«ДРЕВНИЙ РЕПТИЛЬНЫЙ МОЗГ — Мысли. Миллионы сполохов во тьме. А ты тонкий инструмент, братишка! Все эти лица и имена, смех, и вскрики, и хитрости… Все закоулки всех улиц…

ЛИМБИЧЕСКАЯ СИСТЕМА — Записаны в тебе. Навечно. На ферроленте.

ДРЕВНИЙ РЕПТИЛЬНЫЙ МОЗГ — Она крутится и крутится — часами. На дискотеке, где ты впервые пригласил ее на танец. Воспарил — воспарил! — над черным изгибом горизонта. Распахнутые крылья сна усыпаны звездами.

ЛИМБИЧЕСКАЯ СИСТЕМА — Узри! Их здесь миллионы. Тот, первый раз. И тот, последний. Дым у нее во рту, цветы в горшке, лица: отворачиваются; меняются.

ТЫ — Что это?

ДРЕВНИЙ РЕПТИЛЬНЫЙ МОЗГ — Это мир, парниша. И ты из него соткан. Каждый день, что ты в нем проводишь, ты создаешь еще немного себя из его кусочков. Боюсь, тебя уже не расплести. […] И дым не вернется к ней в рот.»

Есть некоторая сложность в понимании того, как работают динамические самоорганизующиеся системы. Например, в том, как работает геном многоклеточных — когда из единственной клетки получается сложный многоклеточный организм. Упрощенная, «школьная» модель, в которой геном клетки содержит информацию только о том, как жить, приспосабливаться и производить себе подобные клетки, кажется нам привычнее, чем более реалистичная модель, в которой учтен эмбриогенез (онтогенез, морфогенез). Ведь в случае правильного представления об эмбриональном развитии и об онтогенезе в целом, о морфогенезе, появляется еще один момент, определяющий сложность понимания этой темы — это вопрос о формировании растущей сложности эмбриона: как сделать из одной клетки определенного вида множество клеток разных видов, которые при этом должны формировать сложную структуру. Есть специальный раздел науки, который занимается этим вопросом — эволюционная биология развития (evo-devo), и само то, что она возникла как направление относительно недавно, указывает на то, насколько сложно человеческому мышлению даются модели подобных явлений.

Развитие жизни как единого процесса можно разложить на две «проекции»: онтогенез (индивидуальное развитие отдельного организма) и филогенез (эволюция и происхождение вида, к которому принадлежит организм). Как взаимодействуют онтогенез и филогенез? Важно, что механизм онтогенеза, эмбриогенеза напрямую связан с тем, как этот процесс формировался в эволюции — с филогенезом. Оба процесса родственны по своему механизму (происходят в одной системе — в живых объектах) и являются проекциями одного глобального явления на филогенетическое и онтогенетическое время, они с некоторыми отличиями воспроизводят друг друга в разных масштабах по, вероятно, тем же принципам, по которым воспроизводят себя другие фрактальные процессы (так же и взаимодействие социального кода с биологическим телом происходит как один процесс, но в отдельных проекциях на жизнь человека и историю человечества). Но как именно реализуются «проекции одного глобального явления на филогенетическое и онтогенетическое время»? Важно, что структура каждого физического носителя информации («болванки») и в случае генетического, и в случае культурного кода определяется напрямую взаимодействиями со средой и другими носителями и косвенно — взаимодействиями других носителей друг с другом.

Все, что есть в определенном человеке, является продуктом синтеза информации, поступившей извне. Строительный материал для построения человека по происхождению напрямую (материя) или косвенно (информация) является чужеродным и на уровне материи, и на уровне информации. Родительские гены есть в человеке с момента его появления и все же они — не совсем его. В вопросе культуры, при том, что в итоге все усвоенное извне и является «человеком», также источником всего изначально является среда. Но реализовываться и меняться генетический и культурный код может только через существование («инкубацию» и «мутирование») в определенном физическом теле. При этом синтез разнородной информации в одном теле является источником изменений, а содержание кода определяет правила и траекторию изменения кода в процессе «инкубации» и передачи его другим физическим телам (код определяет то, каким будет тело и через его свойства определяет возможности изменения себя самого и пути передачи себя другим).

Также важно происхождение — последовательность развития, как последствие реализации кода — путем последовательной самоорганизации системы. Последовательность этой самоорганизации определяет структуру «болванки», «следы» памяти о предыдущих стадиях процесса самоорганизации наслаиваются друг на друга и так детерминируют структуру и связи в ней.

И в филогенезе, и в онтогенезе последующая стадия развития зависит от уникальной структуры предыдущей стадии. В случае онтогенеза: уже имеющаяся структура эмбриона, внешние условия, геном; в случае филогенеза: уже имеющаяся структура генома и детерминируемый ею онтогенез как структура, внешние условия, «правила» эволюции (вероятно, проводить аналогию нужно между эволюцией всей экосистемы (а не одного вида) с развитием тела одной особи). Все не напрямую определяется правилами развития, правила меняются вместе со структурами: последующее строение генома зависит от предыдущего в эволюции, последующее строение эмбриона зависит от предыдущего в эмбриогенезе. Это и то, что разные уровни организации меняются по схожему принципу (онтогенез — меньший масштаб — частично повторяет филогенез — больший масштаб), заставляет вспомнить о фракталах и хаосе (правда удивительно, что ход эмбриогенеза возможно предсказать — это несвойственно странным аттракторам).

Мысль про то, что онтогенез повторяет филогенез, рождается из того, что оба идут по пути усложнения. А у хаотических систем, в том числе у биологических, количество форм ограничено, поэтому они повторяются, когда сменяют друг друга. Но в случае, например, жабр у эмбриона человека все не так просто. Тут важно сформировать правильный вопрос. Как могла бы выглядеть и как могла бы работать модель, в которой онтогенез ни в чем не повторяет филогенез? Или наоборот — в случае, когда полностью повторяет? Сходство неродственных видов действительно объясняется хаотической природой жизни. Но как все связано в случае сходства форм в ходе филогенетического и онтогенетического развития у одного и того же вида? Как воздействует онтогенез на филогенез? Воздействие возможно, только если это генетически закреплено. Удлинение пути развития сохраняется в эмбриогенезе как повторение филогенеза, укорачивание — убирает кусок, повторяющий соответствующую часть филогенеза.

Тут нужно ввести еще одно сравнение, важное для полного раскрытия описанной ниже темы. Эмбриогенез (скорее, весь онтогенез) — это как одна «итерация» мышления. Мышление проходит одни и те же пути снова и снова, по-разному, при этом меняет их. Эмбриогенез проходит аналогичные пути единожды, при этом раз и навсегда. А вот филогенез, эволюция — это что-то вроде профиля, внешнего рельефа на той временнОй, четырехмерной структуре, которую выстраивают бесчисленные итерации эмбриогенеза сменяющих друг друга особей. В случае мышления таким профилем становится личность, его наследие (след) в культурном коде. У мышления основа для эволюции, для всех итераций процесса формирования профиля/рельефа — постоянная, единственная и материальная. В случае биологической эволюции основа тоже материальная — геном, — но при этом отчасти «виртуальная»: в том смысле, что потенции, содержащиеся в молекуле ДНК не могут реализоваться сами, это только инструкция для реализации функции, а не сама реализующаяся функция. Для возможности изменения генома системе приходится на каждую итерацию выстраивать одноразовую материальную «болванку» по схеме/инструкции, содержащейся в геноме, при этом для появления и сохранения изменений необязательно, чтобы они происходили именно в процессе эмбриогенеза (хотя если объединить эмбриогенез с постнатальным развитием, то все сходится, все изменения происходят в процессе итерации, просто акцент в развитии немного смещен в сторону необходимости именно тела, а не только процесса).

В случае биологии в предоставлении информации для «болванки» напрямую задействуются два источника, при этом единожды. В случае культурного кода прямых источников множество, и они воздействуют на «болванку» в течении всего времени ее существования. В случае мышления критично, что новое образуется прямо в процессе итерации, эта итерация и является процессом появления нового; в случае биологических изменений в системе больше измерений, и структура процесса обладает формой, которая создает впечатление (именно создает впечатление) подчиненности процесса развития процессу изменения: онтогенез как будто обслуживает филогенез, он занят разверткой физической оболочки, которая нужна для того, чтобы появились инструменты, необходимые для выполнения изменений генома и сохранения их. Смена поколений для культурного кода выглядит иначе: каждая развернутая материальная «болванка» проходит через множество итераций изменения (в случае биологического развития процесс происходит единожды). Может быть, именно эта «многоразовость» болванки для культурного кода является глубинной и истинной причиной эффекта, который люди интерпретируют как-то так: «мышление за пару поколений решает задачи, которые эволюция решает миллионы лет» (ко всему прочему, в культурной болванке сам процесс «итерации» становится и источником изменений, и их контролером; и в биологической, и в культурной «болванке» контроль — сохранение или исчезновение; но культурная болванка — аналог биологической популяции, исчезновение одной структуры не уничтожает болванку целиком). Вообще, геном в описанной интерпретации — это воображаемый концепт, как «экватор» или «ось земли», этот концепт необходим для упрощения понимания. Но это не просто выдумка, за ним стоит особое, определяющее его свойство.

На самом деле, примеров много, а пример выше был разобран так подробно из–за того, что он иллюстрирует общие закономерности для жизни как явления в целом (и в каком-то смысле, общие для всего сущего, а не только для жизни). Системная модель мира, учитывающая время, существует по принципам, к познанию которых человеческое мышление не слишком хорошо приспособлено. Аналогичные сложности понимания возникают, когда пытаешься представить себе причину, почему, например, десять, сто, тысяча муравьев — это просто много муравьев, а уже десять тысяч — муравейник со сложной структурой. Еще можно вспомнить про мурмурации (танцы стай скворцов). Важно, что для человека эти сами мурмурации выглядят как замысел, как придуманный кем-то слаженный сценарий. И сценарий был бы необходим, если бы вместо скворцов были дроны, и каждым дроном управлял отдельный человек — у людей нет автоматически работающего с этой задачей отдела мозга, без контроля такое представление моментально бы вышло из–под контроля. Зато в других сферах люди неосознанно ведут себя как скворцы в стаях, и получаются такие же «мурмурации» — например в смене трендов в соцсетях.

Подобные сложности есть и в понимании самого человеческого мышления. Довольно широко распространено представление о том, что в голове человека есть управляющий другими отделами мозга участок, в котором и находится «сознание» — представить, что у мышления нет управляющего центра (как нет и «частицы» сознания — но есть что-то иное?), что мигрирующая по коре, но запоминающая свое движение электрическая активность и есть сознание, очень тяжело. Создается ощущение, что естественная логика человеческого мышления, оперирующая идеальными, повторяющимися, симметричными элементами, прямыми линиями и идеальными окружностями, просто не приспособлена для восприятия форм, выстроенных жизнью (хаосом — об этом ниже), человеку сложно представить, что есть явления, которые создают «работающую» сложность наравне с мышлением, но без замысла, без моделирования и планирования — для человека это немыслимо, он знает, что без сосредоточенного моделирования и планирования получится не сложный функционирующий механизм, а мусор. Эмерджентность — это явление, которое совсем не очевидно для понимания. И это только одно из проявлений той логики, по которой существует «мир». Одним из проявлений такой природной логики является то, как работает сама человеческая, осознанная логика и то, что лежит «под» ней.

Эмерджентное свойство складывается не само по себе, а вокруг какого-то изначально данного свойства. Если ты делаешь браслет из бусин, то количество бусин, необходимых для появления свойства «налезает на руку» определяется толщиной руки. С муравьями должно быть что-то подобное. К какому свойству привязано количество, необходимое для появления муравейника? Вероятно, нужно достаточное количество взаимодействий для каждого участника, чтобы муравьи не разбегались (для роевого интеллекта: в обычном мозгу то же самое — количество взаимодействий на один нейрон — определяет кошелек Миллера? Плюс, теория шести рукопожатий: что-то зависит от количества людей на единицу площади, поэтому интернет все поменял — сблизил людей в целом, при этом сильно сблизил удаленных друг от друга людей и немного разделил близких из–за перераспределения внимания на дальних) — тут прямая привязка только количеству, на первый взгляд, но на самом деле важно двухмерное пространство, — как то самое свойство, от которого зависит количество муравьев, необходимое для появления муравейника. Нужно определенное количество бусин-муравьев для того, чтобы охватить двумерную поверхность определенной формы (стоило бы экспериментально проверить, зависит ли нужное количество муравьев от формы поверхности). Аналогично, мозг: нейронов нужно столько, чтобы довести кошелек Миллера до определенного значения, тогда он начинает позволять экспоненциально усложнять и упорядочивать существующее устройство среды, в котором живет человек. И в этом случае ограничивающий момент — среда. Вероятно, именно из–за различий в среде отличалось необходимое число Миллера для появления цивилизации, поэтому некоторым популяциям не хватило 7±2, и они остались в первобытном состоянии. (Для эволюции в целом работают те же закономерности про различия в окружающей среде.)

Эмерджентность напрямую связана с феноменом хаоса. Хаос в обыденном понимании чаще всего понимается как что-то случайное и неупорядоченное. В математике и физике хаос — это апериодическая «странносимметричная» в своей сути форма порядка. Это явление, которое создает альтернативу расхожим механистическим редукционистским представлениям о материализме, не выходя за пределы этого самого материализма. Хаос создает нередуцируемую и непредсказуемую сложность. Есть феноменология, есть герменевтика, есть идеи Деррида и Хайдеггера, они составляют альтернативу «привязке к фактам» за счет кардинального смещения точки отсчета в построении системы логики и системы мировоззрения. Хаос поражает тем, что он скрывается в той же системе мировоззрения, которая включает в себя и редукционизм, но радикально дополняет и частично опровергает эту систему. Настолько революционным влиянием обладают, наверное, только теория относительности и квантовая механика. Они все вместе разрушили неосознаваемое представление о причинно-следственной связи как о переходе между сценами в сценарии. Следствие обусловлено причиной и неизбежно, но не состоит в одном единственно возможном варианте последующих событий, всегда есть зазор («веер») вероятных событий. (Хотя в сфере статистики «вероятность», кажется, имеет немного другое значение и отсылает скорее к устройству описывающей будущее модели-упрощения.)

В контексте эмерджентности показателен насущный пример, штамм вируса SARS-COV-2 омикрон: пара мутаций — и вот он уже не идет дальше бронхов, и повреждения и летальность гораздо меньше. Глобальные изменения в сложных системах происходят как лавина, запущенная одним малейшим сдвигом в структуре. И в этом случае все определяется уже не только происхождением и не только геномом. Не только геном определяет то, каким будет форма живого организма после развития. Важно влияние среды, тех алгоритмов, по которым существуют, меняются, движутся среды, в которых живет организм. Количество форм в динамических системах ограничено. И это легко проследить в том, как выглядят живые существа в зависимости от среды обитания. У некоторых организмов есть вариативность, у других форма настолько точно подогнана под то, что происходит вокруг, что малейшее несоответствие моментально превращает живое в неживое. Поражает то, что формы некоторых организмов (например, медуз), копируют формы процессов, происходящих в неживых динамических системах, буквально в той среде, в которой эти организмы и живут. Живой организм, как ожившая турбулентность, ее живая версия. Живое продолжение потока, давящей массы, ледяной стужи. Приспосабливаясь к формам, присутствующим в среде, организм и в ходе эволюции, и в ходе индивидуального развития копирует, отражает эти формы в устройстве и форме своего тела. Не сразу удается представить то, как (на примере с медузой), гены в ходе эволюции менялись, накапливали мутации, постепенно приходя к тем же формам, которые оставляют капли чернил в воде. Что-то направляло поток изменений в этом направлении, отсеивая все, что не соответствовало «идеальной» (соответствующей форме). Не аэродинамичная птица не полетит и умрет. Скала под действием ветра изменит форму, а вот живое с неудачным изменением формы в результате мутации не всегда способно так изменить форму — и исчезает. Динамическая система внутри живого может оставаться таковой только при определенной форме тела. И если эта форма мешает динамическим формам в мире, они разрушают форму живого, а с ней и жизнь внутри этой формы.

Некоторым не нравится мысль о том, что среда дает информацию для построения организма наравне с генами. «Из семян помидора не вырастут кактусы, если посадить их в пустыне». Но эта мысль не говорит о том, что другая среда сделает организм кардинально другим. «Правильная» среда является часть» инструкции, по которой развивается организм (другая часть — гены). Если в какой-то части инструкции (в генах или в условиях среды) появляется несоответствие, существо почти всегда перестает быть живым (помидор не вырастет в пустыне). В случае генов: изменившиеся гены очень редко постепенно создают другой вид; в случае изменившихся условий: так же — постепенно; в обоих случаях это возможно, но только при согласованности общей новой формы в целом со средой. Формы тела разных видов, живущих в схожих условиях, недаром похожи (так работает эмерджентность) — это так же указывает на значимость роли условий как части «инструкции». — необходимо, чтобы множество параметров было неизменно. Это же уменьшает возможности изменчивости жизни. В теории, наверное, можно представить ситуацию, что и резкое изменение генов, и резкое изменение среды по отдельности может привести к появлению нового пути развития по в остальном той же инструкции (в качестве сравнения можно представить прионные белки, у которых 2 стабильные конформации), но вероятность такого стечения обстоятельств очень небольшая. Недаром эмбриогенез происходит при стабильных условиях, другие условия не сработают как инструкция, организм не будет другим, он просто не разовьется. При этом условия таки определяют иногда эмбриогенез вариативно — температура, например, определяет пол у эмбрионов крокодила. Важно, что вариативность условий даже внутри всей биосферы не такая уж большая в сравнении с вариативностью условий Вселенной, а в случае с эмбиональным развитием, которое и определяет форму существа, подходящие условия максимально консервативны для определенного вида. В случае с жизнью внешняя среда определяет форму живого, но не в том смысле, что есть вариации (сильное изменение — смерть). Подходит по сути только одни определенные условия среды. И неизменность характеристик этой среды маскирует ее влияние как равноправной части инструкции по сборке нового живого организма.

Помимо всего прочего важно еще и влияние разных частей одного организма друг на друга (это влияние происходит по тем же принципам, что и влияние среды). Например, мышление определяется устройством нейронов, да. Эмерджентные свойства мышления, породившие ракеты, квантовые компьютеры и «Рождественскую песнь», определяются количеством этих нейронов, свойство нейронов — их устройством. Но не сразу и не так уж легко ум добирается до мысли, что все это напрямую зависит, помимо всего прочего, еще и от формы черепа, буквально от того, как повлияет форма костей на развитие отделов мозга. Подобные неочевидные, но важные закономерности есть повсюду, и что интересно, они в своей основе несут хаос, который все же каким-то образом упорядочивается, при этом порождая парой «мазков», парой событий формы, которые для строгого порядка немыслимы. Когда смотришь на змей, на их приспособленность, кажется, что эти признаки, их отличительные способности должны быть закодированы миллионами бит информации. Тем сильнее удивление, когда обнаруживаешь, что отсутствие конечностей и многократное увеличение количества позвонков кодируется по сути одной единственной мутацией. Как это возможно? Представить, досконально понять, смоделировать это в своей голове очень сложно.

Сложность в подобных моделях во многом создается тем, что к ним неприменим вопрос «зачем?» в его расхожем применении. Природа не знает вопроса «зачем?», она просто делает все, что закономерно может получиться из того, что есть. Она делает это очень медленно, и это либо остается, либо исчезает. Но у эволюции и индивидуального развития действительно может быть целенаправленность как что-то противоположное полной случайности, есть «русло», по которому происходит эволюция определенных систем — это подтверждается тем, что у жизнеспособных разновидностей живого в рамках определенных условий существует ограниченное число возможных форм (формы высокогорных растений). Но это не тот же процесс, который происходит в мышлении людей, когда они что-то планируют или изобретают (хотя то, что за этим стоит, вполне может быть схоже: в обоих случаях мы имеем эмерджентное свойство биологической системы). Допустим, есть такая формулировка: «чем важнее ген, тем реже он мутирует» — но в природе нет понятия важного и неважного, это понятие отсылает к функции, назначению, а в природе нет вопроса «зачем». Однако есть «русла форм». И поломка гена, важного для удержания этого русла, заканчивается фатально. Поэтому со временем больше сохраняются именно те варианты, где этот ген защищен, а у других потомство чаще умирает. Пусть и не все, но по соотношению с защищенным вариантом рост популяции происходит медленнее — и из этой закономерности вырастает само разделение генов на «важные» и «неважные». «Смысл» процесса в биологической, хаотической системе — это не смысл в человеческом представлении (как функция), это «смысл» как форма. В этом контексте понятие получается замкнутым на само себя (как и в случае фундаментального принципа эволюции, который так смутил Поппера): форма явления или механизма является одной из немногих возможных форм такой структуры, и эта ограниченность в разнообразии и воспринимается как смысл, цель, назначение, к которому устремлено эволюционное развитие («зачем?»). У эволюции действительно может быть целенаправленность как что-то противоположное полной случайности, есть «русло», по которому происходит эволюция определенных систем — это подтверждается тем, что у жизнеспособных разновидностей живого в рамках определенных условий существует ограниченное число возможных форм. Вопрос «зачем?» может быть не только особенностью человеческого мышления, но и проявлением эмерджентных свойства жизни.

Вопрос «зачем?» напрямую отсылает к той части мышления, которая называется «осознанной». Именно она первой приходит на ум при попытке понять, что такое «сознание». Но в культуре есть достаточно упоминаний того, как работает мышление человека, когда нет «осознания». Описание соответствующих явлений (чутье, интуиция, подсознание, сны) косвенно указывает на то, что есть какой-то механизм, закономерность. В случае полумистических проявлений этих явлений (затрагивающих вопрос предсказательной силы «вещих» снов, например) это вполне может быть всего лишь совпадением, иллюзий, — а может быть проявлением особого режима функционирования мозга, в котором не участвует осознание. В самом ощущении того, как «кристаллизуются» мнения и мысли, как складывается пазл, как всплывает на поверхность из глубины осознание, которое долго вертелось на языке, а потом вдруг нашло путь (это ощущается как прореха в живой плоти, в ширме слепой зоны мышления, как вытащить занозу, или, скорее, выдавить, выкатить железную пульку из–под кожи) и «выкатилось» наружу — во всем этом проявляется то же явление, которое стоит за интуицией и ее более мистическими «сестрами». Есть вероятность, что все это иллюзия от начала до конца, не более чем «когнитивное искажение», что «интуиция» — это интерпретация совпадений. Но более реалистичной кажется та мысль, что дыма без огня не бывает. «Сделал по наитию», «откровение», «озарение», «вдохновение», «талант»: за всеми этими понятиями что-то стоит. Иногда от людей, занимающихся творчеством или наукой достаточно долго и плотно (настолько, чтобы отрефлексировать это), можно услышать, что созданное творение или идею как будто кто-то им транслировал, как будто кто-то направлял их руку. Вероятно, все, что будет описано ниже, касается механизма и истока «художественного творения» в максимально широком смысле слова: все новое в культурном коде, скорее всего, появляется в соответствии с особенностями разобранного ниже явления.

(Здесь важно сразу сходу отсечь все эзотерические идеи по этому поводу и стараться держаться исключительно в материалистическом русле, если мы хотим добраться до механизма — правда, без большого количества допущений и предположений тут пока что не удастся обойтись, так что описанные ниже гипотезы пока что ни в коем случае нельзя считать научным знанием.)

То, что говорят про интуицию, создает впечатление об этом явлении как об особой естественной форме моделирования ситуации. Не как об осознанном логичном энергозатратном построении моделей, а как о свободном потоке ассоциаций, иногда абсурдных, но все же как будто не совсем случайных, подчиняющихся каким-то особым принципам (об основах этих закономерностей — ниже). Здесь нет намеренного выстраивания структуры по шагам. Нет идеальных форм, ровных линий, выверенных углов, четких причинно-следственных связей. Нет настоящей рекурсивности у структуры, мысль перетекает на другие уровни в словесной структуре, но предыдущий уровень сразу теряется, нет сохранения хотя бы двух уровней рекурсии (интересно, что в последнее время активно обсуждается возможное отсутствие рекурсии в одном из языков древних племен Амазонии — пираха: то, каков этот древний язык и каков образ жизни этого племени (они почти НЕ СПЯТ), важно для дальнейших рассуждений). Здесь нет напряжения, усилий. Интуитивное мышление похоже на сон и работает по схожему принципу: движение мысли происходит само собой, без приложения усилий. Вероятно, поэтому иногда такое мышление создает более подробную и точную модель.

«Когда душа отказывается от вредного влияния ассоциированной телесности — она припоминает прошлое, различает настоящее и предвидит будущее; ибо спящее тело лежит как мертвое, в то время как его дух жив и полон энергии»

Из этого вырастает само определяющее свойство интуиции, то, что ее выделяет как особое явление — ее предсказательная сила и способность брать ответы из ниоткуда. При этом создаваемая модель будет не направленная, а более «случайная» — хотя это определение не слишком хорошо подходит (об этом ниже), правильнее будет сказать «существующая и развивающаяся по неизвестному механизму, который в свою очередь, детерминирован свойствами и ПРОИСХОЖДЕНИЕМ структуры, которой он свойственен». «Направления» в случае модели интуиции будут выстраиваться не в соответствии с «пожеланиями» сознания — отличие в том, что намеренные, выстраиваемые осознанием модели копируют, следуют самопроизвольно появляющимся в сознании «пожеланиям» насчет направления движения мысли. В случае осознанного мышления все как будто воспроизводится по точкам: каждый поддерживающий поворотный момент на «русле» движения растущей мысли — как отдельная точка роста, как та одна, из которой растет неосознанная мысль во сне. В случае мысли без осознания: из одного места выплеск активности, на «поворотах» — просто реакция, энергия не тратится в тех количествах, в которых тратилась во время запуска — надо только компенсировать потери; осознанная же мысль направляется заново на каждом повороте, делается ВЫБОР; ВЫБОР и есть момент выброса энергии, поворотный момент, точка роста (и вероятно, это не особый феномен, а просто комбинация тех же механизмов, которые выстраивают и неосознанную активность — ниже это будет расписано подробнее). Осознание работает, как описание пикселей в графике — на контрасте с тем, как работает ген.

Здесь нужно снова вернуться к онтогенезу и филогенезу. Если смотреть на то, как развивается организм при эмбриогенезе из одной клетки в сложнейшую многоклеточную структуру, все определяется тем, что окружающая среда дает большую часть необходимой информации и условий, которые нужны для формирования эмбриона. Если ты в пустоте начнешь из яйцеклетки создавать живой организм, то он не разовьется. Нужны сила тяжести, законы физики, особая среда, давление, организм матери, яйцо и т.д. — какие-то физические формы, условия. Это все поставляет огромное количество информации («направляющих векторов»), которая позволяет организму правильно сформироваться. И в этом случае нет, например, никаких генов формы пальцев или того, что пальцев всего пять. Форма, хоть она и кажется сложной, является просто последствием того, каков ген. Поэтому при повреждении гена эта форма кардинально меняется (например, конечности на голове мухи вместо антенн), хотя, на самом деле, если рассматривать это именно как последствие существования небольшого начального уравнения — собственно, гена — то отличия между мутировавшей формой и немутировавшей не такое уж большое — с позиции «природной» логики (природной, сонной, логики происхождения).

Здесь нужно подробнее остановиться на том механизме, благодаря которому изменением в одном гене можно добиться того, чтобы, как в вышеупомянутом примере, на голове мухи вместо усов выросли конечности. Важно то, что ноги и антенны у насекомых имеют одно происхождение, хотя и значительно отличаются друг от друга. У предков насекомых, многощетинковых червей, и антенны, и ноги были щетинками. А голова, грудь, брюшко — это бывшие сегменты тела червя. У червя и сегменты, и щетинки на разных сегментах похожи, их строение определяется одними и теми же генами. Отсюда общее происхождение усов и конечностей. У человека подобным образом связаны волосы и ногти.

Как выше уже было упомянуто, в ходе эмбрионального развития сложность процесса определяет то, что из одной клетки определенного вида в ходе последовательного деления должно образоваться множество клеток разных видов, которые при этом должны формировать сложноустроенную структуру. Обеспечивают все это так называемые гомеозисные гены (hox-гены) — гены, определяющие процессы роста и дифференцировки в организме. Гомеозисные гены кодируют белковые транскрипционные факторы, которые в свою очередь формируют «управляющий центр» сложной машинерии, осуществляющей формирования органов и тканей. Важным моментом в этой машинерии является то, что она полностью интегрирована во все остальные системы клетки, и является с ними одним целым и по происхождению, и по сути. Вместе с другими генами, ответственными за формирование тканей, Hox-гены составляют модульную систему, которая создает русла, пути, «судьбы» для клеток, образующихся в ходе делений яйцеклетки. Форма клетки, ее функциональные особенности определяются тем, какие белки и в каком количестве синтезируются в ней. Если не брать в расчет то, что клетки одного многоклеточного организма могут обладать разной плоидностью, и не обращать внимания на ошибки репликации ДНК, возникающие во время деления и дифференцировки клеток, то можно сказать, что все клетки многоклеточного организма почти всегда содержат примерно одинаковый геном. Однако развитие разных по физиологическому и молекулярному фенотипу клеток из одной зиготы становится возможным именно за счет того, что в процессе дифференцировки один геном в разных клетках одного многоклеточного организма начинает экспрессироваться по-разному.

Экспрессия (синтез соответствующего белка) каждого гена управляется различными сигнальными молекулами, кодами в самой молекуле ДНК и взаимодействием сигнальных молекул с этими кодами. Все это приводит к активации, усилению, ослаблению или блокированию синтеза соответствующих белков. То, каким будет статус и профиль активации генов в определенной клетке, определяется, в том числе, Hox-генами. Эта машинерия через взаимодействие генома с контекстом (средой) определяет архитектуру сети сигнальных путей, элементы-переключатели которой взаимодействуют друг с другом в процессе формирования тела и, в свою очередь, определяют уже его архитектуру: где именно будут сердце и печень, руки и ноги. Каскад сигналов сообщает каждому региону, каким он должен быть. Устройство схем этих каскадов переключателей определено филогенезом (эволюцией вида), поэтому в этих схемах связанными могут быть элементы, отвечающие за формирование органов и тканей, которые в самом теле могут быть не связаны ни по расположению, ни по функциям, ни по сходству форм — просто в прошлом, на предыдущих этапах филогенеза это были функционально и морфологически связанные части тела, которые далее разошлись в ходе эволюции. Этот факт является, в том числе, причиной модульного устройства системы переключателей.

Система переключателей блоков генов обеспечивает не только «простоту» эмбриогенеза — онтогенеза, но и «простоту» накопления изменений в ходе эволюции — филогенеза: возникает пространство для «безопасных» мутаций, затрагивающих именно регуляцию, «строительные блоки» сохраняются, но «меняются местами» и меняется их профиль активации; как было уже упомянуто выше, филогенез и онтогенез напрямую связаны, являются частью одного процесса. В этом отношении биологию нельзя рассматривать как науку о статичных формах, и изменчивость биологических, живых форм, часто почти невообразима для человеческого мышления. Нам сложно представить даже то, что, например, предки свиней были одними из самых страшных и эффективных хищников на Земле, что уж говорить о мысли, что люди эволюционировали из условных «червей» (и более того: что в нашем теле можно проследить структуры, которые соответствуют структурам в теле червя).

Мутации в гомеозисных генах могут вызвать превращение одной части тела в другую (гомологичную ей). Например, у дрозофилы при мутации antennapedia формируется конечность на месте антенны. Гомеозисные гены контролируют работу других генов и определяют превращение внешне неразличимых участков зародыша или определённого органа (ткани, участка тела). В частности, гомеозисные гены контролируют появление различий сегментов многоклеточных животных в раннем эмбриональном развитии. У насекомых гомеозисные гены играют ключевую роль в определении особенностей строения эмбриональных сегментов и структур на них (ноги, антенны, крылья, глаза). Все это возможно потому, что в определенный момент эволюции в прошлом происходили дупликации соответствующих генов, возникла возможность переключения. Последствием именно этих дупликаций является вышеописанное явление: устройство схем каскадов переключателей определяется филогенезом, в этих схемах связанными могут быть элементы, которые отвечают за формирование органов и тканей, которые в самом теле могут быть не связаны ни по расположению, ни по функциям, ни по сходству форм.

Чтобы усы (антенны) заменились на ноги, по обычной логике нужно множество перестроек. Но дело в том, что в природной логике усы и ноги связаны происхождением, поэтому есть короткий путь от одного к другому. В психике тоже многое определяется тем, какие особенности строения структуры и правила ее динамики продиктовал эмбриогенез (онтогенез), и ранее — филогенез. Важнее всего то, что за мышлением стоят те же принципы. В чем это проявляется? Связи, сформированные общим происхождением — это «узкое место», контролирующий узел, и «подсознание» состоит из таких узких мест. Абсурдность логики сна объясняется тем, что логические-ассоциативные связи на базовом, несознательном уровне определяются своим происхождением и логикой эмбрионального и детского развития мозга — как в случае с ногами и усами, которые связаны происхождением, поэтому есть триггер, который может одним движением переключить путь развития. Но кишечник из уса не сделаешь так же просто, как ногу, и в мышлении также все не просто случайно, есть ограничения, создающие закономерности, правила. «Мы один ген поменяли, почему у нее ноги вместо усов?». Интересно, что в психоанализе нога рассматривается как фаллический символ, а в соматосенсорной коре область, отвечающая за нижние конечности, напрямую граничит с областью, отвечающую за половые органы: связи во сне также, как и в эмбриогенезе, не так уж абсурдны, они работают по принципу скрытых неочевидных модулей, как и гены: в случае мухи ген просто переключает модуль, который уже есть, в случае логики сна тоже, вероятно, есть модули и скрытые триггеры.

Логика сна определяется происхождением, на ней лежит отпечаток истории изменений в устройстве тела биологического вида. К примеру, то, что половые органы человека расположены ближе к ногам, а не к рукам, и, соответственно, в соматосенсорной коре отделы, отвечающие за соответствующие части тела, находятся рядом и связаны, приводит к формированию ассоциации члена с ногой, а не с рукой (фаллическим символом в психоанализе, например, насколько я помню, чаще называют именно ногу). Что интересно, сны и последствия работы «логики происхождения» проникают и в реальность (фут-фетишизм — тому подтверждение). Если фут-фетишизм действительно объясняется существованием сформированной логикой сна ассоциации между половыми органами и ногами, а нога больше напоминает именно член, значит ли это, что фут-фетишисты мужского пола склонны к гомосексуализму? (Информация о верности этого предположения в интернете нашлась).

Мышление подчиняется механизмам общности происхождения. Мышление во сне работает по тем же принципам, что и эволюция (связи определяются происхождением). Все определяется скрытыми формами мира, детерминированными его прошлым, формы определены своим происхождением, это наслоение следов. Это работает и с неживым миром, и с филогенезом и механизмами онтогенеза, и с мышлением (это лучше видно на неосознанном уровне, но и на осознанном все устроено по тому же принципу — об этом ниже). Причинно-следственные связи во сне выглядят так же, как появление ног на голове мухи вместо усов в ответ на изменение одного гена (и работают так же). Переходы кажутся далекими, несвязанными, причина и следствие — находящимися слишком далеко друг от друга, как будто пропущены несколько логических шагов, связи — слишком короткими, как будто это телепорт. Сюрреалистичные пути сна кажутся короткими (как будто пропущены логические ходы), потому что по аналогии с Hox-генами очень масштабные изменения включаются изменением одного гена, и это обусловлено происхождением, его общностью, связи лежат на разных уровнях, сон имеет доступ к самым глубоким уровням «коротких» (родственных) путей. Переходы КАЖУТСЯ далекими, несвязанными, причина и следствие — находящимися слишком далеко друг от друга, как будто пропущены несколько логических шагов, связи — слишком короткими, как будто это телепорт; но все наоборот: сознательная логика не дает реализовываться коротким переходам активности в мозгу, контролируя это моделью мира («стимульного мира») и прямым его присутствием в состоянии бодрствования. Осознание выстраивает пути заново, поверх глубинных путей сна. Кошелек Миллера позволил построить модель мира, и эта модель жестко направляет движение активности на базовом уровне, не разрешая переходы, не согласующиеся с моделью. Во сне же власть стимульного мира ослабевает, и он начинает «плавиться», подчиняясь сюрреалистичным закономерностям сна. Важно, что именно на коротких сюрреалистичных переходах строится механизм работы мозга на базовом уровне (и это определяет и механизм работы «осознанного уровня»).

При этом в случае эмбриогенеза важно, как перезаписывается память — поэтому детских воспоминаний мало. Вероятно, до «обрастания сознанием» младенец владеет частью этих путей, и еще, вероятно, появление сознательности, рекурсивности увеличивает потребность в сне (младенцы спят меньше). Как уже было упомянуто выше, обсуждается возможное отсутствие рекурсии в одном из языков древних племен Амазонии — пираха. Интересно то, что они почти НЕ СПЯТ — что если из–за отсутствия рекурсий они как бы спят наяву? Весьма интересно было бы узнать, что у них со способностью вспоминать прошлое. Еще интересно то, что творения нейросети похожи на сон. Зрение при инсульте, картины, построенные нейросетью, картины во сне — это все похожие явления. В чем еще проявляются в работе мышления те принципы, которые стоят за evo-devo? То же работает с историей? Во всем полезно искать скрытые связи, детерминированные происхождением. Ус становится ногой так же, как высокая культура становится фашизмом. В глубине социальных течений могут скрываться связи между течениями, которых очень сложно заподозрить в общем происхождении.

«Наш ум может познавать предметы потому, что все познаваемое в них создается тем же умом по присущим ему правилам или законам; другими словами, познание возможно потому, что мы познаем не вещи сами по себе, а их явление в нашем сознании, обусловленное не чем-нибудь внешним, а формами и категориями нашей собственной умственной деятельности» — мы видим модели вещей, а не сами вещи, вернее, видим вещи потому и только тогда, когда у нас в голове есть модель, которую мы можем на предмет надеть. Мы не «увидим» предмет, пока не узнаем, а когда узнаем, уже всегда будем его видеть таким, каким «узнали» (пока не узнаем новое). Поэтому в первый раз предмет выглядит иначе, если обратить на это внимание, то появится еще одна модель познанного предмета — «предмет до узнавания» — это как будто кусок беспорядка обвели линией. Порядок — это беспорядок, копия которого есть в голове (в осознанном мышлении, в механистической модели мира, повторяющей «стимульный мир», поверх «фрактальной»). Довольно давно была новость, что нейросеть придумала сценарий и по ней сняли короткометражку. Это творение нейросети было похоже на сон. А еще примерно тогда же в Сети появилась картинка, иллюстрирующая зрение людей при инсульте. Она тоже была похожа на сон, образы казались знакомыми, но «неправильными». Как будто ты вот сейчас поймешь, что это. Зрение при инсульте, сцены, построенные нейросетью, образы во сне, картины до того, как ты поймешь, что на них изображено — это все похожие явления. И схожи они наличием зазора между стимулами и моделью стимульного мира: модель еще не собрана, еще не надета на стимул.

Понятие истины и отличие от не-истины можно попробовать выстроить исключительно тем, удалось ли выстроить модель происходящего, или это не удается сделать (а не тем, верна ли модель или нет). По логике это кажется более ранней мыслью, чем мысль о том, что модель может быть правильной или неправильной. И именно эта мысль видится необходимым основанием для дальнейшего появления расхожего представления о сути истины.

Почему это воспринимается неправдоподобным? Неправдоподобным с позиции модели «стимульного мира»: почему стимульный мир отличается от мира глубинного, интуитивного мышления? Ощущение «телепорта» берется из легкости глобальных изменений: нам такое дается сложнее, наши модели — топорнее, мы используем законы природы грубо, не замечая хитростей — но это не порок, потому что модель — это не упрощение. Это как сделать игру «Жизнь» внутри игры «Жизнь», это рекурсивное усложнение, из фракталов делается фрактал; из «связей происхождения» мы делаем модель связей происхождения. Сложность этой модели непросто довести до уровня, который был бы так же изящен, как тот, где манипулирует законами физики сама связь происхождения. Модель-фрактал кажется проще оригинала-фрактала, но это потому, что модель-фрактал — это структура из оригиналов-фракталов, которая повторяет работу оригинала-фрактала. Это же работает в случае интуитивной и осознанной логики, они связаны именно так. Модель-фрактал и есть устройство осознанной логики. Что интересно, вот этот текст, это описание является уже моделью модели фрактала, то есть фракталом из фракталов из фракталов. А осознание этого? Тут связь уже смазывается, ресурсов не хватает на полноценный следующий уровень усложнения, остается бесконечная рекурсия, и это может быть ответом на вопрос, откуда и как берутся парадоксы: они появляются, когда мышление упирается в предел возможностей моделирования. Итерации (вложенные друг в друга содержательные конструкции, частично или полностью повторяющие друг друга) становятся рекурсией (содержание редуцируется, внимание переключается на сам факт повтора) тогда, когда ресурсов для моделирования следующего уровня перестает хватать. Это и есть парадокс. (Парадокс, радикальный скептицизм, софистика рекурсивны и родственны. А рекурсия (вернее, итерации, вложенность) лежат в основе осознанности. Парадокс — осознанность, загнанная в угол, истощение осознанности.)

«Ты носишь в лобных долях отражение всего мира. […] Даже во сне… А когда не спишь, продолжаешь таскать это на шее. Твои глаза открыты — и продолжают невольно кормить зеркало»

Активность на базовом уровне, на уровне сна отражает стимульный мир лишь косвенно — нервная система должна уметь приспосабливать тело к миру, а согласованность цепочек причинно-следственных связей в мозгу с причинно-следственными цепочками мира необязательна, главное результирующая реакция должна давать выжить. Тут вообще нет отражения, даже в этой приспособительной реакции (которая вместе с стимулом являет собой две единственные прямые связи со «стимульным миром») — она, эта реакция, изначально случайно оказалась впору, «подошла» к миру, как ключ к замку, и поэтому сохранилась. Карта сна и карта реальности не совпадают, это разные виды памяти. Аналогично и «отражающая осознанная модель» лишь случайно подошла под мир, пусть и постадийно, последовательно по частям (как вода принимает форму русла, постепенно вливаясь в него) — именно подошла, здесь неважно, что мир недоступен и само понятие «отражение» иллюзорно. Кошелек Миллера помог увязать в одну модель весь массив сигналов («стимульный мир»). Отличие базовой логики, логики сна от осознанной логики в том, что там объединения не было — нет мощностей кошелька Миллера, умеющего удерживать несколько точек активными и через них проводить новые «моделирующие» следы памяти. Эти моделирующие следы — как стяжки на ткани, которые собирают ткань в цветок или другой объемный узор из складок.

Сеть взаимосвязей базового уровня обработки стимулов чужеродна по отношению к сети взаимосвязей в стимулах, являющихся «миром» («стимульном мире»). Базовый уровень мышления обрабатывает стимулы дробно, по алгоритмам-путям, чужеродным по отношению к «стимульному миру» и его закономерностям. Для осознанного мышления эти пути выглядят сюрреалистичными, но дело только в том, что в этих путях нет согласования с путями стимульного мира — «согласованность» есть только с происхождением. Согласование с «стимульным миром» появляется на новообразующемся сознательном уровне: мышление прослеживает по точкам пути стимульного мира и строит пути самого себя в соответствии с этим поверх базовых несогласованных. При этом появляется возвратность, сохранение памяти с возможностью целенаправленного поиска в ней. С возможностью самой целенаправленности, как определяющего свойства осознанности, — целенаправленности как поиска (целенаправленный поиск — это поиск поиска). В другой ситуации целенаправленность как поиск предстает «вспоминанием», в третьей — «фантазированием». Целенаправленность — подсвечивание того, чего нет в «стимульном мире», подсвечивание «незавершенное», активность ищет недостающие куски мозаики.

Целенаправленный поиск — это усложненная версия реакции на простые стимулы и на появление потребностей (активность в структуру идет больше изнутри, а не снаружи). Это проще представить как модель: система связанных точек в памяти, которые подсвечивают новые точки и делают их частью системы-потребности до тех пор, пока не найдется последняя, которая погасит активность в системе (это важно для того, что будет описано ниже; можно ли искусственно сделать такой гасящей точкой ту, которая на самом деле ей не является, можно ли симулировать чувство «закрытого гештальта»? — скорее всего, да, но оно не сохранится долго, так как такая искусственная точка не будет согласовываться с окружающими структурами, они будут источником заново возникшей активности). При построении осознанной модели по точкам непрерывность сохраняется только до определенного масштаба, после которого связи не прослеживаются, просто выстраиваются напрямую, как стяжок в шитье. Появление осознанной модели также может быть причиной проблем с «любым» воинствующим мышлением: то, что не соответствует модели стимульного мира, неверно, даже если работает. А оно может работать, потому что базовому уровню мышления не важна согласованность, главное результат– неисповедимы пути подсознания, но они приводят туда, куда нужно, потому что это результат эволюции. Например, тяга к риску может казаться глупой, а обоснование подсознания — абсурдным, но при этом это может все равно работать. Как в изучении мышления не перепутать его механизмы с узорами, которые оно рисует? Вернее, как различить в узорах то, что определено случайностью, и что детерминировано напрямую механизмом, его устройством и тем самым указывает на его устройство?

Есть одна важная проблема с субъективным подходом в изучении сознания. В каком-то смысле это что-то вроде описательной систематики видов, которая была до современной. Или скорее даже так: в нейробиологии часто говорят про проблему «черного ящика». Она теперь есть даже в сфере нейросетей (непонятно, почему сеть обучилась так. а не иначе, и как работают алгоритмы внутри уже обученной сети (и как именно эти сети появились). А в случае субъективного опыта в некотором смысле получается что-то в духе того, как если бы мы изучали старое, сформировавшееся дерево по рисунку на его коре и по форме ствола и ветвей. То есть, в этих характеристиках, помимо заложенной в геном растения информации, проявляется вся пережитая деревом череда событий и воздействий из внешнего мира. То есть, если мы хотим изучать дерево по рисунку на коре, то важнее не сам рисунок в целом, а его отдельные характеристики: частота и глубина трещин, форма и общие закономерности рисунка. + жизнь — это всегда 4-мерный феномен. Нужно учитывать время, эмбриональное и постэмбриональное развитие. Доскональное изучение «рисунка на коре» может дать информацию о том, как этот рисунок появляется, по каким принципам (а это даст информацию об алгоритмах развития — а значит, о «структуре» устройства), а может — информацию об истории определенного дерева и механизме того, как это определенное дерево стало именно таким, каким стало.

Осознание работает, как описание пикселей в графике — движение мысли происходит не совсем произвольно, мысль направляют, детерминантами становятся структуры существующей модели стимульного мира. Выше была описана мысль про то, что не существует генов формы пальцев, что генам не нужно кодировать каждый пиксель тела, — большую часть информации содержит мир, внешняя среда. Сознание так же является «внешней средой» для модели и помогает ее построить, но все равно это требует создания большего числа локальных закономерностей, чем в случае логики сна (интуиции, фрактальной, хаотической логики), где есть лишь одна линия мысли, а остальные, «поддерживающие» закономерности, присутствуют константно — как в случае отличия генома и программного кода. И это может быть усилением мышления: гипотетический человек будущего, который, например, будет иметь кошелек Миллера не равный 7, а, например, 15, вероятно сможет делать сознательно то, что сейчас делается несознательно с помощью интуиции и в «вещих» снах — когда мышление вырывается «на свободу». «Вырывается на свободу» -имелось в виду то, что остается всего одна основной растущая «ветвь» мысли (а не основная + множество направляющих, обеспечивающих копирование в случае осознанного мышления). Во сне рост мысли перестает быть копированием, исчезает опережающая, определяющая составляющая. «Складка» целенаправленности и осознания разглаживается, мысль уходит с уровня моделей «стимульного» мира (хотя и продолжает каким-то образом использовать их пути, но как-то иначе, «неправильно»-по логике сна) исчезает привязка к памяти, память о прошлом перестает моделировать будущее — поэтому и запоминание происходит иначе (память сохраняется на другой территории, плохо доступной для осознания — на территории сна) или не происходит совсем, — поэтому и логика невозвратная.

Это стоит повторить: большинство описанных в статье моделей — только предположения. Что, если энергозатраты во время быстрого сна не меньше, чем во время осознанного обдумывания? Если это так, многие приведенные здесь тезисы точно неверны. Но ведь при этом говорят, что частая практика осознанных снов вредна, что при ней мозг недостаточно отдыхает? Мысль про фрактальную логику появилась в контексте мыслей о производительности видеочипов (автор не слишком хорошо разбирается в «железе», так что весьма вероятно, что сама идея — чушь, но она натолкнула на идею о различиях «логики природы» и «логики человека»). Что тонкие детали требуют огромных энергозатрат (в сравнении с биологическими «машинами»). А фрактал рисует такие же по сложности картины «сам», но неуправляемо и только так, как указывает уравнение. Если бы каким-то образом реализовывать видеопамять не через искусственные структуры из материи, а через свойства самой материи, то появится возможность делать сложную картинку без больших энергозатрат. Но она не будет такой. какой нам захочется. Нужно научиться составлять системы фрактальных уравнений так, чтобы во взаимодействии друг с другом они рисовали нам то, что нужно, используя энергию, сокрытую в самой материи, в флуктуациях на уровне микромира.

Во сне мышление может использовать пути осознанной модели, но по правилам «фрактального» мышления сна. В пространстве фрактального мышления вообще нет моделей? — они создаются эволюцией путей, созданных происхождением и неправильным использованием осознанных моделей (это создает память). При наличии возможности двух интерпретаций (двойственные изображения — дама и старушка, иллюзия силуэта) будет происходить переключение от одной интерпретации к другой, и возможность выработать способность делать это переключение уменьшается от статичной картинки к анимации — анимацию «приручить» сложнее, она будет дольше переключаться самопроизвольно. Как происходит переход от осознанного мышления к фрактальному во сне и почему фрактальное доступно вниманию только во время быстрого сна и сновидений? Как это перекликается с интуицией? — ее пути (кроме результата) так же скрыты, как пути фрактального мышления вне сновидения — сновидение подсвечивает то, что порождает интуитивные откровения — то, что происходит во тьме.

Осознанная логика отличается от фрактальной логики сна тем, что в случае сна мысль движется по уже имеющемуся руслу памяти (как эмбрион в своем развитии движется по руслу из генов и окружающей среды), в случае осознанного мышления (напряженного развития мысли в нужном направлении, решении задачи) русло приходится выстраивать заново в третьем измерении, «над» памятью, без него мысль замирает, пока не будет найден следующий фрагмент русла. Когда не можешь что-то вспомнить или решить задачу, найти ответ — как в этом случае сознание понимает, где именно должно быть русло, если оно его не находит? — сознание знает конечный пункт или в каком направлении он находится. В каком-то смысле суть осознания в том, что оно всегда заранее уже знает ответ, знает, чем закончится его путь — исчезновением (вслед за стимулом, который заставлял его существовать). Осознание стремится к исчезновению (тут есть связь и с мифом про Орфея и с мыслью, что спасение часто приходит через отчаяние, и с тем, что поиск разгадок — это всегда их изобретение; но творчество — это трансляция интуиции, так что все сводится к ней). Осознание «стремится» исчезнуть так же, как вода «стремится» вытечь, и поэтому знает, к чему направлено. В случае же «фрактальной» логики сна конечной цели нет, нет направления, поэтому мышление не «замирает» (либо «замирает» — и тогда пробуждается осознание). Это еще одно отличие вкупе с тем, фрактальное мышление неповторяемое, незапоминаемое. При этом оно действительно фрактальное: достаточно вспомнить галлюцинации (и они вводят сознание в состояние, в котором все плохо запоминается, как и во сне).

Собственно, дело в том, что в случае с осознанным мышлением (равно ли осознанное мышление бодрствованию?), вероятно, работает принцип, подобный тому, который есть в случае с воспроизведением максимально точной виртуальной модели живого организма. Для создания модели нужно либо дополнительно моделировать мир, либо создавать модель по пикселям. У реального живого организма есть мир, который предоставляет необходимое воздействие информацией, у подсознания есть «территория сна». Осознанному мышлению, как и виртуальной модели, имеющейся территории не хватает, поэтому неизбежно используется «построение по пикселям». Этот процесс требует больших трат ресурсов, но только он может обеспечить построение моделей, соответствующих стимульному миру. Для мысли во сне всю необходимую информацию предоставляет ближайшее окружение мысли в памяти (территория, где она проходит), мысль подчиняется ему. В случае с осознанием все иначе: здесь для движения мысли не всегда подходит ближайшее окружение, территория иная, пути иные, не такие разветвленные и богатые, конституция того, как принимаются решения, иная, и в ней могут быть настоящие тупики.

Может быть, дело в том, что системы похожие и отличия такие же, может быть, — в том, что «подсознание», то, что не осознается в данный момент мышлением, являет собой гораздо более обширный мир, более широкий, чем в случае с осознанием. Это логично, потому что в теории наша память содержит огромное количество информации, но осознанием, которое есть в данный момент, может высвечиваться только какая-то малая его часть. А все остальное приходится достраивать. И получается, что логика сна, когда нет осознания и когда мысль свободно движется по территории памяти подсознания как единственный поток (без направления, в темноте, забывая то, что было за предыдущим поворотом, скрывшемся в темноте), не требует прописывать какие-то отдельные факторы. Все идет как одна закономерность, одно уравнение, один фрактал, текущий по территории памяти, определяемый ею, не сопротивляющийся ей. Он длит и длит себя, встречается с какими-то последовательностями, структурами, закодированными в нашей памяти и движется среди них самопроизвольно. А когда появляется сознание, появляется точка, выпячивающаяся, поднимающаяся над всей территорией памяти. Осознанное мышление не всегда подчиняется «изгибам памяти» и в этом отличие — оно пытается обходить и переступать то, что мешает мысли двигаться в заданном направлении. Важный вопрос состоит в том, как появляется эта самая точка осознания, что пробуждает сознание? Она появляется, как осознание во сне? Что заставляет мысль перестать двигаться по течению и начать двигаться направленно?

В этой точке изначальное направление того, куда осознание решает направить мысль, этот начальный вектор появляется самопроизвольно из предыдущих пройденных поворотов русла фрактального, сонного, интуитивного мышления. (Во сне промелькивают странные моменты из реальной жизни, они как события во сне, которые могут позволить осознать себя — отсылки к тому, что есть реальный мир.) То есть, это работает как ритуал над ритуалом или как сообщение об устройстве китайской комнаты, пройденное через эту самую китайскую комнату. Это как случайное возникновение рекурсии в зеркалах, как замкнувшаяся в кольцо при амплификации цепочка ДНК (конкатемеризация), как осознание себя в зеркале. Случайное замыкание. Мысль натыкается в памяти на структуру, которая своей формой заставляет мысль идти не только с учетом следующих поворотов, но и с учетом этой особой структуры (так начинается запоминание пройденного пути, с отправной точки этой структуры). Вероятно, это и есть момент появления осознания.

Но: это может начаться и просто с пробуждения после сна, а может погаснуть и вернуться к состоянию свободного движения, это как точка взлета (можно подняться, а можно опуститься обратно). Вероятно, дело в энергозатратности такого движения, и тут должны подключиться либо новые молекулярные механизмы, либо новые ритмы активности (более энергозатратные), либо активность должна распространиться на другие отделы мозга, либо поменять свою форму, стать более мощной — либо все сразу (а изменение волн на ЭЭГ, вероятно — проявление этого процесса; вообще, здесь приходится ходить по тонкому льду, так как велика вероятность, что это все уже изучено и достоверно описано и, может быть, реальный механизм отличается от предложенного здесь). Все это, скорее всего, связано с увеличением затрат энергии и с уровнем нейромедиаторов и гормонов; но: не должно зависеть от уровня доступной энергии: сознание сохраняется и при истощении ресурсов до потери сознания. В этом всем пробуждающая структура и циклические/гормональные/прочие не связанные с формой структуры в памяти факторы взаимосвязаны и влияют друг на друга, включают друг друга: структура «я летаю, люди не летают» включает гормональные механизмы пробуждения и включения сознательной формы активности мозга; а гормональные и внешние факторы, если становятся причиной пробуждения, увеличением мощности активности загоняют ее в ключевые точки «взлета»: «кто я», «где я», «что я планировал сделать».

При этом, скорее всего, важным, но необязательным фактором является отключение блока проведения сенсорной информации от тела и возможности контролировать мышцы (тоже энергозатраты, но вопрос, как это влияет, особенно с учетом того, что это необязательно: осознаться можно во сне — тут снова тонкий лед: есть вероятность, что это уже изучено и описано). Сознание появляется по законам эмерджентного явления — когда активируется достаточное количество элементов в сети. А когда процесс пошел, уже не важно, с чего все началось — это верно и про погружение в сон (у Фейнмана), и про пробуждение, и про осознание во сне.

В моменте осознания, в моменте появления целенаправленности изначальное направление того, куда осознание решает направить мысль, начальный вектор появляется самопроизвольно (мысль натыкается в памяти на структуру, которая своей формой заставляет мысль идти не только с учетом следующих поворотов, но и с учетом этой особой структуры), а вот наращивание «плоти», «рельсов», «русла», «состава» из мысли, из логики (важно: «русло» мысли и сама мысль — одно целое) происходит с большими энергозатратами, потому что само сознание высвечивает только маленький кусок памяти и происходящего вокруг, а не все сразу. В этом вопросе кошелек Миллера — коррелят того, до каких максимальных размеров может расшириться «круг света в памяти», насколько широко и далеко распространяется активность (что является ограничителем? что было бы, если бы активность охватила всю память сразу?).

(Далее будет описана модель, которая может не соответствовать реальному механизму, происходящему в мозгу, но может быть моделью системы, копирующей человеческое мышление: иногда важно не то, как механизм на самом деле работает, а то, как он может работать.) Вероятно, сознание действует по тем же принципам, что и мышление во сне, просто пускает активность из одной точки в разные стороны, сохраняя начальную точку (за счет рециркуляции сигнала по замкнутой на себя части цепи?) и возвращая активность к ней, когда направление выбрано «неправильно» («заводит в тупик, осознание «правильности» происходит при пробое к нужной, «целевой» структуре). Каков нейронный коррелят мысли, запускающей «взлет» осознания? Как происходит на нейронном уровне сохранение направления и способность мысли «стоять на месте», удерживаться? Вероятно, так происходит, когда мысль попадает в замкнутую цепь и начинает там циркулировать, усиливая саму себя тем, что активность не успевает гаснуть с прошлого прохода по циклу. Это и есть рост энергозатрат? А часть активности идет дальше по пути, связанному с циклом, при этом активность на цикле сохраняется. Вероятно, таких циклов много, и они отвечают за ключевые понятия самоосознания «кто я», «где я» и множество более мелких. При этом цикл включается не всегда, а если включается, набирает силу и вызывает пробои до других циклов, «зажигая» их все, подключая всю сеть — таким образом подключается в том числе и та часть мозга, которая отвечает за прием сенсорной информации и включение контроля мышц. Человек необязательно все время должен думать во время бодрствования, где он и кто он, но соответствующие цепи «разогреты» и в целом в сети достаточно энергии и активности, чтобы быстро зажигать эти циклы (это происходит самопроизвольно в глобальном масштабе, контроль существует тут только как управление движением активности со стороны циклов, но сами циклы внутри себя меняются самопроизвольно, без контроля со стороны самих себя + циклы могут «ухватить за хвост» ту активность которая была прямо перед пробуждением или которая умудрилась во время сна частично «поджечь» циклы, но потом все равно вернулась к стандартному движению, не вызвав пробуждения. Либо: сильная активность оставляет глубокий след, пока активность идет по сети, она меняет сеть, при этом чем мощнее активность, тем сильнее влияние, тем глубже след — если только проходимая часть сети не является слишком консервативной и прочной.

Если две похожие «математические функции» жизни (или мысли) запущены в «разном направлении» (в разной среде), результат их роста будет отличаться. Они будут высвечивать форму миру в том направлении, в котором они запущены. В этом смысле физическое тело — это форма мира в направлении движения гена, освещенная этим геном, форма + свет. Мышление работает так же, но на другом уровне. Эмбриогенез не останавливается, просто эмбрион иногда умирает (как угасает мысль во сне). Осознанная мысль может стоять на месте и не гаснуть, намеренно вспоминаться, сама быть следом памяти. Мысль — и активность, и след. Мысль во сне — это как будто по земле провели палкой, мысль осознанная — как след от плуга). Сны плохо запоминаются из–за слабого напряжения внимания. Активность в циклах при бодствовании давит на связи, меняет их сильнее, чем при слабой активности во сне.

Как формируются циклы осознания «где я», «кто я?»? Как петли рекурсивных мыслей (рекурсия в механизме отсылает к рекурсивности самого выражения мысли, вероятно, все парадоксы вроде парадокса брадобрея имеют ЗАМКНУТЫЕ, ЦИКЛИЧЕСКИЕ структуры из нейронов в качестве нейронных коррелятов) и связанных с ними структур (осознание себя). Тогда у младенца сон по структуре мысли сначала никак не отличается от бодрствования, все поначалу упирается только в гормоны и во внешние стимулы, а потом начинают обладать влиянием структуры?

Сознание не может оперировать и выхватывать свободно без препятствий любую информацию из памяти. Эту информацию приходится выискивать. Это процесс более энергозатратный и происходит медленнее. При этом каждый поиск, каждое подкладывание следующей «рельсы», следующего куска «русла» для уже изначально направленной мысли выглядит как отдельный пиксель, как точка роста, как вектор/уравнение/правило/фрактал, который по своей сути такой же, как основной центральный фрактальный поток мысли (вся мысль целиком в случае сна). Получается, что система похожа на ту, что и при построении модели в виртуальной реальности (при этом она та же, что и у фрактальной логики сна, только зацикленная, перешедшая на качественно другой уровень через случившуюся зацикленность). Появляется завиток осознания, начального сознательного направления мысли (завиток-цикл), куда нужно строить мысль — как воля, как намерение, как логика — средство построения пути, как стремление к логичности (куда нужно строить: до какой точки? — точка намечена расположением, комбинацией уже имеющихся циклов, они структурируют, намечают то место в памяти, куда активность должна добраться и построить там сеть), и это намерение как бы опережает события (память о прошлом выстраивает, намечает место и структуру будущего) и задает направление наперекор тому, куда мысль должна была бы двигаться самопроизвольно, если бы подчинялась только локальным правилам, определенным структурой памяти в точке, в которой она находится сейчас. И чтобы обеспечивать движение по этому направлению, самой этой мысли, самой этой активности приходится выискивать подходящие точки в памяти (или в происходящем вокруг — в мире, книгах, видео, лекциях, фильмах, в памяти других людей) и раскручивать их как отдельные фракталы, поджигать их и поддерживать в них активность, чтобы они становились ограничивающими стенками русла, частью пути и одновременно тем, что пойдет по этому пути, мыслью, которая сможет двигаться в соответствии с направлением, которое задало изначальное осознание.

Мышление во сне не до конца случайно. Оно — как рост снежинки — бифуркации и преимущество острых концов при росте (случайное отклонение от идеальной формы создает точку роста — так растет фрактал — это оборачивается проблемами аналогичными при попытке загладить повреждение в кристаллической или живой структуре — любой структуре? заплатки и затертости растут как фрактал — заусеницы: попытка уничтожить повреждение увеличивает его — в этом суть легенды про гидру? — как ее победили?). Мышление развивается по подобным бифуркациям, детерминанты мышления во сне (и при бодрствовании?) — как острия снежинок. Это создает акценты, которые позволяют сну быть вещим. Низкие энергозатраты позволяют найти малозаметные ключевые моменты и продлить их. Мышление ухватывает скрытые моменты и начинает их наращивать, раскручивать. Мир памяти содержит всю нужную информацию (рабочие модели-копии) о закономерностях для воплощения этого.

Как в осознанном сне сон остается сном? Как сохраняются «галлюцинации» после появления осознания во сне? Они работают так же, как при психозе, или же сама осознание при психозе отличается от осознания в нормальном состоянии и по своей сути ближе к осознанности во сне (осознанность во сне отличается от осознанности при бодрствовании?)? В осознанном сне осознание тоже имеет дело со «стимульным миром», но особого рода. Он сформирован из модели стимульного мира по правилам логики сна. С одной стороны, это указывает на то, как выглядит модель мира без того. на что она «надевается», с другой — позволяет предположить, что сны, когда они запоминаются, откладываются в памяти по тем же законам, по которым откладывается в памяти и стимульный мир, и мир осознанного сна. Сохранившийся в памяти после пробуждения сон — тоже осознанный по своей сути, он воздействовал на память так же, как и осознанный сон, но сохранился только результат этого воздействия — ретроспективная осознанность, осознанность постфактум, лестничное мышление сна.

Что такое интуиция в таком случае, если она работает при бодрствовании? Чтобы постепенно прийти к ответу на этот вопрос, нужно сначала разобраться с другим вопросом, напрямую отсылающим к интуиции. Иногда так бывает, что в творческом процессе все происходит по наитию, срабатывает интуиция, чутье, автор как будто транслирует что-то уже готовое, структурированное от начала до конца. Но чаще приходится иметь дело с муками чистого листа. Почему мы начинаем с того, с чего начинаем? Откуда берется мысль о правильном начале, если все примерно равно по важности? Откуда берется страх чистого листа? Это как-то связано с переходом от сна к осознанию. Может быть, сложность в том, что желание начать реализуется через создание надстройки сверхосознания над осознанием, по аналогии с тем, как осознание надстраивается над сном. Только в том случае, когда интуиция способна пробиться на уровень осознания, создается пространство для сверхосознания, осознание схлопывается в «сон» (моменты, когда ощущается вдохновение, часто сюрреалистичны, как чудо, как сон наяву), и появляется место для надстройки. В таком случае видно, что на осознанном уровне важно не место, а пространство, которое создает интуиция — она создает возможность для начала движения. Участие интуиции создает процессу творения особую репутацию, флер сумасшествия. Творение — это сон, проникнувший в явь. На уровне осознания «место» начала не важно, уровень осознания не зависит от него напрямую. А вот на уровне интуиции это место неслучайно, на территории сна место «прорыва» — особенное. Но эта особенность определяется картой происхождения, а не картой «стимульного мира», поэтому осознанию так сложно найти это «правильное» место, поэтому так сложно начать. («Происхождение» — это не только эмбриогенез и онтогенез мозга, но и карта следов памяти без учета «форматирования» стимульным миром.)

Проблема «правильного начала» напрямую связана с сомнением и желанием избавиться от его источника. Мы хотим правильно начать, чтобы правильно закончить. Скептицизм — последствие встречи с тем, что софистика просто описывает (а скептицизм противостоит, пытается решить), с разрывом в реальности, остановившим свободное течение мысли. Это чем-то похоже на осознание во сне, на саму суть момента появления осознания. Осознание — это момент обнаружения разрыва (буквального разрыва — на уровне нейронных связей) в модели «стимульного мира». Осознание стремится к самоуничтожению, оно призвано ликвидировать разрывы перестройкой осознанной модели стимульного мира. То, что породило — убивает, человек пробуждается для того, чтобы устранить то, что мешает ему спать. И если рассматривать сон как смерть, а осознание — как рождение, то сознание рождается для того, чтобы побыстрее сделать все пути непрерывными, не мешающими течь активности во тьме «подсознания». Осознание появляется для того, чтобы устранить причину своего появления, чтобы снова исчезнуть.

Страх чистого листа обуславливается тем, что тебе в самом начале нужно найти основной ответ, решение всей темы, которую ты решил осветить. На примере музыки: начинается все почти всегда с цепляющего мотива (и им же заканчивается, кульминация ведет к нему — «Ода к радости» Бетховена — хороший пример). И это действительно и самое важное, и самое сложное, это то самое место на территории интуиции, которое становится точкой роста мысли. И это же — кульминация, самый важный, центральный момент повествования. Начало — в конце (творчество замкнуто в цикл), то, что породило — убивает (сознание замкнуто в цикл). Мы стремимся начать правильно, чтобы окончательно закрыть проблему и уснуть. Но все попытки избавиться от волнующей тебя темы тщетны, пока ты жив (хорошая иллюстрация этого — жизнь Людвига Витгенштейна).

P. S. Мышление младенца во сне и наяву не отличается (но состав, содержание сна и яви отличаются). Во сне человек мыслит по механизмам животного мышления. Состав сна животного не повторяет состав яви животного — но только из–за воздействия стимульного мира, из–за малого кошелька миллера карта стимульного мира не составляется полноценно, только на уровне прямого запоминания, без механизмов и непрямых, неочевидных связей (неодновременность и несвязанность во времени — но некоторые животные с этим справляются, тогда в чем отличие от человека?). Аналогично у младенца, но в его случае дело не в кошельке миллера, а во времени — карта стимульного мира еще не построена, поэтому мышление наяву еще не изменено, не разведено с мышлением во сне, нет карты — нет осознания (важный момент: осознание появляется в онтогенезе при появлении ключевых структур-понятий стимульного мира «кто я», «где я». Во сне осознание появляется при активации соответствующих структур-понятий. Пробуждение частично повторяет онтогенез осознания, который, вероятно, частично повторяет филогенез осознания — 3 уровня фракталов).

P. P. S. Шизофазия работает по сонной логике (логике происхождения)?