Любую, хоть сколько-то интересную философию почти всегда интересует вещь сама по себе. Иногда этот интерес выражается явно, а точнее автор сам выражает его. В месте, на котором это выражение возникает, в любом случае сосредотачивается смысл. Всегда косвенно мы и определяем, предварительно этот смысл уловив, тот Образ, в соответствии с которым станет виртуально существовать та или иная предполагаемая вещь сама по себе.

Возникновение такого Образа, по всей видимости разнящегося от головы к голове и от одного исследователя к другому, свидетельствует о непосредственности способа существования Образа и об опосредованности любой попытки исследовать, не замарав насущным, обличие любого фундаментального понятия. Замечательно представлена самостоятельность «витальности» Образа в тексте «Утопическое тело» Мишеля Фуко. Ведь кажется: тело — а что может быть схвачено ещё крепче, нежели оно? Однако мы наблюдаем, как от, казалось бы, самой прямолинейной и непосредственной артикуляции тело всё равно ускользает, образуя утопическую среду или вневременное место без места: «оставаясь столь видимым, тело находится где-то вдалеке, отмеченное невидимостью, от которой я никогда не смогу избавиться. Затылок, я могу потрогать его пальцами, да, прямо вот здесь, но увидеть — никогда. Я могу ощутить спину, растянувшись на матрасе, но я смогу настигнуть её лишь хитростью: в зеркале. Не менее удивительно и моё плечо, чьи движения и положения хорошо мне знакомы. Тем не менее, я не могу увидеть его, не приняв странную позу, будто устрашаясь. Тело будто фантом, который появляется только в виде зеркального миража, и даже там — лишь частично». И поспевать за ним должна скорее наша мысль, нежели это явление должно себя как-либо для мысли обосновывать. Такое явление не обосновывает, но навязывает себя мысли, как бы навязывает поверх тела, и «все утопии, в которых я ускользаю от собственного тела, находят свои образец, точку приложения и исток в моём теле».

Если и кажется, что телу свойственно ускользать от прямолинейной артикуляции, потому существует иная, полностью овладевающая им, то можно было бы предположить, всё так же ссылаясь на текст Фуко, что тело может быть схвачено в сексуальных отношениях: «заниматься любовью — ощущать, как наше тело замыкается на себе самом и начинает существовать вне любых утопий во всей своей насыщенности, в руках другого. Ощущая пальцы другого, пробегающие по нему, все доселе неизвестные части нашего тела обретают существование: прикасаясь к губам другого, наши собственные губы обретают чувственность; перед его прищуренными глазами наше лицо приобретает достоверность, тогда как его взгляд нужен, чтобы мы могли ощутить наши закрытые веки». Тело возникает постепенно в способе уже практической рефлексии; в воображении группой размывающихся пятен возникает написанное пространственное частичное тело — ансамбль отпечатанных областей, высвечивающих и раскрашивающих участки щёк и губ, шеи и груди, спины и задницы: всего, что актуализируется мановением руки другого.

«Мы настолько любим любовь, ведь именно в любви наше тело — здесь», — а если быть точнее, наше тело в любви к нам ближе всего. В руках подобной практики мы находимся ближе всего к Образу, выражающемуся всецело в существовании получившегося запятнанного тела, однако не созерцаем его непосредственно. В подобной ситуации моё воображение является местом, экспозиционным пространством, изображающим в-себе моего тела следами, отпечатками, касаниями другого, который, как выходит, становится художником, творцом моего тела. Моё воображение явит мне игру цвета и света, перенесённые с полотна, по которому кистью другой гладил и нажимал, рассыпал точки и нежно вёл линии. В этот момент я не имею посредственных отношений со своим телом и в воображении созерцаю непосредственность отношения другого с ним. Метафизикой моего тела оказывается несколько связанных пятен, а не Аристотелевская актуалия, всегда-свершённая форма: именно так, обнаруживая за изначальным вещественным отображением Образа его подлинное, я оказываюсь ближе к телу самому-по-себе; тому, которое только и может вдохнуть силы к существованию для моего не утопического, настоящего тела.