Над башнями Ростовского кремля очень картинно, как по команде, взмывает стая ворон. «Это они чуют приближение "Гамлета», — шутят кругом зрители. Но в том как раз особая прелесть мероприятий под открытым небом: любые непредвиденные события и детали могут невероятно органично влиться в действо. В данном случае — «Ростовское действо». Постепенно завоевывающий всё большую известность, этот фестиваль средневековой культуры и музыки прошел на Ярославской земле в начале августа уже в девятый раз, как всегда предложив своим гостям широкий спектр развлечений — концерты, выставки, колокольные звоны, мастер-классы… Но ключевое событие, конечно, субботнее вечернее представление, за которое много лет подряд отвечает дирижер Дмитрий Волосников вместе с оркестром и хором театра «Новая опера».

Хотя название «Гамлет» первым произнес главный режиссер «Театра на Покровке» Геннадий Шапошников — переходы и башни Ростовского кремля вдруг навели его на мысль об Эльсиноре, и они с Волосниковым принялись за работу. И вот, наконец, настал час «Ч", все репетиции позади, зрители стремительно заполняют архиерейский двор: пришедшие пораньше успели занять стулья, остальные устроились — кто на ступенях церквей, кто на скамеечках у пруда, или даже прямо на земле. Установленные между церквями Воскресения и Одигитрии помосты для актеров и сцена для оркестра ждут своих героев, правда, последние не спешат… Начало мероприятия было запланировано на половину девятого, но, видимо, организаторы дожидались, пока двор накроют густые синие сумерки, в которых очертания предметов становятся расплывчаты и смутны — и всё сильнее верится, что перед тобой и впрямь Эльсинор. А византийский распев "Agios a Theos» в исполнении хора «Моисей Петрович», открывающий действие, вполне может сойти за погребальную песнь датскому правителю, под которую прямо среди зрительных рядов движется процессия вдовствующей королевы Гертруды.

Из декораций на сцене один лишь трон, при этом постановку вовсе не назовешь «голой» — естественные пейзажи кремля создают нужную атмосферу, звонят колокола церкви Воскресения, стреляет пушка. Технологическими новшествами также не пренебрегли: специально для спектакля даже был создан видеоряд — короткие ролики, к примеру, свидания Офелии и Гамлета в яблоневом саду (он здесь же, неподалеку), которые проецируются прямо на крепостную стену за оркестром. Звукорежиссеры поколдовали так, что всё прекрасно слышно в любой части двора и притом по ушам не бьет, световая партитура выверена — в итоге перед зрителями раскидывается огромное пространство, полное света и цвета.

Но, пожалуй, главное достоинство этого «Гамлета» — музыка. Шекспировская трагедия и ее образы служили вдохновением для десятков композиторов от Брамса до Бретта Дина, от Варламова до Слонимского. Для ростовского же спектакля Дмитрий Волосников составил свою «сюиту», и Источником Номер Один стала опера «Гамлет» француза Амбруаза Тома (который достаточно вольно обошелся с сюжетом). Сочинение скорее раритетное и полузабытое, хотя много лет назад оно уже шло в «Новой опере», и нынешние костюмы достались «по наследству» именно от той постановки. Расшитые золотом серые и черные одеяния с жабо, в свою очередь, кажется, отчасти вдохновлены великим фильмом Григория Козинцева с музыкой Шостаковича. И это как раз Источник Номер Два.

Сам ДДШ обращался к шекспировской трагедии несколько раз. Сперва в 1932-м году, когда художник-постановщик Николай Акимов представил в Театре имени Вахтангова своего радикального, комедийного (!) «Гамлета». Музыка получилась ему под стать — такая же смелая, упоительная, ироничная. Даже похоронный марш оказался пародийным, а Клавдий с Гертрудой удалялись с кладбища под легкомысленную польку. Кстати, в ростовском спектакле имеется похожая сцена, словно невольная отсылка к акимовскому творению, — королева вместе с придворными (Юлия Рутберг и хор «Новой оперы») выходят, приплясывая под «Венгерский марш» Берлиоза из «Осуждения Фауста».

Примечательно еще, что ведь и Гектор Берлиоз не прошел мимо гамлетовской темы, написав цикл «Тристия», в котором второй раздел назывался «Смерть Офелии», а третий — «Похоронный марш для финальной сцены "Гамлета». Хоть это произведение в спектакле не используется, зато фрагменты его других сочинений идеально встроились в ткань действия. Как, например, кривляющаяся, гротескная мелодия из пятой части «Фантастической симфонии», сопровождающая появление бродячих актеров. Или из того же «Осуждения Фауста» еще и «Менуэт блуждающих огней», и одна из самых драматических сцен — «Скачка в бездну», что звучала во время дуэли Гамлета с Лаэртом. Ее взволнованный неумолимый ритм на фоне литании молящихся женщин и их испуганных возгласов безупречно подчеркнул напряженную атмосферу трагического финала постановки. В принципе нельзя не отметить, насколько точно Волосников подобрал музыку, ловко ее «смонтировал» и мастерски переключался между произведениями, эпохами и стилями, управляя всем этим сложно устроенным опусом.

Однако возвращаясь к Шостаковичу. В 1964-м на экраны вышел знаменитый «Гамлет» Козинцева со Смоктуновским в заглавной роли. И для этой картины Дмитрий Дмитриевич не использовал ни единой строки того, что написал для вахтанговского спектакля, а создал музыку заново! Именно она прозвучала в Ростове — громовые хлесткие аккорды вступления, пугающая инфернальная тема при появлении Призрака…

Если упругие ритмы Шостаковича составили нерв спектакля, то за поэтичность и вокальные роскошества «отвечал» Тома. Причем солистам «Новой оперы» пришлось выступить еще и в амплуа драматических артистов. А тенор Максим Остроухов, игравший Полония, и вовсе не пел — зато данную роль, полную одновременно и юмора, и печали, он исполнил великолепно (впрочем, всякий, видевший его Бомелия или Мисаила, в этом ни на секунду не усомнится!).

А у баса Владимира Кудашева была убедительна как строгая ария “Je t’implore, ô mon frère”, так и точно расставленные акценты в речи, и вкрадчивые интонации, которыми он наделил Клавдия, показывая его не банально преступным узурпатором, а сложным, неоднозначным человеком.

Столь же выразителен его сценический брат, Призрак отца Гамлета, в исполнении баса Евгения Ставинского. Его вокальный монолог не изобилует украшательствами — он построен фактически на одной ноте ре и неотмирен (как, собственно, полагается для Призрака). Но какое же при этом богатство в звуке и поистине королевское величие. А голос, раздающийся из поднебесья — с галереи кремля, звучащий будто бы ниоткуда, но заполняющий всё пространство, пробирает до мурашек. Что ни говори, а эта сцена получилась одной из самых эффектных в спектакле!

Заслуженный триумф ждал и Офелию — Ирину Костину. Огромную и сложную прощальную арию с красивейшей балладой о вилисе, входящую в золотой репертуар колоратурного сопрано, она спела искусно, впечатляюще (действие даже прервалось овацией), и помешательство сыграла очень трогательно.

Среди драматических артистов похвалы достойны все от бродячих актеров до Горацио, но в центре внимания, естественно, оказались Гертруда с Гамлетом. Юлия Рутберг была поразительна — истинная королева, но при том глубоко измученная женщина, разрывающаяся между сыном и мужем.

Что же до самой желанной роли всех времен и народов, то актеру «Современника» Илье Лыкову в его интерпретации ближе, кажется, не меланхоличный поэт-страдалец Смоктуновского, а отчаянный и исступленный Принц Датский Кеннета Браны, ну или мятущийся и язвительный Камбербэтча. Впрочем, Гамлета можно играть как угодно — это невероятно гуттаперчевая роль. Главное, что порывистый, взволнованный, раздраженный, в меру философствующий, живой и эмоциональный герой Лыкова абсолютно самодостаточен, и это явный успех молодого актера!

Правда, несмотря на всю сакральность текста, многие фрагменты оказались купированы, — но тут ясно, что если оставить всё, то мероприятие завершилось бы за полночь, так что уж лучше вырезать больше, но хорошо поработать с остатком, что и было сделано. В итоге целиком изъяли сцену с могильщиками и линию Фортинбраса — он не появляется в финале, а спектакль завершается воссоединением в загробном мире Офелии, Гамлета, его отца и матери под умиротворенную мелодию, и это решение не вызывает противоречий.

А более всего подкупает в спектакле его «самость»: казалось бы, эта музыкально-драматическая постановка синтезирует различные источники, ссылается и цитирует, но при этом она не похожа ни на что, абсолютно самостоятельна и уникальна. А также, конечно, эксклюзивна — был предусмотрен всего один показ только в рамках «Ростовского действа». Но можно надеяться, что этот «Гамлет», получив свой обещанный успех, подарил авторам вдохновение уже для следующего фестиваля.