Гневная богиня: взгляд Ники де Сен-Фалль

Яркие, пухлые, неукротимые скульптуры наны словно выплеснулись из детской коробки с красками.

Само слово «Нана» — просторечное, почти фамильярное. «Девчонка». Но в руках Ники де Сен-Фалль оно становится мантрой. Архетипом. Гневной богиней нашего времени.

Они танцуют. Прыгают. Замирают в позах, полных дерзкой, детской непосредственности. Их девиз: «Всё могу!» — это не веселая фраза. Это заявление. Себе. Миру. Это вопль, залитый радужной краской. Праздник, рожденный из ярости. Гимн, спетый сквозь слёзы.

За каждой их улыбкой — история, которая начинается не в мастерской, а в детской комнате одиннадцатилетней Ники.

История многолетнего сексуализированного насилия со стороны отца. История двойного предательства, когда мать, узнав, встала на сторону мужа, обвинив дочь во лжи и совращении. Это оставило глубокую рану. В 22 года на почве пережитого случился нервный срыв. Чтобы замять скандал, её семья поместила Ники в психиатрическую больницу, где она подвергалась электрошоковой терапии.

Они пытались замолчать её боль, уничтожить память, сломать голос — она ответила искусством, которое кричало на языке цвета.

Ей потребовалось больше двадцати лет, чтобы подойти к холсту не как жертва, а как алхимик. В 35 лет, увидев округлившийся живот беременной подруги, она создала первую «Нану». Это было рождение.

Радость «Наны» — не наивна. Она победна. Завоёвана ценою титанического усилия духа, сумевшего переплавить личную трагедию во всеобщий праздник жизни. Ники называла это «алибированием»: брала уродливое, больное, невыносимое — и прикрывала его ярким, живым, неудержимым «алиби». Не чтобы выжить. Чтобы жить.

Её «Нана» — это гневная богиня. Богиня, потому что воплощает созидающую жизненную силу. Гневная, потому что её сила рождена из протеста, боли и отказа сломаться.

Это не только личное исцеление. Это художественный и социальный протест.

Протест против патриархата, где женщину притесняют, насилуют, заставляют молчать и объявляют сумасшедшими. Эти фигуры — женщина, которая отказалась быть жертвой.

Вызов миру искусства 1960-х, где доминировали мужские холодные абстракции. Она явила фигуративное, телесное, эмоциональное, «женское» искусство. Её искусство — плевок в сторону «высокого» и бесстрастного.

Новый канон — отказ от хрупких стандартов. Её богини монументальные, пышные, своевольные. Их красота — в силе. Их эстетика — в праве на существование по своим законам.

Она вывела искусство из музеев на улицы. Самый знаменитый пример — «Фонтан Стравинского» (1983) в Париже, где её механизированные, забавные «Наны» стали символом публичного, демократичного искусства. Они не скрыты в музее, а живут в городе, среди людей, в потоке повседневности.

Ники де Сен-Фалль превратила сокрушительную личную боль в универсальный язык женской резильентности — несокрушимой жизнестойкости.

Язык, в котором нет места стыду, а есть место танцу. Где ярость становится цветом, а уязвимость — непобедимой формой.

Самое мощное искусство может вырасти из самой глубокой раны. И иногда, чтобы выжить, нужно не замолчать боль, а превратить её в неистовый, всесокрушающий танец жизни.

И этот пластиковый танец отзывается во мне огнём. Я — та самая девочка.

И сейчас я говорю не об искусстве. Я говорю о языке. Который нужно дать ребёнку раньше, чем мир попытается его отнять.

Не когда-нибудь. Не «в переходном возрасте». Сейчас.

Это не лекция «про это». Это — вплетение правды о теле в саму ткань детства. С того момента, как дитя начинает понимать слова и чувствовать своё тело. С этих самых двух-трёх лет. Не разговором. Языком повседневности.

О теле. О его границах. О том, что «нет» — законное слово. О том, что секрет — не всегда игра. О том, что взрослый не всегда прав.

Не отворачиваться, делая вид, что этот преступный мир — где-то там. За гранью нашего благополучия. Он — здесь. За закрытыми дверьми. В доверительных улыбках. В руках тех, кому верим.

И единственный способ его обезвредить — не молчать. Не делать вид. Не говорить «это невозможно в нашей семье». Возможно.

Если читая это, чувствуешь дискомфорт — это нормально. Это то самое чувство, которое предпочитают игнорировать. Но именно в нём — ключ, чтобы превратить его в разговор. В доверие. В границы, построенные не на страхе, а на уважении.

«Наны» — не милые фигурки. Эти гневные богини, рождённые из боли, кричат цветом, чтобы напоминать: Молчание ломает. Слово — спасает.

Слово нужно найти. Или создать. Ники создала его в 35 лет. Это жёсткая инструкция к действию, обращённая ко всем, чтобы говорить каждый день. 

Не чтобы запугать. Не чтобы вырастить в страхе. А чтобы у детей был язык. Простой, прямой, нестыдный. 

Чтобы его щитом были не «не разговаривай с незнакомцами», а его собственное, выросшее изнутри знание:

Моё тело — моё. Мои границы святы. Моё «нет» — закон. Моя мама — моя крепость. 

Чтобы если случится немыслимое, ребёнок не замирал в немом ужасе, а мог сказать: «Нет. Прекрати. Я всё расскажу маме».

В раннем возрасте (2–4 года) закладывать азбуку тела. Дошкольника (5–9 лет) учить читать знаки. Подростку (10+) говорить о силе и выборе.

Будь портом, в который можно вернуться в любом шторме. Твоя реакция на маленькую доверенность определит, придёт ли дитя к тебе с большой бедой. Не крик. Не «сам: а виновата». Объятие. «Спасибо, что сказал: а. Я с тобой. Я тебя защищу».

Говори между делом. Не сажай на стул «на серьёзный разговор» — используй сюжет из мультика, историю в песочнице. Пусть правила безопасности станут частью картины мира, а не страшной лекцией.

Включи радар. Чрезмерный интерес взрослого к твоему ребёнку, стремление к уединению, особые подарки — не повод для умиления. Повод для бдительности.

Поделись с теми, у кого есть дети.

Начни сегодня. Это не сложно. Это может быть страшно. Но страшнее — позволить тишине съесть чью-то жизнь.