Donate
Prose

Пушистая бабушка

Иллюстратор Илья Дик
Иллюстратор Илья Дик

Сторож записал моё имя. А вы, спросил он отца. А вы, повторил он, упал и закрыл глаза. Отец сжимал в руке окровавленный молоток. А я удерживаю ночь, борюсь с рассветом, сказал он.

Уже тогда, на кладбище, разглядывая спящего отца, я понял: Всё вокруг есть несмотря ни на что, — подумал Петя.

*

Мой домик — тюрьма. Дружелюбные вещи выбрали зло.

*

Но я спокойно стоял в углу, как урна, прятал ржавый нож. Какой-то мужчина узнал меня и кивнул. Этот человек стал мне отцом, он дал мне урок и показал пример. Да, я не всё понял, но я старался, потому что я должен это ценить.

*

Петя сидел тихо, как учили. Отец зашёл в дом, снял шапку, подкинул её, и вышел обратно на улицу. Только за ним закрылась дверь, из–под лавки вылез точно такой же отец, снял шапку, подкинул её и залез обратно под лавку.

— Ты понял? — позже спрашивал отец Петю.

— Нет, — отвечал Петя.

*

Например, он порвал на диване обшивку, ему стали стелить на полу, он уходил, вероятно, чтоб отвести сердце, нюхал табак; табак ли (нервы носа были слабы), он бросал, он давал рукой знак, он возвращался, он делал вид, что не всех узнаёт. Тогда я впервые подумал, что, может быть, он мой отец.

*

И он пошёл на принцип, он пошёл на базар, пошёл на дерьмо, и везде он, и все, кого он встречал, видели, и все, кого он любил, видели, и все, на ком он женился, видели, и все говорили: «он», «он», «он». Тогда я стал уверен, что он мой отец.

Было ещё несколько случаев, когда я был мал, и несколько, когда немного подрос.

*

Первое — Петя смотрел не на сторожа, а на шкаф, он дрожал, и отец пояснил: да, немного боязно, но это нас не касается. Петя смотрел не на сторожа, а на шкаф.

*

— Не подавай виду, — говорил отец.

*

Было тихо и темно. На воротах была записка, но отец вошёл.

— Можно там пройти? — шепнул Петя.

— Да, заходи.

Когда он зашёл, отец схватил Петю за руку, он тихонько дрожал и дёргался.

— Пожалуйста, запомни, — ты сам решаешь, где можно пройти.

Едва Петя кивнул, отец отпустил его, и мы пошли дальше.

*

— Отец, мне стыдно.

— Если тебе стыдно перед кем-то, представь, что он умер.

*

Из–под земли торчала труба, и отец склонился над ней. Слушай-ка, сказал он, сходи-ка, походи вокруг. Я взял молоток с пола и вышел.

*

Отец говорил в трубу и не знал, что я его вижу.

*

Второе — несмотря на дыхание, людям не надо помогать.

В ямах лежали обычные люди, они дышат, сказал я. Это искусственное дыхание, сказал он. Но мы раскопали пушистую бабушку. Как я понял, она может заменить любую женщину и даже лучше.

*

Третье — Он неожиданно вздрогнул. Впрочем, такое частенько случалось с ним. Со мной такого не случалось, а с ним да.

*

После этого стали попадаться минуты, когда я раздражённо отворачивался от чего-нибудь предложенного им, и в конце настал такой момент, что он перестал быть мне отцом.

*

Потому что, даже если дом тюрьма, и каждый человек как прут (слева живут и справа живут), и можно их убивать за то, что они неинтересные, всё же комната, в которой он, отличается от комнаты, в которой я, только тем, что в ней он, а не я.

*

Это вы как бы купили шапку и обижаетесь, что он её носит.

Но мы выясняем об этом позже, что он хотел сбежать.

*

Ходя каждый день куда-то, он стал встречать нищего, стал с ним разговаривать, и привык. Всякий раз это была нелепейшая беседа, которая, тем не менее, повторялась и повторялась. Он неожиданно вздрогнул, как было уже сказано, и, хотя я понимаю, что с ним такое иногда случается, всё же в этот раз всё было ясно. И он дернулся, чтобы бежать.

*

Ржавый нож прокашлял: ты куда?

1
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About