются две разнонаправленные тенденции в выражении количества — с одной стороны, отмеченный синкретизм (синтетизм), с другой — дискретный способ (аналитизм). Основываясь на этом факте, можно вывести предположение о соотносимости ЖЯ с ВЯ в части способа существования, а именно: визуальный жестовый язык, с одной стороны, тяготеет к письменной форме языкового выражения (отсюда дискретность, аналитизм), с другой стороны — в силу ограниченности (по крайней мере, в синхронном срезе) лексического инструментария в сравнении с лексическими возможностями ВЯ — склонен к синкретизму, спаянности ряда элементов, соответствующих ВЯ, в один.
- При переводе из одной знаковой системы в другую (например, с жестового языка на вербальный) специалистам следует особое внимание уделять знакам, содержащим количественное значение неконкретного типа, в связи с заведомой субъективностью, сопутствующей процессу его кодировки.
Заключение
Русский жестовый язык, будучи перспективной, но малоизученной областью научного знания, представляет собой широкое поле для лингвистических исследований. Представленные в первой главе научные данные подтверждают сложность грамматического устройстваРЖЯ, которая не позволяет воспринимать его как простейшую знаковую систему. Несмотря на обусловленное социальными причинами стремление части сообщества носителей РЖЯ полностью отделить РЖЯ от ВРЯ, настоящее исследование демонстрирует необходимость проводить компаративный анализ жестовых и вербальных языков, так как итоги такого анализа помогают систематизировать имеющиеся факты и обнаружить неизвестные ранее.
Опираясь на результаты проведенного анализа корпуса текстов на РЖЯ и ВРЯ, можно сформулировать следующие тезисы о количественном значении как семантической категории и способах его выражения:
- Семантика количества в вербальном языке может проявляться на любом уровне, начиная с фонетического (например, просодические явления — «большо-ой дом»), что свидетельствует об универсальной природе квантитатива и высокой потребности носителей языка в его использовании;
- Как в вербальном, так и в жестовом языке, количественное значение включает в себя конкретное (дискретное) выражение («два человека», «четырнадцатое февраля») и неконкретное (недискретное) выражение («группа глухих», «немного денег»). Исследователи выделяют также значение единичности, которое в проведенном анализе рассматривается как разновидность конкретного количественного значения;
- Способы выражения количественного значения в РЖЯ представлены как аналитическими механиками (использование жеста-связки, построение линейной последовательности жестов), так и синтетическими (инкорпорация числа в жест, сращение жестов, симультанные техники исполнения жеста). Корреляции и взаимосвязи между типом количественного значения и синкретизмом\аналитизмом при его выражении не выявлено. Выдвинуто предположение о том, что в некоторых случаях синкретизм и симультанность в РЖЯ возникают в силу ограниченности лексического инструментария РЖЯ (что обусловлено малым возрастом языка и недостаточной инклюзией носителей РЖЯ в общество);
- При этом симультанность также является полноценным способом речепроизводства в РЖЯ, встраивающимся в формальный синтаксис языка, что было подтверждено в процессе анализа;
- Несмотря на разницу в способах выражения квантитатива, анализ корпуса РЖЯ подтверждает присутствие всех основных типов количественного значения из вербальных языков в жестовом. Это свидетельствует в пользу утверждения равнозначности жестовых и вербальных языков как естественных знаковых систем;
- В материалах корпуса преобладают жестовые лексемы с количественным значением конкретного типа (68% от общего числа проанализированных лексем). Данный корпус содержит в себе количество текстов (175), недостаточное для выведения статистических данных, однако отталкиваясь от него, можно выдвинуть гипотезу о преобладании конкретного квантитатива в РЖЯ для проверки в дальнейших исследованиях. Проверка этой гипотезы позволит предметно говорить о конкретности РЖЯ как одном из основополагающих принципах, который сейчас в специальной литературе выдвигается лишь как предположение, или напротив, опровергнет этот тезис.
Таким образом, был проведен подробный анализ текстов из корпуса РЖЯ, с целью разобраться в специфике проявления количественного значения в жестовом языке в сравнении с вербальным. Были обнаружены и систематизированы способы выражения количественного значения в РЖЯ, классификация подробно проиллюстрирована примерами из корпуса. Разумеется, настоящее исследование лишь часть предстоящей работы, которую необходимо проделать для того, чтобы выявить все особенности проявления данной семантической категории в языке. В исследовании были обозначены вопросы, требующие дальнейшей разработки, которую планируется продолжать — сам принцип, по которому проводится классификация КЗ в РЖЯ требует проверки на более широком материале и уточнения границ, в которых он совпадает с ВЯ (например, необходимо провести разработку типов недискретной множественности, аналогичную описанной системе вербального языка).
Однако уже на данном этапе исследование представляет интерес и практическую пользу для педагогов, переводчиков и популяризаторов РЖЯ — семантика жестового знака в жестовом языке глухих сложная и недостаточно изученная область лингвистического знания, ее разработка методами корпусного исследования влечет за собой качественную разработку методик преподавания жестового языка и перевода с вербального языка на жестовый (а также обратного).
Список литературы
Источник
- Корпус русского жестового языка / Руководитель проекта С. И. Буркова. Новосибирск, 2012–2015. Режим доступа: http://rsl.nstu.ru/ (дата обращения: 19.05.2020).
Литература
- Арутюнова, Н. Д.Проблема числа // Логический анализ языка. Квантитативный аспект языка. М.: Индрик, 2005. С. 6–21.
- Архангельская А. С.Будущее за синкретизмом? (К вопросу о стиле мышления) // Ученые записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. Симферополь: ТНУ им. В. И. Вернадского, 2011. Т. 24. № 2 (63). С. 3―11.
- Блинова О. И.Проект «Словаря русских старожильческих говоров Среднего Приобья» // Вестник ТГУ. Филология. Новосибирск: ТГУ, 2014. № 4 (30). С. 17–26.
- Бондарко А. В.Основы функциональной грамматики: языковая интепретация и идеи времени. Спб.: СПбГУ, 1999. 257 с.
- Бородулина Д. А. Средства выражения модальности возможности и необходимости в русском жестовом языке глухих // Материалы XLIX Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс». Языкознание. Новосибирск, 16–20 апреля 2011 г. Новосибирск: НГУ, 2011. с. 92–94.
- Буркова С. И.Способы выражения именной множественности в русском жестовом языке // Сибирский филологический журнал. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 2015. № 2. С. 174–184.
- Буркова С. И., Варинова О. А.К вопросу о территориальном и социальном варьировании русского жестового языка // Русский жестовый язык: Первая лингвистическая конференция / Под ред. О. В. Фёдоровой. М., 2012. C. 128–143.
- Бычкова П. А., Рахилина Е. В., Слепак Е. А.Дискурсивные формулы, полисемия и жестовое маркирование // Труды Института русского языка им. В. В. Виноградова. 2019. № 21. С. 256–284.
- Высоцкая И. В.Синкретизм в системе частей речи современного русского языка. М.: МГПИ, 2006. 304 с.
- Гейльман И. Ф.Специфические средства общения глухих: дактилология и мимика: в 5 частях. Л.: ЛВЦ ВОГ, 1975-1979. Ч. 1. С. 24.
- Гришина Е. А.Русская жестикуляция с лингвистической точки зрения. Корпусные исследования.М.: ЯСК, 2017.
- Гулыга Е. В., Шендельс Е. И.Грамматико-лексические поля в современном немецком языке. М.: Просвещение, 1969.
- Давиденко Т. П., Комарова А. А.Краткий очерк по лингвистике русского жестового языка // Современные аспекты жестового языка. М.: ВОГ, 2006. С. 31–34.
- Давиденко Т. П., Комарова А. А.Краткий очерк по лингвистике русского жестового языка // Современные аспекты жестового языка. М.: ВОГ, 2006. С. 31–34.
- Даниэль М. А.Периферийные значения категории числа // Мишарский диалект татарского языка: Очерки по синтаксису и семантике / под ред. Е. А. Лютиковой, К. И. Казенина, В. Д. Соловьева, С. Г. Татевосова. Казань: Магариф, 2007. С. 286.
- Димскис Л. С.Изучаем жестовый язык. М.: Академия, 2002. 128 с.
- Дубровина Е. В.Выражение недискретного количества глагольными формами в русском языке // Вестник ТГУ. Томск: ТГУ, 2007. № 11. С. 157.
- Есипова М. В.Синтаксическая модель вопросительных предложений в российском жестовом языке // Вестник Московского университета. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. М.: МГУ, 2014. № 2. С. 148—158.
- Жолобов О. Ф.К истории малого квантитатива и форм множественного числа на -á // Вестник ВолГУ. Серия 2: Языкознание. Волгоград: ВолГУ, 2003. № 3. С. 15–24.
- Жолобов О. Ф.Символика и историческая динамика славянского двойственного числа / Beitrage zur Slavistik. Bd. 35. Frankfurt am Main usw, 1998. C. 196.
- Зайцева Г. Л., Давиденко Т. П.Отрицание в лингвистической структуре РЖЯ // Зайцева Г. Л. Жест и слово: научные и методические статьи М., 2006. с. 62–72.
- Зайцева Г. Л.Жестовая речь: дактилология: учебник для студентов высших учебных заведений. М.: ВЛАДОС, 2000. 192 с.
- Зайцева Г. Л.Инфлексия как средство смыслообразования в разговорном жестовом языке глухих // Экспериментальные методы в психолингвистике / под ред. Р. М. Фрумкиной. М.: Институт языкознания АН СССР, 1987.
- Зайцева Г. Л., Фрумкина Р. М.Психолингвистические аспекты изучения жестового языка // Дефектология. М.: Институт языкознания АН СССР, 1981. № 1. С. 14–21
- Захарова Л. И.Об антиномиях и синкретизме русского языкового сознания (на примере концепта «радость») // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Русский и иностранные языки и методика их преподавания. М.: РГГУ, 2009. № 3. С. 57―63
- Карпов А. А.Компьютерный анализ и синтез русского жестового языка // Вопросы языкознания. М.: Институт языкознания РАН, 2011. № 6. С. 41-53.
- Кибрик А. А.О важности лингвистического изучения русского жестового языка // Русский жестовый язык: Первая лингвистическая конференция / под ред. О. В. Фёдоровой. М., 2012. С. 5–13.
- Кибрик А. А., Прозорова Е. В.Референциальный выбор в русском жестовом языке // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Материалы ежегодной Международной конференции «Диалог 2007». Под ред. Л. Л. Иомдина, Н. И. Лауфер, А. С. Нариньяни, В. П. Селегея. М.: РГГУ, 2007. с. 220–230.
- Киммельман В. И., Христофорова Е. А.Цитационные конструкции в русском жестовом языке: корпусное исследование // Acta Linguistica Petropolitana. Труды института лингвистических исследований. СПб: Наука, 2018. № 3. С. 337—356.
- Колесов В. В.Семантический синкретизм как категория языка // Вестник Ленинградского университета. Л.: ЛГУ, 1991. Вып. 2 (№ 9). С. 40―49
- Королькова О. О.Концепция построения грамматической системы русского жестового языка (к постановке проблемы) // Сибирский филологический журнал. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 2011. № 4. С. 226–233.
- Королькова О. О.Лексикографическое описание русского жестового языка (к постановке проблемы) // Научный диалог. Екатеринбург, 2013. № 10 (22): Филология. С. 124.
- Кузина И. Ю.Категория количества и ее выражение в языке (введение в проблематику) // Magister Dixit. Иркутск: Евразийский лингвистический институт, 2014. № 1 (13). С. 108–117.
- Кюсева М. В.Жесты формы и размера в русском жестовом языке // Рема. № 1. М.: МПГУ, 2017. С. 41–60.
- Кюсева М. В.Признаковая лексика в русском жестовом языке в типологической перспективе // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. М.: МГУ, 2017. № 3. С. 97–114.
- Ломтев Т. П.Квантитативы современного русского языка // Памяти академика В. В. Виноградова: сб.статей. М.: Наука, 1971. С. 106–116.
- Маджидов С. Р.О содержании и структуре семантической категории количества в русском языке // Вестник Таганрогского института имени А. П. Чехова. Таганрог, 2008. № 1. С. 53.
- Мельчук И. А.Курс общей морфологии: в 6 т. М.: Языки русской культуры; Вена: Венский славистический альманах, 1997―2006. 1998. Т.II. С. 96.
- Мясоедова М. А., Мясоедова З. П.Корпус жестов в письменной форме как инструмент для исследования особенностей их формирования (на примере русского жестового языка) // Современные информационные технологии и ИТ-образование. М., 2018. № 2. С. 426-435.
- Панфилов В. З.Философские проблемы языкознания. М.: Наука, 1977. 160 с.
- Пиаже Ж.Генезис элементарных логических структур. М.: Изд-во иностр. лит., 1963. 448 с.
- Плунгян В. А.Введение в грамматическую семантику: Грамматические значения и грамматические системы языков мира. М.: РГГУ, 2011. С. 214.
- Полякова С. В.Методы изучения словоизменения имён числительных в современном русском языкознании // Rhema. Рема. М.: МПГУ, 2009. № 2. С. 41–51.
- Полянский А. Н.План содержания категории количества в русском языке // НДВШ. Филологические науки. М., 1984. № 1. С. 26.
- Прозорова Е. В. Российский жестовый язык как предмет лингвистического исследования // Вопросы языкознания. М.: Институт языкознания РАН, 2007. № 1. С. 44–61.
- Прозорова Е. В. Является ли российский жестовый язык полисинтетическим? // МатериалыIIIконференции по типологии и грамматике для молодых исследователей. СПб.: «Нестор — История», 2006. С. 128–132.
- Прозорова Е. В. Как ментальные процессы концептуализируются в русском жестовом языке // Вторая международная конференция по когнитивной науке. Тезисы докладов: в 2 т. СПб.: СПбГУ, 2006. с. 399–400.
- Прозорова Е. В., Кибрик А. А. Сопоставление процесса референции в звучащих и жестовых языках // Современные аспекты жестового языка (сост. А. А. Комарова). М.: ВОГ, 2006. с. 162–179.
- Радутная О. А.Пространственно-временной синкретизм и его выражение в русском языке: автореф. дис. … канд. филол. наук. Л.: ЛГУ, 1988. 16 с.
- Семушина Н. И.Билингвизм глухих и языковая самоидентификация личности // Русский жестовый язык: Первая лингвистическая конференция / Под ред. О. В. Фёдоровой. М., 2012. C. 115-123.
- Смирнова Г. Ю.Арифметическая задача в фольклорном контексте: язык и особенности текста // Научные чтения — 2004. Материалы конференции. Приложение к журналу «Язык и речевая деятельность» (т.6) СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. С. 211–217.
- Смирнова Г. Ю.Два лаптя по карте // Русская речь. № 2010. № 6. С. 116 –120.
- Смирнова Г. Ю.Русские арифметические руководства XVII–XVIII веков: истоки формирования, язык, организация текста. Дисс. соиск. канд. филол.наук. СПб., 2004.
- Смирнова Г. Ю.Что хранит в себе и т. д. (как продолжить ряд собирательных числительных)// Русская речь. 2008. .№ 4. С. 61–63.
- Тошович Б.Квантитативная категоризация и категориальная квантификация. // Логический анализ языка. Квантитативный аспект языка. М.: Индрик, 2005. С. 104–126.
- Тураева З. Я.Некоторые особенности категории количества // Вопросы языкознания. М.: Институт языкознания АН СССР, 1985. № 4. С. 122–130.
- Федорова О. В.О русской жестикуляции с лингвистической точки зрения (к выходу монографии Е. А. Гришиной) // Вопросы языкознания. 2018. № 5. С. 114-123.
- Холодович А. А.Проблемы грамматической теории. Л.: Наука, 1979. С. 174–179.
- Чеснокова Л. Д.Категория количества и способы её выражения в современном русском языке. Таганрог: Изд-во Таганрогского гос. пед. ин-та, 1992. 52 с.
- Шамаро Е. Ю. Некоторые факты видо-временной системы РЖЯ // Современные аспекты жестового языка / сост. А. А. Комарова. М.: ВОГ, 2006. С. 180–191.
- Янко Т. Е.Коммуникативные стратегии русской речи. М.: Языки славянской культуры, 2001.
- Brentari, D., Padden. C.Native and foreign vocabulary in American Sign Language: A lexicon with multiple origins. In D. Brentari (Ed.), Foreign vocabulary in sign language: A cross-linguistic investigation of word formation Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum.2001.pp. 86-119.
- Brentari, D., Poizner, H. and Kegl, J.Aphasic and parkinsoniansigning: differences in phonological disruption Brain Lang. 1995. pp. 48, 69–105
- Stokoe W.Sign language structure: An outline of the visual communication systems of the American deaf. Studies in Linguistics, 21: Occasional papers. 1960.
Словари
- Большой толковый словарь русского языка / под. ред. С. А. Кузнецова. СПб: Норинт, 2003. 1536 с.
- Видеословарь «Город жестов» [Электронный ресурс]. URL: http://jestov.net/dictionary/ (дата обращения: 19.05.2020)
- Заварицкий Д. А.100 фраз на русском жестовом языке: разговорник для священнослужителей. М.: Лепта Книга, 2015. 288 с.
- Краткий словарь русского жестового языка / сост. С. Ватага; под ред. Т. Овчинниковой. М.: ВОГ, 2016. 205 с .
- Международный видеословарь жестовых языков [Электронный ресурс]. URL: http://www.spreadthesign.com/ru/ (дата обращения: 19.05.2020).
- Мини-словарь языка жестов / сост. Л. М. Осокина, В. И. Варыгина. М.: ВОГ, 2014. 98 с .
- Словарь русского языка: в 4-х т / АН СССР, Ин-т рус. яз. / под ред. А. П. Евгеньевой. М.: Русский язык, 1981—1984. [МАС].
- Фрадкина Р. Н.Говорящие руки: тематический словарь жестового языка глухих России. М.: Сопричастность, 2001. 597 с.
Использованные интернет-ресурсы
- Корпус русского жестового языка / Руководитель проекта С. И. Буркова. Новосибирск, 2012–2015. Режим доступа: http://rsl.nstu.ru/ (дата обращения: 19.05.2020)
- Лаборатория лингвистики жестового языка. М., 2011–2012. Режим доступа: https://signlang.ru/ (дата обращения: 19.05.2020).
- Национальный корпус русского языка. Режим доступа: http://ruscorpora.ru (дата обращения: 25.11.2019).
- Федеральный закон № 296-ФЗ от 30 декабря 2012 г. «О внесении изменений в статьи 14 и 19 Федерального закона «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» // Гарант: информ.-правовое обеспечение. Электрон. дан. М., 2002. Режим доступа: http://base.garant.ru/70291470/ (дата обращения: 21.04.2020).