14 апреля 2021 года редакция DOXA столкнулась с полицейским преследованием. Помочь журналу можно пожертвованием на любую сумму.

В феврале 2014 года французский философ и социолог Бруно Латур прочитал в Королевской Академии Копенгагена лекцию «О некоторых аффектах капитализма». В этой лекции мы встречаем одно из первых свидетельств поворота Латура к экологической тематике. В ней он формулирует принципы имманентной «земной» философии, в которой он находит вариант «борьбы с капитализмом», являющийся более радикальным, чем левая традиция критики капитализма как некоторой глобальной всеобъемлющей «системы».

Мы приводим отрывок из лекции, посвященный принципам новый критики, переведенный Константином Шабимом и Арменом Арамяном для журнала DOXA. Полный перевод лекции доступен на сайте журнала.

Вы помните выражение Гамлета в книге Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»: «Ты славно роешь, старый крот!» Что за крот сможет уйти достаточно глубоко, чтобы разрушить если не сам капитализм, то некоторые аффекты, созданные этим странным способом прочтения истории и выражения наших страстей и недовольств? Существует ли альтернатива? Похоже, что решение придет не от диалектики и капиталистов, «роющих себе могилу», а от первой природы. Иронично, что очень многие брызгали слюной в попытке уберечь высшие ценности от риска коммодификации, тогда как речь скорее должна была идти о том, чтобы вернуть все это предприятие обратно на землю. Но на какую Землю? Как противостоять трансцендентности капитализма, выставляющий напоказ свою имманентность?

Для экономии времени позвольте мне выразить возможную альтернативу в виде ряда тезисов (прошу прощения за перечисление одиннадцати), используя в качестве шаблона самый знаменитый из существующих списков — критику Марксом Фейербаха.

По очевидным причинам я начну с самого последнего, а именно — одиннадцатого тезиса:

Тезис 11: До настоящего времени экономисты лишь различным образом изменяли мир, но дело заключается в том, чтобы объяснить (interpret) его.

Тезис 1: Экономика со всей своей свитой навыков и профессий — с бухгалтерским делом, маркетингом, дизайном, мерчендайзингом, бизнес-образованием, исследованием организаций, менеджментом — создали не науку, изучающую материальный мир, а ряд дисциплин, отвечающих за извлечение из социального и природного мира другого мира, который оставался бы трансцендентным без этого насильственного акта перформации (performation).

Тезис 2: Экономика как дисциплина помогла задать формат абсолютно тривиальных локальных форм «рыночных организаций», эти импровизированные структуры, настолько зависящие от культуры, права и географии, что они ни при каких обстоятельствах не должны быть трансформированы в «систему», в особенности, в «природную» систему. Слово «закон» в словосочетании «законы экономики» должно пониматься по аналогии с «гражданскими законами», то есть как подлежащее пересмотру предприятие в руках политического сообщества (a polity), а не как закон трансцендентного мира, находящийся в ведении невидимого божества.

Тезис 3: Для того чтобы быть по-настоящему радикальной, «радикальная критика» несправедливой, разрушительной и неустойчивой «системы» должна избегать ловушки борьбы с системой. Именно потому что система не является трансцендентной, и не подчиняется высшим законам, которые может распространять любая «рыночная организация», она может быть скорректирована , модифицирована, повреждена, реформирована или реорганизована. Для того чтобы быть радикальной, критика должна следовать по тем самым путям, что приводят к расширению стандартов, шаблонов или метрологических цепей. Как только критика переходит на другой, высший уровень, она перестает быть радикальной, то есть близкой к корням проблемы.

Тезис 4: Если слово «экономика» и слово «свобода» действительно были связаны на протяжении истории, то тогда эта свобода должна быть распространена — да, радикально распространена — на все устройства, эксперименты, инструменты, механизмы голосования и акции, составляющие временное, искусственное и постоянно перестраиваемое техническое оснащение экономики. Суть либерализма — «ничего не отпускать, ничего не пропускать».

Тезис 5: Чтобы быть по-настоящему радикальным, то есть либеральным, объяснение работы экономики и ее «рыночных организаций» должно принадлежать этой Земле. В экономике нет никакой трансцендентной силы, никакого Бога или Маммона. Если экономика действительно наследует старой «oeconomia» греческих отцов — «dispensatio» Бога-творца, то тогда наследоваться должны и остальные свойства провиденциального плана: устранение злого рока, рабства и доминирования, а также должны быть возвращены все обещания спасения. Кощунственно использовать идею Провидения для обозначения несгибаемой силы судьбы, вновь навязанной человеческой расе после того, как она была избавлена от нищеты.

Тезис 6: Трансцендентность высшего мира настолько была смещена в мир низший, что пространственные и временные координаты серьезно деформировались. Пространство стало безразлично к месту, почве и населенным пунктам. Друзья, сотрапезники и союзники превратились в абсолютных незнакомцев. Будущее и прошлое оказались выровнены на некой «прямой плоскости», как будто будущее — не более чем погашение долгов, взятых в прошлом. Таким образом, трансцендентность превратилась в утопию. Отсюда и жестокость, которая ассоциируется с процессом модернизации.

Тезис 7: Существует глубокое противоречие между высвобождением безграничных возможностей науки и техники и использованием «моделей природы» на протяжении всей истории экономической мысли. Физика Ньютона, естественная история, дарвинизм, термодинамика, кибернетика, иммунология, компьютерные науки — десятки дисциплин по очереди использовались как модели объяснения того, как силы экономики по идее должны работать. И каждая из этих наук по очереди использовала экономические теории для развития собственных концепций, что в итоге привело к тому, что словосочетание «естественная экономика» стало оксюмороном. Но каждый раз, когда первая и вторая природа обменивались своими концепциями, это каждый раз имело целью представить неизбежность экономической судьбы всё более неоспоримой. Экологизация экономики не может означать новый подход к природе для того, чтобы люди всё больше были исключены из автоматической работы «природных циклов». Напротив, такая экологизация — это способ заполнить сцену, которую до этого опустошили.

Тезис 8: Расширение охвата «рыночных организаций» вдоль метрологических цепей создало глобальную область трансцендентной реальности — второй природы — которая теперь сталкивается с другим, имманентным земным шаром, планетой Земля — речь идет о Гейе, отличающейся от природы своей историчностью, реактивностью, возможно, чувствительностью и, конечно, силой. Новое сражение между двумя глобусами как раз и определит наше время. Обратно на Землю, земляне!

Тезис 9: Нет ничего природного, исконного, вечного, естественного и трансцендентного в привычках, созданных в течение нескольких столетий, когда «рыночные организации» достигли глобального охвата. Ни одна из особенностей Homo oeconomicus не является древней: субъективность, расчетные навыки, познавательные способности, собственные страсти и интересы — это такие же недавние исторические творения, как и «товары», предназначенные для покупки, продажи и использования, равно как и обширная городская и промышленная инфраструктура, в которой они научились выживать. Быстро собранное может быть так же быстро разобрано. Однажды разработанное может быть переработано. Нет никакой предопределенности в том широком ландшафте неравенства, с которым мы ассоциируем современную экономику и в этом неравномерном распределении «благ и бед», только постепенно созданный набор необратимостей. Теперь же, когда историчность ушла со сцены за кулисы человеческой деятельности (тот самый переход от второй природы к первой), активисты должны объединиться с самой планетой в противостоянии глобальному.

Тезис 10: Джеймисон был прав, предположив, что в капитализме есть нечто бесконечное в техническом смысле отсутствия пределов во времени и пространстве, а также в отсутствии конца в смысле какой-либо цели или «telos». Маркс давным-давно показал, что капитализм беспределен по причине цикличности, которая и определяет его расширение (MAM). Форма жизни, неспособная осмыслить собственный конец ни в пространстве, ни во времени, заслуживает уважения не больше, чем человек, который считает себя бессмертным. Именно поэтому должен приветствоваться апокалиптический тон описания возрождения первой природы. Он помогает мыслить конец капитализма намного более реалистичным, чем конец мира.

Надеюсь, вы простите мой тон изложения этих 11 тезисов. Я лишь хотел подчеркнуть те изменения, которые недавняя история наложила на известное высказывание Валери: «Мы, цивилизации, — мы знаем теперь, что мы смертны»: «Мы, природа или даже Гейя, знаем теперь, что мы смертны». В высказывании Джеймисона есть нечто крайне тревожное. Но теперь, когда историчность оказалась перенесенной на первую природу, есть шанс, возможно, весьма небольшой, что будет вновь создана цивилизация, то есть некое положение вещей, культивирующее собственную конечность. Другое решение, к сожалению, более вероятное, — это то, что капитализм в своей гипер-, или, если точнее, смертельно-модерной форме воспримет высказывание Джеймисона буквально и решит, что постоянно изменяющаяся Земля должна быть полностью освоена при помощи геоинженерии в виде наиболее самодовольной формы доминирования. В таком случае, поскольку мир всё же не может стать банком, «они не будут его спасать».