ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБЩЕСТВА ИЗОБИЛИЯ

Загадка корпоративного капитализма — это низкая культура потребления в условиях изобилия, господство искусственных целей корпораций над их сотрудниками и впечатление конца истории в условиях технологического прогресса.

Капитализм услуг и массового потребления возник в США в 50-е годы XX века как следствие изобретения нового класса товаров, для производства которых необходимы были концентрация капитала, экономическое планирование и технические исследования. Возникшая массовая культура стала миром расцвета бытового и статусного потребления, вульгарного по сравнению с аристократическим искусством докапиталистических обществ.

В США из представителей корпораций стали формировать правительство, а сотрудники стали отождествлять свои жизненные цели с целями корпораций [1, c. 153]. Подобно живым организмам монополии боролись за выживание при помощи агрессивного маркетинга и планируемого устаревания. Советы директоров, больше служащие и меньше собственники, стали носителями искусственных корпоративных, а не классовых ценностей.

Наконец, рост производительности труда, автоматизация производства и перманентная научно-техническая революция происходят в условиях стагнации политической культуры, которая производит впечатление вымирания идеологии как общественного института.

Идеология — оправдание власти сильнейшей страты или короткий путь к повышению социального статуса для низшей страты. В мире офисного клерка борьба за статус и материальная реальность совпадают. В этом смысле человек общества изобилия менее суеверен, более зрелый в выборе объекта желания по сравнению с человеком рабовладельческих или охотничьих обществ. Но статусное потребление кажется одномерной фантазией, ограниченной условной меновой стоимостью товаров сомнительной культурной ценности. Можно подумать, что потребитель является несчастной жертвой коварной идеологии «искусственной бедности». Он слепо следует чуждым желаниям, навязанным «техноструктурой». Способен ли он вообще на самостоятельный выбор или является узником тюрьмы, которая возникла в силу всеобщего безволия?

Аристотель считал отца-рабовладельца способным на господство над собой, носителем разума. Рабовладелец был прежде всего частью общества, охотившегося на людей или торговавшего военнопленными. Его власть опиралась на дар культуры и внеэкономическое принуждение. Главным занятием служащего корпорации является то, что можно назвать «производством» экономического роста. Экономическое соревнование выигрывают корпорации, способные на нарушение прав человека и изобретение производственных процессов, но пролетариат принуждается к труду не насилием, а образовательными программами и городской инфраструктурой. Более цивилизованный управленческий класс корпоративного капитализма выглядит ведомым и зависимым по сравнению с патриархальным рабовладельцем, но ценителем досуга.

ИЗБЫТОК ЦИВИЛИЗАЦИИ

В 50-е годы ветераны Второй Мировой войны получили доступ к высшему образованию, недорогим домам, машинам и бытовой технике. В 60-е годы больше 60% домохозяйств владело частными домами и почти 80% владело автомобилем. В культурном пространстве было растворено ощущение изобилия, в 1955 Гинзберг написал классическое стихотворение «Супермаркет в Калифорнии»:

«In my hungry fatigue, and shopping for images, I went into the neon fruit supermarket, dreaming of your enumerations!
         What peaches and what penumbras! Whole families shopping at night! Aisles full of husbands! Wives in the avocados, babies in the tomatoes! […]»

Потребление стало охотой на «знаки» высокого статуса [2, с. 119-123], но общедоступные дома и машины отличались абсурдным единообразием. Дома фирмы Ластрон строились из стали, подобно автомобилям, а Левиттауны возводились по принципу конвейерной сборки. Главными недостатками этих домов стали трудности изменения планировки. Автомобильный трафик и сабурбанизация разрушили социальные связи, существовавшие на улицах городов между жителями соседних квартир.

В 1956 году количество американцев, занятых в сфере услуг, превысило число синих воротничков. Коммерция и потребление как формы борьбы за социальный статус стали эрзацами ритуалов религиозной и политической идеологий. В отличие от социализма или национал-социализма, которые погружают в фантазию о победе в социальном соревновании более простым путём, чем стимуляция становления цивилизации, статусное потребление стремится к горизонту высшего общественного статуса, поскольку господство над собой определяется не только потреблением. Развитие субъектности или зрелости замещается в обществе потребления его внешним эффектом: борьбой за место в социальной иерархии.

Идеология скрывает от подвластного его рабство. В этом смысле статусное потребление является иллюзией. Противоестественность структуры потребностей потребителя — это замещение тяжёлой работы над модификацией культуры лёгким рабством производства сырого объёма культурной материи. Маркузе понимал обман идеологии потребления как репрессию либидинальной энергии, которая в совершенном обществе должна была бы использоваться для свободной игры способностей [6, с. 289].

Симптом всегда разыгрывает овладение объектом желания. Потребление кажется бессимптомным расстройством, в котором игра и поражение в борьбе за реализацию либидо совпадают. Бодрийяр пишет о всеобщем рабстве в системе, которая лишена ценностей, но в которой все усилия направлены на её воспроизводство [3, с. 58]. В действительности потребление не является неизлечимой болезнью, оно воспроизводит высшую форму становления — развитие способности менять культуру. Поэтому как симптом оно бывает либо зависимостью, либо расточительством.

Неоновые вывески мотелей и дайнеров 50-х напоминают современному зрителю заголовки детских комиксов. В 1955 году Набоков описывал Америку как мир детских аттракционов:

«American Refrigerator Transit Company. Obvious Arizona, pueblo dwellings, aboriginal pictographs, a dinosaur track in a desert canyon, printed there thirty million years ago, when I was a child. […] and the huge heads of presidents carved in towering granite. The Bearded Woman read our jingle and now she is no longer single. A zoo in Indiana where a large troop of monkeys lived on concrete replica of Christopher Columbus’ flagship.»

Инфантильная культура общества изобилия не является замкнутым миром бесконечного отражения знаков социального статуса. Она делает потребителя слабее, наполняя системы органов избыточными калориями, а комнаты китчем.

ПРОИЗВОДСТВО РОСТА

Скудность массовой культуры и уродование среднего класса гиподинамией кубиклов соответствуют недоразвитой, а не сверхразвитой цивилизации. Средства производства определяют производственные отношения, также как подсечно-огневому земледелию соответствует военная демократия племенных дружин, корпоративному капитализму соответствует сексуальная революция и эпидемия ожирения.

Исторические формации выделяются на основании критериев социальной стратификации. Для феодальных обществ условием принадлежности к высшим стратам было происхождение, но знать сформировалась из военных дружин, отличавшихся авантюризмом, способностью к коммерции и властью обещать. В обществе изобилия социальный статус определяется степенью участия в производстве экономического роста.

В природе выживание видов зависит от их способности к адаптации, успешной межвидовой борьбе и… продолжению видообразования. Способность к продвижению в социальной иерархии определяется также освоением «принципа реальности», смелостью и агрессией, но эти качества бесполезны, если страта или индивид лишены дара развития культуры. Социальное соревнование, в котором сделана ставка на насилие или высокий болевой порог превращается в антиутопию и кошмар.

Удивительно, насколько слабо различались экономические программы правой и левой оппозиции периода возвышения Сталина. Обе стратегии стремились к построению централизованной коллективистской экономики, только с разным уровнем государственного принуждения. В первые две пятилетки крестьянство было подвергнуто отрицательному отбору, что позволило удвоить численность пролетариата. Сфабрикованные изотовское и стахановское движения должны были передать рабочим идеологически-материальный стимул к перепроизводству, но перенапряжение строительства с нуля новых промышленных проектов привело к падению производительности труда.

В последние годы существования Третьего рейха Шпеер безуспешно защищал идею о рациональном использовании рабов из оккупированных стран: предлагалось платить рабочим заработную плату. Его точка зрения потерпела крах и труд рабочих остался принудительным. Также удивительно, что изоляционизм и построение экономической автократии, на которых настаивал Гитлер имели смысл только в условиях полного успеха в захвате жизненного пространства, но, важнее, нефтяных месторождений.

Человек обладает свободой в выборе средств развития культуры: либо насилие, либо дар. В «Капитале XXI» Пикетти показывает зависимость экономического роста от демографии и объёма капитала — машин, транспортных коммуникаций, технологий и пр. Капитализм — это историческая формация, в которой жизнь «самовозрастающей стоимости» является большей ценностью, чем качество культуры. Инвестиции в «капитал» более выгодны, чем инвестиции в «человеческий капитал».

Общество изобилия первоначально называлось «Почему бедные — бедные». Гэлбрейт, участвовавший в составлении программ Линдона Джонсона, настаивал в своих ранних книгах на перераспределении ресурсов в пользу всех общественных страт. Образовательные программы «Great society» 60-х были направлены на борьбу с бедностью, но одновременно революционизировали систему контроля над «человеческим капиталом». Для выращивания кадров государство и корпорации всё чаще стали инвестировать в образование.

Делез показывает, что история экономики до индустриальной революции была историей борьбы между силами развития и силами гомеостаза. Раскодированные деньги — кредитные деньги движутся сами по себе, но чистое становление — это смерть, поэтому капиталистическая цивилизация производит «потребление», перечисляются колониализм, империализм и ВПК [4, с. 371]. В действительности противоречие эволюции капитализма — это затратность культурной и доступность дикой формы стимуляции экономического роста. Корпорации выгодно сохранять низкий уровень культуры потребления до тех пор, пока не исчерпаны ресурсы искусственного спроса.

Искусственный спрос и планируемое устаревание — дикость постиндустриальной цивилизации. Классическим примером искусственного спроса является рекламная кампания производителей бриллиантов De Beers — для того, чтобы улучшить продажи слоган компании был изменён на «Бриллианты — навсегда», бриллиантовое кольцо превратилось из роскоши в необходимый атрибут помолвки среднего класса. Планируемое устаревание впервые было использовано в 1924 году для повышения продаж картелем производителей электрических ламп Фобос: путём снижения качества продолжительность работы ламп сокращалась до 1000 часов. Гормональная деградация мужчин, слабые челюсти и ишемическая болезнь сердца — продукты навязанных форм питания и передвижения, которые имеют смысл только как медиум метаболизма корпораций.

АЛЬТЕРНАТИВА КАПИТАЛИЗМУ

Идея книги Макса Фишера о капитализме — чтобы исправить несовершенства капитализма, необходимо найти ему альтернативу (которой не видят носители капиталистического реализма) [7]. Ник Ланд развивает вывод Делёза о саморазрушительной силе раскодирования потоков желания [5]. Для того, чтобы «техноструктура» стала антропоцентричной, необходимо развивать индивидуальную субъектность, менять структуру спроса модификацией собственной структуры желания. Господство над собой возможно только при условии власти над культурой. Хотеть эволюции культуры можно только наслаждаясь умением создавать её более совершенные формы.

Литература:

1. Гэлбрейт Дж. Новое индустриальное общество. Избранное. М.: Эксмо, 2008. 1200 с.

2. Бодрийяр Ж. Общество потребления. М.: Республика; Культурная революция, 2006. 174 с.

3. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. 387 с.

4. Делёз Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения. Тысяча плато. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель, 2010. 896 с.

5. Ланд Н. Сочинения: В 6 т. / Н. Ланд; под науч. ред. А. Морозова. Пермь: Гиле Пресс, 2018. Т. 1: Дух и зубы / пер. с англ. Д. Я. Хамис и др. 2020. 242 с.

6. Маркузе Г. Критическая теория общества: Избранные работы по философии и социальной критике / Герберт Маркузе; пер. с англ. АА Юдина. М.: ACT: Астрель, 2011. 382 с.

7. Mark, Fisher (2010). Capitalist Realism: Is There No Alternative? Winchester, UK: Zero Books.