«Эфир королей». Таинственное полотно, ставшее погребальным саваном умершего от голода художника, называется «Пир королей». Эта плащаница содержит множество тайн, и некоторые из которых очевидны.

Павел Филонов и лакримозо диалог «ПИР». Картина в виде почти Платоновкого диалога. В разглядывании «живописного» не всегда важны опоры на сюжетно -литературный довесок. Здесь как раз тот самый вариант, когда крайне важно иметь название картины. Иногда бывает что название это и есть ключ к «всеобщему» шифру, и без само- названия очень трудно бывает «Разобраться». С какой стороны правда! Сальватор Дали понимая «эту штуку» наоборот своими именованиями своих мазков все только запатовал. Очень не повезло в этом смысле Босху, потому что его картинам «Дали» уж совсем какие-то причудливые названия. Вроде как к картине «Воз сена». Хотя всем кто когда-то ее видел становиться очевидно, что на картине нарисовано что-то другое. Если кто то видел как выглядит сено, то сразу поймет что Босх рисовал солому. Людям то без разницы, что там за трава, а вот скоту совсем не без разницы, что в стойле кушать. Разница! Сено или солома, «на право, или на лево», соответственно и смысл " в ризнице". Смысл в этом алтаре. Да от тога мета куда предназначена картины многое определяется. Еще картина получит совсем другой смысл- от подписи к ней. Нас настраивает название на «ценный» лад, и мы уже начинаем видеть это самое «ценное». Ориентировки в градации сено-солома важны для русского человека с «петровских времен» это право- лево, марш сено- солома, революция или контра. Так что бывает, название направляет зрители совсем в иную сторону.

Павео Филонов прежде всего диво-писец, его мазки, его- эго набранные «цветовые поля», его декоративно витражная структура, важней сем весь философский обвес. И — чтобы он сам о себе не писал! Его полотна прекрасны, как тканные восточные ковры, они теплые вне зависимости от того утрачены ли их врисовки- «холодные прелетарско -космические идеи». Тут структура, основа -и не стальные канаты, а состриженная с боков шерсть. Его картины можно склеить в метражную ленту и ничего не измениться.

Разглядим же его царское застолье.

Первая рука. «ПИР» и Оно сразу всё определяет. Потому что если эту картину назвать по-другому, то и будет сразу всё по-другому. Напишут, завтрак, поседелка, парт собрание, обед, ужин, суд, тризна…

Вторая рука. «КОРОЛЕЙ». Из названия понятно, что это исключительно титулованные персоны. Никого здесь иного, низшего звания не затесалась. Исполины древности, в наш бескоронный век- сошлись на разговор!

Титулованные тени. Так странно, у нас сокральность это уже аморальность, которая ходит под топором «буквы закона». Сейчас не музейная, подлинная, значимая, а не карикатурная корона сохранилась только в мире воровского криминала. Там кровь. Воры-Венценосцы, еще устраивают свои сходки-застолья! Там еще есть венценосцы, и ритуальный язык двора, и нарушение этого языка жаргона чревато… там за слово можно поплатиться, так что не отшутишься! Последний блеск величия старины. Филонов тоже творил в по своему ритуальный век. Это время когда прошение тюрьмы большевики, люди усвоившие ритуальный ответственный язык, пришли в кремль! Последний " Ремиссионый век" когда за слово, и жест карали, и не вовремя сдернутая шапка с макушки это приговор для шеи. Опечатка, это метка на всю жизнь. Дрогнувшая в руке мастера кисть, приговор. В 70 годы было отозвано на переплавку 7 миллионов юбилейных рублей с символом мирного атома, который гражданам показался схожим с звездой Давида. В 70-е за такое не расстреливали. Символ- еще что то стоил, или нет! Во время когда жил бес-серебряник Филонов, на монетах в карманах сов -граждан была перепутана ручка у серпа на государственном гербе. Короли! И Павел тут был на стороне «кингов». Его полотно, это пир- королей! Тех кто решает будит ли в символе- знаке сила. Старый или новый мир? Многие короли держат в руках чаши. Один даже, словно гурман нарочито зажимает двумя пальцами хрупкий бокальчик. Это прямо таки из наставлений для художников 17 века, когда положение пальцев на чаше и определило знатность изображенного. Низшее сословие держит рюмку пятерней, знать «за ножку», а короли за донышко.

Посудины! Приборы, сервировка картины. Чашки тоже можно посчитать чашек будет 7. (Я в это число внёс огромную чашку с фруктами). Ну еще вопрос, наверное не «уместный»- если знать. В обществе короля никто не может находиться в головном уборе. Только колпачный Шут может находиться рядом с ним " укрытый" на правах «равного». Шут! (Не дипломатичный, как и сама смерть, навязчивый советчик). Клоун имеет на голове сразу 3 головных убора , 3- сшитых колпака. Это тряпичная пародия на зубцы короны. Пирушка, петрушка! А где же короны КоронЫ-ы на картине? В прихожей, потому что здесь все собравшиеся короли. И шута тут не надо искать. Здесь нет никаких Шутов и никаких прислужников. Здесь все «равные среди равных», поэтому никто ни перед кем не расшаркиваться. Все они братья по ремеслу, коллеги. Так обычно Короли друг другу писали -«брат мой». И еще на тЫ. Они, избранные — друг с другом, все на ты с «непокрытыми головами». Раут. Это все те кто могут надевать на себя шляпы в присутствии крови, и носить на плечах кудри.

На первой картине, на изначальном варианте есть только Короли. Мне очень хочется быть пере-страхователем, толкователем, который описывает только то что реально нарисовано. Хотя домыслы и прекрасны. Можно например поискать под столом мертвых «королей». Эскиз. Я не нашел никакой королевы в первом, предвоенном варианте этой картины. Первая большая война, и те кто ее начали!

На большом реквиеме начатом во вторую войну, есть вместо одного короля -Королева. Гендерный переворот, по карточно шулерски лихой вброс карты. Это чётко заявлено и даже подчеркнуто. Это главное различие двух работ. В разных странах по разному, в России и Англии возможна царица, а при ней советник.

Статистика. всего на картине изображена 12 живых существ при этом 2шт. — это животные. Это собака и обезьянка. Можно конечно по-разному трактовать это «касающееся людей " число. Нумерология. Скажу что это "погребальные короли» и число 10, это 10 казней египетских. Скажу -чтобы просто не оставить этот алгебраический вопрос совсем без внимания.

Почти без-предметник и абстракционист, Павел Николаевич Филонов, 1883, Москва,— 1941 Ленинград, весомый противовес Малевичу на весах истории. Два таких разных авангарда, которых как то объединяют профессионалы! Две разные школы мысли. Возникают в воображении эти самые- Плечи истории. Такие вот пристенные часы-весы. И если Казимир, это престо гиря с нормальным «Формальным номером», и аккредитацией в искусстве, то Павел, это истинный продукт, сыпучий странный неликвидный, требовательный к взвесу. Формалист -учетчик, чертежник, а него супротив красный монах, аскет и провозвестник, штриховщик.

«Самое ценное в картине и рисунке — это могучая работа человека над вещью, в которой он выявляет себя и свою бессмертную душу». Филонов.

Зафрактованный смысл. Беда Филонова, в том что все его «страницы» все под одной обложкой. Почти все его работы скопились в одном месте, и отлеживаются на вечном хранении подальше от зрителя.

Престижное место, но от этого пребывания его творения и не знают. Он неоткрыт миром. Он своим саваном не прикрыл маленький шар-стол. Ленинградский Музей -сегодня это его склеп. С одной стороны целостность собрания, а с другой стороны «интеллектуальная провинция», запасник, бдение. Филонов не так ярко смотрится внутри себя как при сопоставлении его "Мира " с другими художниками. Наоборот- его картины друг дружку сгрызают уничтожают, превращаясь в нарочитый бессмысленной фрактально-фатальный портал -ком. Он замечательный сосед, но ужасный сожитель. Его язык может смело претендовать на семантическое перенасыщение, это когда при многообразии информации- коллапс. Выключаясь, бесконечно перезагружаясь зритель перестает что то различать и понимать.

У Филонова есть зеркальный двойник, в зеркале истории. Но чтобы на заблудиться в отражениях, назову лишь фамилию- Платонов.

Выключатель. Финал. Серьёзная, страшная тема, когда художник делает свой Реквием. Не все о таком, способны и заговорить! Даже общезначимое, визиточное искусство автопортрета это стезя немногих. Погребальный звон. Это совершеннейший анти автопортрет, лакримоза. Я лично даже очень боюсь всех этих реквиемов-кенотафов. Запоздалые признание, невысказанное, поспешно принимаемое, выказываемое на перед… Мазки и цвето-тонические поля. Такой Мавзолей, [из чего попало] который сам творец пытается в спешки себе возвести. Песочный расползающийся холм. Монумент, Торт. И городит -лепит этот «город мертвых» художник второпях. Всё это жалко, и трепетно, и всё похоже на то как спасают из пожара, выгребают что-то важное. Метание и пот, и оказывается что потом в правой руке остается какая-то ерунда которую лучше бы сразу снести на помойку, а в левой и горстка пепла, и там самое дорогое, изначально и не спасаемое. Но иное дело когда художник делает огромное, долгое полотно, анализирует, агонизирует подводя итоги, проводя черты и черточки. Поэтапное «Явление народу!» своего креста. Иное дело когда это для других, когда гробница диктатора, прижизненная пирамида. С материалами и соратниками, учениками и возможностями. С ретивыми последователями, и слушателями академии.

Ужасно, когда художник делает в одиночку свой Реквием все «свои полжизни». Великое завещание, наставление. [хотя именно так и поступали ТЕ цари ].

Мастер рисует какую-нибудь картину 20 -30 лет. Кропотливо возводит нечто, а выходит что и не так сильно «то самое» и отличается от картин которые он обычно рисует. [Стряпая, походя так за несколько дней]. Странно что такой наделенный фантазией мастер, такой плодовитый образами, маг “filonov”, в своей последней большой пророческой картине вдруг берется за некий исходник, за вариант старой, старой своей картины. Из того самого любимого статистами и социологами 1913 года. До всего! Странная обложечная статистика? Это как бы запустил он руку в реку бумаги, (стопку эскизов, «отложений») и выудил наугад, (ихтио- рыбину). Он взял прежнюю работу, которую практически без изменений и перерисовывал, перемасштабировал, и завернулся. Развернул, превратил в флаг. Лица, в гербы, героев в гробы. Царей усидевших еще на расползающихся грудящихся стульях. Реплика! Это даже не глубокая «творческая» переработка, это просто более качественная лучшая доработка в цвете, и в ином масштабе. В этом нет ничего удивительного -так многие поступали. Очень часто в какие-то особенно важные для художника моменты ему некогда изобретать композицию, кропеть, ловить«соотношения», искать новые какие-то ходы. Он хочет петь, поэтому он может взять уже проверенный вариант из–за гашника и по-новому его преподнести нам. Это что-то вроде того, словно ты можешь запаковать новый подарок в старую упаковочную бумагу. Ну да, немножко помятую, грозноватую, но это незаметно «будет». Можно даже бежать в рецепцию в принятие, в заимствование с чужих исторических, плакатных -грузноватых , стендовых программ.

Чудесный перевыпуск себя, как той бракованной монеты. Бывает так именно когда художник в «старую оболочку» вкладывает абсолютно новое послание. Противоположности! Иной раз в таких случаях художник даже рисует всем персонажам одно и тоже лицо. Так старые мастера поступали — все что надо рисовали с единственной гипсовой статуи что у них имелась в мастерской. Да-да. Потому что это не важно, потому что это о очень ВАЖНОМ. Послания в полотне «пир королей».

Тема реквиема в искусстве — это не такая уж и уникальная, трагичная тема- эта норма жизни. На самом деле это очень распространенная штука, очень многие наши современники только этим и занимаются. Делают бесконечные реквиемы, плач по своему прошлому таланту. Со слезами собственную погребальную чашу наполняют, цедят бесконечные раны, устраивая погребальный вой. Они как артисты которые поняли, изучили какую-то одну роль и «играя» всё время ее лишь воспроизводят в разных гримах и театральных постановках.

Мне очень нравится идея подвода итога. Тем более интересно заглянуть в Реквием, такого стоящего поодаль от всех, неизученного, большого художника Павла Филонова. Гения стоящего параллельно эпохе. Гения который сам по почину построил колонну -опору для социализма, такую на которую не пожелал опереться фасад строя. Для меня это художник, «скульптор» циклопических истуканов. Мастер который выкладывал свои работы из каких то пролетарских косточек во всемогущие социальные мозаики. Он безудержный ткач, он во многом учитель и один из любимых моих мастеров. Хотя странно, что мне он так всегда безумно нравится. Ведь мне совершенно никогда не нравится, и неприятен его творческий язык. Я нелюбую его пластику и его натоптышы- трактовки. Я в восторге от его идей, но мне совершенно не нравится его голос. Не нет в том вины охрипшего человека. Но с другой стороны речь тут идет лишь о почерке котором написано письмо. Зачем к авторскому придираться! Ну не из–за почерка же не читать! Письмо. И не вития писаря винить в глупости текста! Корявый бисерный почерк, но можно и потерпеть, а текст можно и на принтере распечатать. А письма, поэмы, картины Филонова, я всегда хочу читать! Живой его графический муравейный лист под музейным стеклом тоже не разочаровывает! И нестрашно что мне при этом не нравиться написание некоторых букв, лиц и рук, ногтей и звериных морд. Спишем все это на лубочный стиль пришедше- народной эпохи. Лакримоза -это такое идеальное портфолио для бога. Самооговор в перзинтации. Донос в величавые инстанции. Скопом на себя и на все родное и дорогое. Взвешивание души. Само взбалтывание, и обвешивание. Объяснительная на страшный «нетоварищеский суд». Скромность чтобы не тратить на себя «их» сиятельное сияние. Не трать священное время судий! Не юли, не экивокничай, не увертывай- но докладывай! Докладывай красок, на палитру, а с палитры на холст, а с холста на картину.

Я сам все скажу о себе и сделаю сам за вас работу! Идеальное представление художника о себе, попытка наконец вычленить этот собственный мир во что-то одно- в признание.

Самоизоблечения. Это странная идея, потому что как правило самовлюбленные художники к этой битве не готовы. Им всегда болезненно осознать как работают «жабры», их «щупальца», их- того самого червя который ползет через тлен этого мира. Художник всегда боится себя анализировать, заглядывать в круглые глаза своих страхов, сводить все свои сюжеты в общую картину. Выводить на суд, выводить их из тени. Приносить в один алтарь все дары.

Стол переговоров. Уста посвященных кривятся. Люди сгорбились под присягой. Фигуры вторят друг другу. Жесты едины, словно строители в цепи передают кирпичи. Властители делятся на пары, пары обретают зеркальность. С попытками объяснить жесты на картине (пир королей) обычно путаница. Попробую внести ясность. Странно протягивают руки двое. Этот жест имеет отношение к рисуночной культуре поцелуя. В человеческом обществе феномен поцелуя появился очень поздно. Люди совсем по-иному выражали этот современный жест. Поцелуй появился как «нечто» исключительно между мужчинами. Раньше слуга, раб целовал вообще грудь хозяина, или край одежды. К современной трактовке этого движения он не имеет отношения. Это знак присяги, ворожение- выражение верноподданнического чувства. Он определяет сакральные отношения между властителем и сюзереном. Так наверное пролетарская собака Шарик пыталась лизнуть штанину профессора Филиппа Филипыча. Присяга в верности, а свод подобных ритуалов называется Оммаж. Этот жест на картине пытается применить единственная женщина. Короли ? Кто же этот не король, на пиру королей. Это Королева, странный герой исключение из правил. Во многих культурах если умирает король, то королева куда-нибудь уезжает с почетом, например в красивый монастырь. Так поступает королева мать, «просто вдова королева», королева сестра (инфанта, дочь принцесса), если не найдет себе подходящего иногороднего короля-заступника. Никакая власть женщины в чертогах управления была невозможна. Но были исключения. Здесь мы видим тоже затерявшееся в правиле, странные исключение. Чего ищет женщина на этом пиру. Она ищет себе подданного среди королей. Только смерть властна над королями. Даже с Богом у королей особые, избранные отношения. А смерть она ровняет и королей смертных. Вот как раз эта женщина и пытается провести этот самый омаж, она хочет принять присягу. Мартиарх выходит, против патриархов. Ватхое материнское прошлое, выходит против уже одряхлевшего изможденных прошлого мужей. Но здесь у неё нет никого кто готов был это сделать. Некто не ловит ее жест. Она среди равных, и доказать свое превосходство ей тут нечем. На нее никто не смотрит, ее нарочитая красота автоматически не разменивается на власть, на чей то трон. Тут все ищут того же что и она. Тут все единого пошиба, за всеми лишь страны и интересы подданных. Тут нет повода личным восторгам. Тут все лишь тщеславные лидеры, собравшиеся венчать императора из своей среды на этом самете. И самовыдвиженцы тут не приветствуются. Зал, по Египетски массивные истуканы троны. Даже та самая характерная кривизна вдруг. Почему-то у нас художники, поэты всегда примеряют свою персону к трону к царю. Они всегда считают что их должны слушать уши в коронах, что их мнение нужно, и именно их яркими персонами должны интересоваться властители. Творцы, добровольные советники мудрецы, стукачи, журналисты. Самонозначенные рупоры эпохи. Им всегда мнится, что именно с ними ведёт полемику власть, и отсюда эти самые странные письма вождю- письма Пастернака, Мандельштама и Булгакова. Автор считает что он вправе напрямую задавать вопросы и что король лично ему позвонит, и придет на премьеру. К единственному обращаются, все картины, плакаты и слова песен. И не ради славы, а ради правды, за которую готовы и пострадать бдящие творцы.

Павел Филонов настойчив, местами даже занудно утвердителен, как ритмичный колокол. Эго его дикая декоративность порой это даже палинфразия — патологически частое повторение определенных слов или фраз в речи, зацикдленость.

Голод. В поту и в холоде, в картине как в одеяле, ворочаясь и подтыкая края. Из суеты верчения в атараксию — душевное спокойствие, невозмутимость, безмятежность, мудрость. Когда весь этот верткий калейдоскоп, бесконечный излом форм, на полу превращается в несколько цветных стекляшек. В такую малость.

Если мы будем спускаться по картине вниз, то мы увидим жест оммажа многократно. Вот король в отчаянии, никто не вложил ладони в его руки, он свою бедную голову пытается заключить он в эти «руки присяги». Посмотрите на коленки этого человека. Дело в том что здесь «в ритуале» очень важно обращать внимание на эти самые коленки. Это наверное один из древних общественных ритуалов. Вассал подчиняется власти смерти. Теперь это его новый сеньор. Преклоненное единственное колено, и вот внизу единственный король у которого нарисована Филоновым хоть кокая то какая-то паства. Это собака которая- охраняет Весь этот мир. Интересно что мир мёртвых всегда был связан с собакой! Это первый проводник, и последний охранник. Этот пес никак не реагирует на опустившегося на КОРТОЧКИ, короля и вот опять же внимание держите на коленках. Этот царь стоит на цыпочках. Пес шакал, волк, это тот кто постоянно крутиться на кладбищах, это тот кто может разгрызть кость, и для него она еще не тлен, но что то значит, как предмет досуга.

Белое и красное, алкоголь революции. Хлебное и виноградное. Белая корна верхняя, и красная корона нижняя. Балетно. Странная картина, в которой так много движения, так много жестов, символики в ней нет ничего застывшего. Ну разве что спящий подрагивающий пес. Льется вино. Время «красно», протекает. Жидкость набирающаяся сил, вода которая тоже дышит, дышит в бочках и в рюмках. Вино изначальный символ тяжёлой работы лет, потому что вино в отличие от зерна надо ещё долго-долго увещевать, над ним надо колдовать превращая виноград в напиток. Зреет в мехах их неживого становясь живым. Дар раскрепощения. Зерно! Зерно смололи и еда, а виноград может и не удастся- скиснуть. Вино это искусство. Покушение, Неудача, порушение ! Невеселый итог. Но пир-уж-как? Сборище всех. Что же всё-таки за славный буйный пир, что же за доброе, веселое событие так не весело празднуют эти властители. Суд, смотрины, помолвка? Свадьба в русской традиции имела прямое отношение к смерти, это умирание для собственной семьи, умирания для собственного дома, это отчуждение навек. Пир с рыбиной, это то что стало тем самым саваном которым накрыли художника. Табуированная рыба та что покусилась на тело бога, то существо что съело часть тела Осириса. Съело и где то носит священную часть бога по глубинам. Поэтому виновника ихтиса в Ниле не ловили и не ели.

Картина пир королей, была той рогожей, плащ полаткой, которой накрыли в блокадном Ленинграде, тело мертвого художника друзья. «Сам он лежит на столе, покрытый белым, худой как мумия.» Т. Глебова. Это посмертное описание навивает на Египетскую тему. Там не было смертной казни, палача, преступники «это» должны были делать сами. Смерть в голодном городе, но художник и вне воин, вёл голодное существование. Он был истощен, и при сытой довоенной жизни…

Скромное имущество в мужестве пустой квартиры, одеяло, ковер, саван. В квартире, сокровищнице переполненной картинами, и отсутствием вещей. Понятно какой стороной полотнища было накрыто лицо. Эта живопись как плащаница спасителя. Отпечаток «тела» человека, геометрика. Обретаемость. Вселенский человек- на конец! Если положить «пир» на тело человека, прикинуть, как это было, ТОГДА. Белой стороной вверх. То получиться, что важные жесты окажутся на важных местах тела человеческого. Не буду расшифровывать, это несложно сделать самому. Жесты его героев ложатся на жесты отпеваемого покойника, на жесты самого Филонова, (положение когда правая рука сверху). Домовина в холодном дому. Заупокойное наследие с времен фараонов. Саркафаг святогора. Ложе впору. И вот теперь когда мы знаем секрет савана можно поискать на картине автопортрет художника. Левый верхний персонаж на картине отчётливо напоминает молодого Филонова. Да два портрета. Две картины. До военной поры, и во время великой катастрофы. Катастрофы патриота, большевика, художника, горожанина. Если первый вариант 13 эскиз -это росчерк-диагональ, комета. То в финале второе гигантское полотнище 41, это горизонтальный ПОДЛЕННЫЙ млечный путь. Незатухающее созвездия глаза древних героев, ищущих себе на земле компаньона.