Create post
Poetry

Как я полюбила Жадана

Arina  Talanova
Вадим Севостьянов

Вот хотела вам сказать, что я вдруг и сильно полюбила писателя Жадана.

Несколько лет назад мне нравился публицист Жадан тем более, что в гражданских вопросах наши взгляды очень совпадали. Меня зачаровывал Жадан своим магнетизмом и пролетарской любовью к человеку, но писатель Жадан был “не моей историей.” У меня были аргументы “почему" и в Стенфорд, в частности, я летела с его последней книгой Тамплієри, вдоль и поперек исписанной моими соображениями о системе координат, в которой Жадан, я и современность не пересекались.

Потом мы спорили и говорили про свои майданы, потом оказывалось, что вроде как и не спорили. Потом он читал свои стихи и прозу, и я вдруг понимала, что не просто узнаю эти тексты, которые он с напором выплевывал в зал, — я вижу и слышу совпадение формы и содержания, боли и силы её принять, позиции и каждодневного ее подтверждения. Такое сильное, что весь зал был напрочь запакован в эту литературу и в жаданову харизму, даже несмотря на то, что слушать поэзию с переводом, — это, повторяя слова японца из фильма Патерсон, все равно, что принимать душ в дождевике. Будучи там в своей поэтической невозможности не говорить о том, что кровоточит, Жадан вдруг стал моим писателем.

И тут женщина из зала говорит:

«У меня вопрос к Жадану, потому что он из Харькова. Как там вообще обстановка? Я почему спрашиваю, я там раньше часто бывала… ну потому что это близко к России — а я вообще из Москвы, я москвичка — и через Харьков было удобно добираться. Так вот у меня прям ощущение, что что-то изменилось в худшую сторону, причем, знаете, с украинской стороны.»

И вот пока у половины зала, и меня в том числе, раздуваются ноздри, Жадан так спокойно рассказывает ей и про фронт, и про то, что она как и раньше может взять маршрутку в приграничный поселок NN прямо на харьковском вокзале — “ведь война идет три года, а Россия так никуда и не делась.” И вот она уже идет к нему обниматься, и я только слышу её “спасибо, спасибо, спасибо."

Раньше я эту его способность называла пролетарской любовью, но теперь начала совершенно по-другому её понимать. У Жадана есть суперсила — видеть и слышать человека, и творчеством создавать пространство, из которого тот самый человек найдет, что себе взять. Это и есть искусство — заполнить это пространство ни собой, ни кем-то другим, а чем-то “между,” собранном из разных счастий, болей, бессмысленных существований и всех оттенков серого под названием жизнь. То есть это не просто любовь в одну сторону, а талант так устроить слова, что другой человек сам вдруг начинает хотеть в эту любовь включиться, и устроить уже свои слова.

Это я вообще к чему все вспомнила. Читаю его полугодичной давности текст и понимаю, что с половиной тезисов не согласна, но спорить совсем не хочется. А все потому, что из каждого предложения виден сначала человек, и только потом — его убеждения. Жадан — это антенна человечности, что для меня и есть показателем настоящего писателя. Получается, что до ее сигналов мне пришлось дорасти.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Arina  Talanova
Вадим Севостьянов

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About