В прошлом году во второй раз прошла международная лаборатория Pause/Play: Culture under Pressure, которая проводится для художников, деятелей культуры и других профессионалов, заинтересованных в технологиях. По итогам лаборатории в Ереване прошла выставка Translating Transition, которая стала своеобразным продолжением лаборатории и возможностью для участников применить полученные знания на практике. Куратор и ментор выставки Анна Титовец рассказала о том, какие инструменты предлагались художникам для анализа и отражения новой реальности, как участники проекта “переводили” свои переживания на язык другой культуры и почему нельзя проводить разграничительную линию между уехавшими и оставшимися. 

— Анна, в этом году проект Pause/Play: Culture under Pressure освещал проблемы использования цифровых технологий в искусстве. Это довольно обширная тема. На каких конкретно вопросах сосредоточились участники проекта в Ереване и что обсуждалось в рамках конференций, лекций, презентаций?

— У программы было несколько направлений. Это был мультифасетчатый опыт для участников программы. С одной стороны, как вы правильно заметили, мы затрагивали вопросы использования технологий художниками и культурными акторами. В рамках двухмесячной онлайн-программы мы знакомили участников с тем, как можно использовать различные инструменты — начиная со знакомства с практиками применения технологий ИИ в искусстве и заканчивая анализом того, какие существуют стратегии использования цифровых и интернет-технологий в активизме. Для онлайн-сессий были приглашены эксперты в разных областях, которые в формате лекций или практикумов делились своими знаниями с участниками.

Кроме того, у программы есть определенная миссия. Мы хотели осветить темы, связанные с деколониальными практиками, с вопросами интеграции людей, которые вынуждены были покинуть свои страны в силу геополитических причин, цензуры и войн. Это был большой блок вопросов, которые затрагивались как косвенно, так и напрямую. Мы разговаривали с участниками о вопросах, связанных с интеграцией, переосмыслением собственной идентичности в новом контексте. Было много разговоров о том, как, не теряя своей культурной идентичности, быть внимательным к локальным коммьюнити, местной культуре и находить тот путь, который позволил бы всем находиться в мирном и продуктивном сосуществовании.

— Это очень большой блок тем. Даже за месяц сложно с ним справиться.

— Да, это правда. В этом, на мой взгляд, и сила, и сложность программы. Организаторам хотелось затронуть все эти важные и местами болезненные вопросы. При этом здесь есть и практическая составляющая. Хотелось, чтобы программа проходила не только в плоскости теорий и интеллектуальных построений, но чтобы у участников появился практический инструментарий, который помог бы им в этой новой жизни. В то же время надо учитывать, что мы давали участникам этот инструментарий, но не настаивали на его применении, потому что объединение инструментов и художественных работ может произойти только на личном уровне.

— Одна из целей проекта — показать художникам, как использовать виртуальную реальность, блокчейн, искусственный интеллект и другие инструменты для осуществления художественных целей. Как конкретно они могут помочь художникам, которые были вынуждены покинуть свою родную страну из-за политических репрессий?

— Это, конечно, задача каждого из художников, а также тех, кто работает в культурном поле — понять, как применять этот инструментарий так, чтобы их высказывание получило какое-то преимущество от применения технологий. Я всегда говорю это своим студентам — очень важно помнить, что если ваше высказывание не требует применения всех этих прекрасных новых технологий, не мучайте себя, потому что технология — это всего лишь инструмент. Действительно, в этом есть двойная история — мы живем в современном мире, где все применяют новые технологии, и эти технологии дают возможности, которых до этого не было. Однако далеко не для каждого культурного проекта эти технологии могут сыграть какую-то позитивную роль с точки зрения оформления идеи и донесения ее до конечного потребителя. Очень часто у художников нет уверенности и опыта в том, какой потенциал есть у технологий, и наша задача была их с ним познакомить и показать, как они применяются в культуре и искусстве.

— Про какие проекты вы рассказывали участникам? Какие примеры приводили?

— Я, например, рассказывала участникам о The Electronic Disturbance Theater, которые по сути явились первыми хакерами-активистами в художественном поле. С помощью художественно оформленных кибератак они привлекали внимание к социальной несправедливости и военным действиям. Кроме того, я приводила пример антивоенного фильма/видео-арта, который был создан художественной группой Псевдомарксистские Медиа Партизаны. Проект сделан сделан в пространстве игры типа GTA. В фильме рассказывается про логику и философию войны в игровом и реальном пространстве и идет рефлексия на тему дезертирства.

А еще один из моих любимых примеров — проект группы! Mediengruppe Bitnik “Посылка для Джулиана Ассанжа”. В январе 2013 года они отправили посылку Джулиану Ассанжу в посольства Эквадора в Лондоне. В посылку была вмонтирована мини-камера, которая документировала ее путешествие через Королевскую почту Британии через небольшое отверстие, проделанное в коробке. За этим путешествием мог наблюдать любой желающий на специально созданном для этого сайте. Участникам проекта хотелось проверить, сможет ли посылка дойти до Ассанжа. Примерно через 32 часа она достигла места назначения, и несколько тысяч человек стали свидетелями того, как сам Ассанж открывает ее и, обнаружив камеру, обращается к публике.

— Кульминацией проекта стала выставка Translating Transition в Ереване. В чем состояла концепция выставки?

— В данном случае сложно говорить о концепции, потому что это не самый обычный выставочный проект. Обычно у куратора есть концепция, идея, и согласно ей он формирует состав проектов-участников выставки и приглашает художников. В данном случае все получилось наоборот. Мы предложили всем участникам лаборатории сделать свои художественные проекты и показать на финальной выставке. Какой-то четкой темы мы не выбирали, но круг тем предполагалась тот же, что и у программы в целом.

Изначально была запланирована компактная выставка из проектов участников прошлого года. Мы хотели этим ограничиться. Однако быстро стало понятно, что на самом деле это хорошая и полезная практика для участников этого года, когда они могут сформировать и реализовать свои проекты прямо во время программы. Вместе с менторами мы помогали оформлять эти высказывания в финальную художественную работу.  То есть получился не формат классической выставки — с темой, с подобранными участниками и сформированным смысловым полем, а, скорее, импровизационное продолжение лаборатории, которую мы проводили в рамках программы. 

Я всегда говорю это своим студентам — очень важно помнить, что если ваше высказывание не требует применения всех этих прекрасных новых технологий, не мучайте себя, потому что технология — это всего лишь инструмент

— Каково было курировать выставку и анализировать опыт совершенно разных людей, которые оказались в похожих обстоятельствах?

— Кураторская работа, кроме диалога с художниками по поиску формы и формированию идей, заключалась в том, чтобы найти наиболее “работающее” решение для расположения проектов в пространстве, чтобы они вступали друг с другом в диалог и чтобы у пришедшего зрителя создавался связный нарратив. Это очень важно. 

Мне видится достаточно удачным название Translating Transition, потому что, с одной стороны, оно очень широкое и может иметь множество интерпретаций, а, с другой, оно очень точное по отношению к тому бушующему сложному морю переживаний, проблем и размышлений, с которым сталкивается каждый участник, вынужденно покинувший свою страну и культуру, каждый иммигрант. Каждый из участников находится в некоторого рода “переходном периоде”, в котором он или она оказались. Слово “translating” (англ. “переводить, переводя”) отражает ситуацию необходимости постоянно “переводить” реальность, в которой ты оказался, не только буквально —  с одного языка на другой, но и переводить для себя язык новой культуры, быта, привычек, социального устройства в новом месте. Иммигранты находятся в состоянии постоянного перевода реальности, новых обстоятельств. Каждый проект, представленный на выставке, так или иначе являлся отражением и рефлексией на эти процессы.  

— Если я правильно поняла, на выставке художники пытались создать новый язык, новую культурную семиосферу, которая могла бы отразить их мигрантский опыт, понять свою инаковость и проанализировать процесс интеграции в новые социальные структуры. Каким образом участники выставки интерпретировали эти вопросы?

— Важная особенность проектов этого года состоит в том, что они не активистские, а, скорее, направлены на внутренние переживания человека. Есть ощущение, что в прошлом году было гораздо больше активистского запала, попытки влияния на реальность. Но война затянулась, вспыхивают новые войны и новые кризисы. У очень многих людей накопилась усталость, личное, направленное вовнутрь переживание. На выставке можно заметить, что большинство художников обращаются зачастую к глубоко личным переживаниям.

Так, работа украинского участника Олексiя Чумака (коллаборация с Олей Махно) носит название Miscarriage. Это видео-арт, документация перформанса, посвященного травме переживания трагедии войны для его семьи. Художник сравнивает свои ощущения с тем, как мертвые киты или водоросли оказываются на берегу, размышляет о сложности интеграции в новой “экосистеме” и о том, насколько в принципе возможно пережить травму прошлого. 

Также на выставке можно было увидеть достаточно лирический проект Vishapagorg художников Gray Cake, Кати Пряник и Саши Сериченко. Они иммигрировали в Армению и познакомились там с Анной Казарян, женщиной, которая профессионально занимается плетением ковров и гобеленов с традиционными узорами. Катя решила научиться этому искусству, через кончики пальцев познавая локальную культуру. Название проекта — «Вишапагорг» — переводится как «Драконий ковёр». Это самый старый из сохранившихся армянских ковров. На нем изображены одни из наиболее часто встречающихся в традиционной культуре узоры. Используя эти узоры как отправную точку, художники отобрали датасет (базу данных) ковров и гобеленов и, используя технологии искусственного интеллекта, создали новую интерпретацию этих узоров в формате видео-арта, соединяя разные контексты и технологии воедино.

otar (Нарек Бунатян), художник из Армении, сделал саунд-арт работу ան.ժամանակ / time: less, в которой он собрал фольклорные мелодии разных угнетаемых народов, которые находятся или находились в трагических обстоятельствах — украинцев, грузин, армян, палестинцев.  Отрывки этих мелодий художник обрабатывает и сэмплирует специальным образом, показывая, с одной стороны, схожесть культур, а, с другой, — раскрывая индивидуальность каждой культуры. Вплетая мелодии представителей этих разных стран в одно произведение, художник создает поле примирения и дает надежду на мирное будущее. 

Любопытно, что на выставке были представлены несколько работ, которые затрагивали тему снов. Художница Евгения Ржезникова в VR  проекте “Библиотека снов” анализировала сны людей, которые подверглись политическим репрессиям или находились в ситуации тоталитарного общества, она взяла три периода — Вторую мировую войну, советский период и современную Россию. А Диана Мейерхольд вместе с Анастасией Марочкиной сделала проект в метаверс с возможностью использовать дополненную реальность, в котором можно послушать сны людей, переживающих военные действия.  

— А присутствовали ли на выставке проекты, которые все-таки больше сосредотачивались на общественном, а не личном?

— Один из самых сильных таких проектов, на мой взгляд, был посвящен жизни документов мужчин, которые так или иначе затронуты происходящими военными действиями. Это фотопроект Марии Филипповой “Повседневная жизнь военных документов”, который исследовал связи между войной, милитаризмом и маскулинностью в условиях общего тренда все большей милитаризации общества.  Три разных истории мужчин показаны через фотографии документов, которые определяют их судьбу в условиях военных действий. “Корочки” и бюрократические документы становятся артефактами, отражающими переплетение идеологической машины и человеческой жизни.

— Мне кажется, вопросы, поднятые художниками на выставке, очень хорошо понятны эмигрантскому сообществу, которое за последние несколько лет сильно разрослось, но насколько этот опыт применим в более широком глобальном контексте? Может ли эта выставка быть актуальна для тех кто не уехал, а остался?

— На мой взгляд, у этой программы нет цели, чтобы представленные проекты глубоко апеллировали к тем, кто остался. Более того, меня, как человека, который на момент проведения выставки еще не переехал из России, очень расстраивает, когда проводится водораздел между теми, кто уехал и теми, кто остался. Это какая-то не очень честная постановка вопроса. Например, многие, кто остался, ушли во внутреннюю миграцию, и у них есть все те же переживания, проблема самоидентичности и нащупывания новой реальности. Тем не менее, хотя бы по формальному признаку, выставка проходила в Ереване, поэтому очевидно, что зрителем был явно не тот, кто остался в России. И, тем не менее, выставка оперирует универсальными идеями.

Конечно, она не будет понятна с той глубиной боли и переживания, кто не прошел через иммиграцию, так как это действительно очень специфический опыт. При этом трагедии, о которых так или иначе ведется речь, актуальны для разного зрителя. Очень многие находятся сейчас в попытке нащупать базу своего существования в новой реальности. Это фиксация момента и рефлексия, без которой осознание этого периода невозможно. Я считаю такие выставки важны и для того, чтобы налаживать диалог с разными культурами, для того, чтобы нащупывать путь, который может привести нас к мирному сосуществованию.   

Фотографии: Проект Pause/Play: Culture under Pressure / Kulturschafft e.V. / Goethe-Institut / Narek Dallakyan / Daniil Primak