Евгений Коноплёв. Завещание Шаламова в наши дни
Приступая к рассмотрению данной темы, я хотел бы прежде всего развести два понятия: завещание и наследие. О наследии того или иного автора, в том числе В.Т. Шаламова (18.06.1907-17.01.1982), можно высказываться долго и плодотворно — о написанных и ненаписанных текстах, о встречах, поступках и событиях жизни, о том, что повлияло на автора, и на кого повлиял он, и так далее. Обобщая, можно сказать, что наследие — это та объективность, которая остаётся после автора после его смерти. Другое дело — завещание. Завещание — это посмертная воля автора, высказывающегося по поводу своего наследия. Это субъективность, остающаяся после автора, и адресованная тем людям, которые сохраняют верность тому общему делу, которое их объединяет друг с другом и ушедшими товарищами.
Чтобы понять, в чём заключается воля В.Т. Шаламова, чтобы дать на этот вопрос адекватный ответ, важно понять, каково было дело его жизни — иначе говоря, за что и против чего он боролся. Ответ на это уже дан в его творчестве и в его биографии — в его наследии. Благодаря деятельности его друзей и единомышленников, то и другое сегодня являются достоянием общественности, и любой желающий может приобщиться к творчеству и жизненному пути В.Т. Шаламова. Популяризации его наследия содействуют ежегодные конференции, публикуемые книги самого Шаламова и о нём, видео и публичные мероприятия, которых с каждым годом становится всё больше. Этот процесс уже не прекратится и не остановится. Исходя из этого, можно сказать, что борьба за наследие Шаламова в целом, выиграна, тогда как борьба за завещание — ещё только начинается.
Во-первых, Варлам Тихонович был диссидентом. Но диссидентом — и это парадоксально — не антисоветским, а советским. Всё его творчество и вся жизнь пронизаны борьбой за ту идею соединения научно-технического и социального прогресса, что вдохновляла создателей Советского Союза, и по ходу реализации претерпела трагические искажения. Именно причастность этой идее позволила Шаламову стать не просто народным, а всенародным писателем, так как его творчество, как и идея коммунизма, актуально не только для русского или советского, а для всех народов, населяющих нашу планету. Поэтому борьба за развитие общества до следующего, качественно нового уровня, является ведущим содержанием шаламовского завещания.
Однако, борьба за новое общество встречает на своём пути препятствия, терпит трагические ошибки, сталкивается с клеветой, которые замыкают процесс в дурном повторении ещё прочнее, чем охрана лагерей посреди ледяной пустыни держала заключённых — и правых, и виноватых — всех вместе. Поэтому воля Шаламова, обращённая к нам, однозначно высказывается против полицейского, лагерного репрессивного аппарата, ломающего жизни и психику как осуждённых, так и их судей и охранников. Возможно ли вполне уничтожить преступность, сделав полицию и тюрьмы ненужным и невозможным пережитком прошлого? По-видимому, да, хотя такое переустройство общества потребовало бы мобилизации чрезвычайно обширных ресурсов и всенародного участия. По крайней мере, возможно исследовать механизмы, содействующие росту преступности, полицейскому произволу (всенародную борьбу против которого мы наблюдаем сейчас в США) и бессмысленной тюремной жестокости, чтобы содействовать их ослаблению уже сегодня и отмиранию в будущем.
Второй проблемой, данной в завещании Шаламова, является проблема вырожденной социальности, омывающей уголовно-репрессивный аппарат и питающейся продуктами его разложения. То, что в менее строгой и
Третьей проблемой завещания Шаламова является борьба против лжи, клеветы и самого настоящего обскурантизма, распространяемых деградировавшимися и продавшимися дураками, из которых А.И. Солженицын кажется одни из наиболее наглых, так как, паразитируя на творчестве Шаламова, его же и поливал впоследствии грязью, как и всю советскую эпоху. Его дело продолжают многочисленные солженицынцы, тасующие один и тот же набор обвинений, подтасовок, вырванных из контекста фактов и их интерпретаций, которые цепляются друг за друга, образуя в целом порочный круг. Исследование содержания и структуры такого круга, как и других антисоветских, антиобщественных и реакционных идеологий, представляется наиболее лёгким и быстро реализуемым делом, опираясь на мощные наработки предшествующей науки и философии. К примеру, критика религии у Жана Мелье, чей посмертный труд парадоксально называется «Завещание»; критика идеологии как ложного сознания у Маркса и его последователей; концепция герметизации универсума дискурса в работах Герберта Маркузе — уже очерчивают весьма широкий круг для деятельности в этом направлении.
На пересечении этих трёх проблем вырисовывается более общая и теоретичная проблема борьбы против механизмов замыкания и деградации общества и его структур. Проблема прерванной, преданной революции, впервые поставленная Л.Д. Троцким, идеи которого Шаламов разделял в молодости, развивавшаяся советским философом-марксистом Михаилом Лифшицем, и требующая всех ресурсов современной философии, математики и социологии для своего решения. По сути, Шаламов ставит перед нами задачу изобретения чего-то подобного научному антитоталитаризму — при том, что сама концепция тоталитаризма, по всей видимости, является в большей мере идеологической, нежели научной, так как тексты, в которых она представлена, содержат много ужасающих образов и попыток вчувствоваться в них — а не научные методы исследования предмета, теоретическими обобщения и практические выводы.
Поэтому, признавая художественный талант Шаламова, следует отметить не его недостаточность, а несоответствие художественной формы выражения для решения научной проблемы поиска методов позитивного преобразования общества с внедрением в нём прогрессивных механизмов, с ослаблением и ликвидацией регрессивных, реакционных структур и институтов, социальных сред и идеологий. Аналогично, расширение задач сохранения и популяризации наследия В.Т. Шаламова, в основном уже решённых предыдущим поколением исследователей, к коллективной работе по социальной реализации его идеалов, представляется вполне соответствующим тому, что мог бы сказать нам сам Варлам Тихонович, будь он сегодня с нами.