Мы — иҗлин хальмгуд/өөрдүд, волжские калмыки/ойраты, но к Волге Калмыкия притрагивается лишь узким участком. Там, на этом участке, есть поселок — Цаһан Амн. Цаһан — белый. Амн — устье. Но "амн" — еще и "рот". 

Калмыки пришли на Волгу четыреста лет назад. Мы поселились с обеих сторон реки, обнимая ее. Сначала нам запретили переходить на луговую сторону. Потом стали заселять вдоль реки крестьян. Калмыкам оставили узкие дорожки для пойки скота. В 43-м нас угнали в Сибирь солдаты с ружьями, а нашу землю раздали соседям. Вам — этот район, вам — другой. Предательская земля должна приносить пользу — заселяйтесь кто хочет! В 57-м, спустя тринадцать лет, мы вернулись, и мы вернули землю, но не всю. Большую часть земли у Волги нам возвращать отказались.

Так и вышло, что моя Калмыкия тянется к Волге, разевает свой "белый рот", но никак не может из нее напиться. В республике семь процентов людей имеют доступ к качественной воде. Это худший показатель среди всех регионов. Но мы не беспокоимся — уже двадцать лет нам обещают построить новый водопровод с современными очистительными сооружениями, и эти обещания вот-вот сбудутся. Мы всем довольны. Калмыки не были недовольны чем-либо с 57-го года. Говорят, это стало нашей стратегией выживания в ссылке — быть идеальными гражданами, а идеальные граждане не бывают недовольными. Недовольными бывают только предатели.

Поэтому, когда старый советский водопровод окончательно сломался в конце девяностых, а наш ранее цветущий огород стал сухим и заброшенным, мы не расстроились. Довольные, мы таскали двенадцатилитровые цинковые ведра туда-сюда, оттуда-сюда, чтобы помыться, чтобы приготовить еду, чтобы постирать одежду. Мама стирала ее вручную, и порошок разъедал кожу на ее руках. Мóя руки, мы включали воду маленькой струйкой, чтобы ни одна капля не пропала зря — я продолжаю это делать и сейчас.

Я не живу в Калмыкии. Чтобы не впадать в экзистенциальную грусть, я принимаю таблетки. Я начала принимать их пять лет назад, потому что вода во мне портилась, гнила, покрывалась тиной и травила изнутри, пока не выливалась через глаза, причем в самые неудобные моменты: то на работе, то в туалете кинотеатра, то в метро.  Теперь таблетки помогают выпускать сгнившую воду только по ночам, но не через глаза, а через кожу. "Основные побочные эффекты включают потерю аппетита, сухость во рту, головокружение, потливость". Иногда я сплю на спине, и тогда у меня образовывается соленое озеро пота в ложбинке посередине груди. Грудь по-калмыцки — "чееҗ". Но "чееҗ" — это и "душа" (перен.). 

Туда приходят напиться лошади и овцы, там плещутся утки, берега обрастают камышом. Люди приезжают в старых Нивах и, надев резиновые рыбацкие сапоги-штаны, ловят пиявок, чтобы продавать их в Китай (кажется, их используют для косметических процедур). Другие люди ловят рыбу сетями. Пограничники ловят рыбаков, ловящих рыбу, чтобы посадить их за браконьерство. Скоро озеро начинает сохнуть. Лодки оседают, сети бессильно застревают в грязи. Дети сбегаются и собирают пока живую конвульсирующую рыбу со дна. Остальную живность доедают наземные хищники, птицы, насекомые. К рассвету на месте чееҗин нур остается только потрескавшаяся кожа с беловатым слоем соли.

Утром я просыпаюсь с пустыней внутри. "Основные побочные эффекты включают потерю аппетита, сухость во рту, головокружение, потливость". Моя слюна становится густой, ее становится тяжело сглатывать, она застревает в горле и упорно возвращается обратно в рот (как резкие слова, которые я не умею сдерживать). Я начинаю чувствовать наличие зубов, ощущать их как инородные предметы, застрявшие в деснах. Языку становится неудобно лежать во рту, я ворочу им, пытаясь вспомнить, в каком положении он находится обычно, но не могу — будто зубы переместились, перемешались и не дают ему улечься на свое место (так же ощущается язык, когда я пытаюсь говорить на калмыцком без русского акцента).

На тумбе возле кровати у меня стоит литровая бутылка воды, чтобы утолять жажду по утрам, чтобы пустыня внутри снова стала степью. Иногда я набираю в бутылку воду прямо из-под крана: в этом городе, как мне сказали, из кранов течет самая чистая вода в мире.