Donate
Центр Ф

«Для международного сообщества дезертиры были невидимыми и незначительными жертвами». Как сербские активисты боролись против войны

Центр Ф03/04/24 12:222.2K🔥

В 1991 году начался распад Югославии, который привёл к десятилетию войн за югославское наследство. Несмотря на то, что югославские войны закончились более 20 лет назад, российские власти продолжают возвращаться к событиям тех времён, поддерживая отрицание военных преступлений со стороны Сербии и сравнивая Бучу с массовыми убийствами в Сребренице.

Одной из самых заметных антивоенных организаций того времени были Женщины в чёрном — каждую среду они, облачившись в чёрное, выходили на молчаливые протесты на главных площадях своих городов. Мы поговорили с их соосновательницей Сташей Зайович, а также с историком из Университетского колледжа Лондона Бояном Алексовым, который присоединился к Женщинам в чёрном после того, как дезертировал из Югославской армии — в организации он занимался проблемами дезертиров. Они рассказали, как действовало антивоенное движение в распадающемся авторитарном (пост)коммунистическом государстве, и почему Женщины в чёрном продолжают свою антивоенную деятельность до сих пор.

Расскажите о Женщинах в чёрном. Как вы начали свою деятельность? Что вы делали и продолжаете делать?

Сташа: Впервые мы вышли на улицы Белграда в 1991 году. Мы жили в государстве-агрессоре, государстве, организовывавшем преступления, государстве, которое отрицало преступную реальность, утверждая, что «Сербия не ведёт войну». С самого своего основания Женщины в чёрном осудили сербское государство. Одно из первых наших заявлений чётко обозначило: «Сербский режим развязал войну против гражданских, которая одновременно представляет собой крестовый поход, направленный на перераспределение национальных богатств. Единственные, кому выгодна эта война — это милитаристы, диктаторы, государственные элиты, торговцы оружием и преступники. Все остальные в ней проиграют, и больше всего среди них — наиболее незащищённые жители зон боевых действий: женщины, дети и старики».

С тех пор мы организовали более 2500 уличных акций. Мы всё ещё продолжаем их делать. С 1991 по 1996 год каждую среду мы проводили протесты против войны в Хорватии и Боснии и Герцеговине, всегда в траурной тишине. Мы также организовывали акции против постоянных жестоких и незаконных мобилизаций мужчин на войну, преследования дезертиров, преследования и дискриминации на этнической, религиозной, идеологической или сексуальной почве в Сербии, выдавливания сербского населения из хорватской Краины после операций Буря и Молния. Зимой 96-97 года мы ежедневно участвовали в протестах в Сербии. 

Между 1997 и 1999 годами мы протестовали против вялотекущей войны и апартеида против албанского населения в Косово, выражая солидарность с косовским мирным населением и женскими движениями. Мы поддерживали мирные переговоры между сербами и албанцами в Рамбуйе под слоганом «Лучше договор, чем война». После военного вмешательства НАТО мы протестовали против преследования не-албанского населения в Косово. В 1999–2000 годах наши акции были направлены против растущих политических репрессий со стороны сербского режима. После падения режима в октябре 2000 года большинство акций Женщин в чёрном были связаны с войнами в бывшей Югославии и посвящены требованиям привлечь сербский режим к ответственности и борьбе против отрицания преступного прошлого. 

Женщины в чёрном первыми организовали показания женщин из Сребреницы, за которыми последовали другие показания. Мы ежегодно проводим акции памяти геноцида в Сребренице, начала войны в Боснии и Герцеговине, преступлений в Косово, гибели работников Радио и телевидения Сербии при бомбардировках НАТО, массовых убийств в Штрипчах, Вуковаре, Северине, Ораховаце, Топчидере и т. д. Мы проводим воркшопы, лекции, публичные дебаты, дискуссионные столы и тренинги, разрабатываем различные модели международного правосудия с феминистской оптикой и занимаемся кооперацией с соответствующими организациями в форме совместных кампаний и консультаций. Мы также запустили неформальную сеть Солидарности матерей за мир, которая проводит встречи женщин по выражению солидарности и взаимной поддержке матерей, где они перенаправляют боль от своей трагедии на совместную борьбу за мир и справедливость. Во время войны в Боснии и Герцеговине Фоча была местом, где сербские и черногорские военные систематически совершали сексуализированное насилие.

На основании кейса Фочи Международный трибунал по бывшей Югославии постановил, что сексуальное рабство должно быть признано преступлением против человечества. 

Тем не менее, несмотря на этот исторический вердикт, некоторые сексуализированные преступления против мужчин и женщин Фочи, к сожалению, не были раскрыты или признаны, и вместо этого замалчиваются по сей день. Поэтому вместе с мужчинами и женщинами Фочи мы хотим продолжать требовать справедливости для переживших эти преступления как в Фоче, так и за её пределами. 

Возможно ли оценить, как много людей было вовлечено в деятельность Женщин в чёрном?

Сташа: Несколько тысяч, но существуют разные виды участия. Среди нас были активисты (и их было больше всего), которые выражали свою поддержку открыто на уличных акциях. Но были и менее видимые сторонники (граждане, представители академического сообщества, сельские жители, много кто ещё), которые вносили вклад в деятельность Женщин в чёрном: читали лекции, переводили тексты на волонтёрской основе, готовили еду для беженцев и так далее. Одной из самых важных форм поддержки нашей антимилитаристской работы было предоставление убежищ дезертирам и сознательным отказчикам у себя дома — в условиях экстремальных рисков. Некоторые граждане, особенно в маленьких городах, опасались поддерживать «ужасных и подрывных» Женщин в чёрном, но разделяли наши этические и политические принципы. Учитывая высокую степень стигматизации Женщин в чёрном, мы понимаем их и уважаем их решение поддерживать нас незаметно. Многие из тех, кто присоединился к нашей деятельности против преступного режима, больше не с нами. Кто-то ушёл из жизни. Многие из наших активистов покинули страну. Мы не осуждаем решение ушедших и продолжаем поддерживать контакты. Они продолжают участвовать в нашей сети, приходят к нам, читают лекции, нас всё ещё связывают сотни вещей.

Как государство и общество реагировали на вашу деятельность?

Сташа: С самого начала нашей деятельности Женщины в чёрном подвергались различным формам репрессий, как административных, так и социо-культурных. Оба уровня переплетены между собой, и между ними есть причинно-следственная связь. Атаки на Женщин в чёрном были не спонтанными, а организованными, постоянными и систематическими актами насилия, нацеленными на дискредитацию, криминализацию, запугивание, изоляцию и истощение. Это было безнаказанное насилие, ответственность за которое несло государство — ни одна из атак не была наказана! Отсутствие преследования за одни атаки поощряет и подстрекает новые. В результате в обществе была создана атмосфера, в которой атаки на защитников мира считаются легитимными, обоснованными и желанными. 

Репрессии в отношении Женщин в чёрном, как со стороны государства, так и от негосударственных акторов, можно распределить на следующие категории:

Административные репрессии: к ним относятся запреты на уличные акции, запреты работать в лагерях для беженцев, постоянные судебные разбирательства по поводу мелких правонарушений, беседы с полицией, допросы, препятствование собраниям нашей сети, преследования и призывы к насилию в отношении Женщин в чёрном со стороны ультранационалистических партий и политиков, выдача полицейских ордеров, незаконные аресты, конфискация паспортов, прослушка телефонов и квартир, конфискация наших материалов и документации, высылка иностранных волонтёров, запрет панельных дискуссий, запрет на пересечение границ для почтения памяти преступлений, криминализация через финансовые проверки.

Физические атаки со стороны негосударственных акторов: ультраправых, профашистских, релизиозно-националистических, неонацистских групп, хулиганов и фанатов, к чьим «услугам» государство неофициально прибегает ради неформальных репрессий. Существует широкий спектр таких нападений: атаки на уличные акции, вербальные и физические нападения на активистов на улице, вторжение в помещения Женщин в чёрном, угрозы смертью, организованные преследования, чёрные списки, призывы к линчеванию, уничтожение имущества Женщин в чёрном (баннеров и других предметов на уличных акциях), домогательства по телефону и многое другое.

Медийное давление: клевета, нападки в режимных газетах с целью искажения фактов о деятельности Женщин в чёрном и обвинения в «национальном предательстве». Они создавали климат для атак на отдельных активистов через оправдание насилия против них.

Стигматизация и демонизация Женщин в чёрном были способом исключить из общества тех, кто нарушает предполагаемый национальный консенсус и, следовательно, заслуживает наказания. Таким образом оправдывалось и легитимизировалось насилие против диссидентов.

Взаимодействовали ли вы с антивоенными активистами «по другую сторону баррикад»?

Сташа: С самого начала своей деятельности Женщины в чёрном устанавливали контакты с жертвами сербской агрессии в странах всей бывшей Югославии, обращая свои послания к жертвам преступлений, совершаемых от имени нашей страны.

Не делай мы этого, они могли бы утверждать, что получили наше одобрение, согласие и даже содействие в совершении преступлений. Теперь, после войн, если мы не будем заявлять это чётко, публично и громко, они могут принять за данность, будто у них есть наше молчаливое согласие на отрицание и релятивизацию криминального прошлого.

Мы считаем, что сербские дезертиры с войны были нашими героями и союзниками. Меньшее количество солдат из Сербии — это наш акт солидарности с гражданами из Хорватии, Боснии и Герцеговины, Косово. Женщины в чёрном активно участвовали в движении матерей против принудительной мобилизации, и многие из них до сих пор активны в нашей сети. Мы установили связи и проводили совместные акции с этническими меньшинствами в Сербии (венграми, боснийцами, албанцами), потому что они сильно пострадали от националистической военной политики сербского режима. Мы по-прежнему проводим множество совместных мероприятий.

Благодаря многочисленным и постоянным мероприятиям мы выстроили мосты мира, взаимной поддержки и высокого уровня доверия и уважения. Как сторонница ненасильственного протеста, я верю в маленькие постоянные действия, превращающие горечь и возмущение в творческую работу.

Какую роль в антивоенном движении играли матери солдат?

Сташа: Существовали так называемые «патриотические женские организации» — женщины, которые агитировали против дезертиров. Мы никогда не поддерживали контакт с ними, они считали нас «врагами, предателями» и тому подобным.

Движение матерей было раздроблено как по национальным, так и по идеологическим линиям и подвергалось разного рода манипуляциям. Большая часть движения матерей ушла под давлением меньшинства, которое безоговорочно служило «патриотической» военной пропаганде. Но некоторые матери активно присоединились к антивоенным группам, включая Женщин в чёрном.

С самого начала Женщины в чёрном сотрудничали с организацией Матерей против войны. В течение войны в бывшей Югославии некоторые женщины обрели политическую субъектность, преобразуя свою внутреннюю уязвимость, личную трагедию и горе в действие.

2 июля 1991 года несколько сотен родителей, в основном матерей молодых призывников, ворвались в парламент Сербии, прервав заседание и требуя возвращения своих сыновей из Югославской народной армии (ЮНА) с войны и прекращения все вооруженных конфликтов. 

10 мая 1992 года в деревне Трешньевац в Воеводине женщины — в основном матери — решили коллективно выступить против принудительной мобилизации и отправки своих сыновей, мужей и отцов на фронт. Женщины приняли решение организовать свой штаб в пиццерии «Зицер» и остаться там. В тот же день танки ЮНА окружили деревню, чтобы запугать людей, которые требовали прекращения мобилизации и возвращения уже мобилизованных мужчин домой. 

«Духовная республика Зицер» была основана как духовная община для всех, кто желал мира «без границ, территорий и собственности». Вскоре к жителям деревни Трешньевац присоединились дезертиры и сознательные отказчики из окрестных деревень и городов. Они получали поддержку со всей провинции Воеводина.

Женщины в чёрном оказали им поддержку и выразили солидарность. Ненасильственный протест продолжался непрерывно в течение нескольких месяцев, а его культурное и политическое значение сохраняются до сих пор. Женщины в чёрном организовали две конференции нашей международной сети, несколько встреч сети сербских сознательных отказчиков и многочисленные семинары в Трешньеваце. Мы продолжаем организовывать там мероприятия, последнее прошло в начале октября 2023 года.

Как много дезертиров было в Югославской армии? Почему они дезертировали? 

Боян: Югославская армия выдвинула не менее 22 тысяч обвинений против уклонистов, но мы не знаем точных цифр. Я бы не стал объяснять массовый отказ от военной мобилизации или дезертирства нашими усилиями, но мы сделали обсуждение этого вопроса публичным и удерживали его в общественном сознании, чтобы армия и власти не могли скрыться или уклониться от него. Это помогло многим узнать, что они не одиноки.

У ЮНА были серьезные проблемы с набором и боеготовностью частей. В 1990-х на мобилизацию откликнулись от 10% до 50% подлежащих ей мужчин в зависимости от региона — в Белграде откликнулись всего 10%. ЮНА покинула Словению, Хорватию, Македонию и, в конечном итоге, Боснию и Герцеговину. Она участвовала в наступлении на Вуковар и Дубровник, но оба эти события закончились катастрофой как для армии, так и для государства, поддерживавшего эти усилия. Армии пришлось полагаться на военизированные формирования для ведения боевых действий, и, к сожалению, они совершили ряд военных преступлений.

Люди дезертировали, потому что никак не могли соотнести себя с военными целями, если вообще могли их понять. Некоторые вообще не были сербами, но все дезертиры были политически несогласны с войной. Для многих проблема заключалась в том, чтобы добраться до безопасных мест, подальше от районов Боснии и Хорватии, где вербовали мужчин, а также в течение некоторых периодов и от Сербии. Некоторым мы помогали скрываться в Белграде или в других частях Сербии, а когда это было небезопасно, и за границей.

Часто дезертирство было связано с плохим лидерством, логистикой и командованием. Кто-то начинал сопротивляться прямо на месте, другие уезжали туда, откуда пришли, или в Белград. Один парень, Владимир Живкович, пригнал свой танк и припарковал его перед парламентом в Белграде 23 сентября 1991 года. Его посадили на год за дезертирство.

Несмотря на всю военную пропаганду, реального желания идти на войну или отправлять на неё своих сыновей у людей было мало. Но общественность была и остается преимущественно националистической и поддерживает сербскую военную пропаганду.

Мы занимались агитацией за право на сознательный отказ от военной службы, чтобы никого не принуждали отправляться на войну или в армию. Также мы по мере возможностей помогали дезертирам: находили им контакты, жильё и помощь в других странах или в Белграде, пока они скрывались от армии. На это требовалось много ресурсов, так что мы могли помочь только небольшому количеству людей. Было важно показать, что существует сопротивление войне и насилию как средствам решения конфликтов. 

Тысячи дезертиров уехали за границу. Их отказ от военной службы не рассматривался как основание для предоставления убежища или ВНЖ. Мы устраивали кампании с нашими друзьями в других странах с целью изменить эту ситуацию, и было много отдельных случаев, когда у нас это получалось. Вместе со многими другими организациями мы лоббировали идею предоставления убежища дезертирам и сознательным отказчикам. Парламент ЕС принял резолюцию в поддержку этого. В отдельных случаях убежище предоставлялось, но ни одна страна не признала права дезертиров на убежище. Мы поддерживали связь с рядом уехавших дезертиров, и некоторые из них были активны в местных антивоенных инициативах в Германии, Испании, США и т. д.

Сташа: Число дезертиров с начала войны и по сей день никогда не разглашалось. Антивоенное движение запрашивало данные об этом с начала войны, но военные и гражданские власти отказывались их предоставить, поскольку это считалось военной тайной — и до сих пор таковой остаётся. Раскрытие этих цифр противоречило бы интерпретации конфликта режимом и утверждению, что «Сербия не ведёт войну». Если бы были оглашены официальные данные о дезертирстве, Сербии пришлось бы признать, что ЮНА была армией-агрессором и что Сербия участвовала в войне, потому что войска ЮНА массово воевали за пределами территории Сербии. Кроме того, опубликовав данные о количестве дезертиров, военные и гражданские власти признали бы влияние сербской антивоенной оппозиции, которая поощряла дезертирство из армии и активно поддерживала его.

Бывший министр национальной обороны Югославии Велько Кадиевич (который сейчас скрывается от Международного трибунала по бывшей Югославии) сказал, что у ЮНА было три врага: новосозданная хорватская армия, манипулируемый хорватский народ и скоординированные действия антивоенного движения и движения матерей в Сербии. Это было большим признанием нашей работы!

В течение 1991–1992 годов в Сербии призвали 140 000 человек. В тот же период 100 000 человек стали уклонистами и скрывались от властей, которые пытались отправить их на войну. 22 000 из них были предъявлены уголовные обвинения.

Несмотря на опасность разговоров о дезертирстве, не говоря уже об организации мятежей, между октябрем 1991 года и весной 1992 года произошло около 50 мятежей резервистов при участии приблизительно 55 000 человек. 

Где все эти люди прятались?

Боян: Были десятки тысяч, может даже несколько сотен тысяч человек уклонившихся от мобилизации резервистов. Они прятались, жили на других адресах или просто не отвечали на повестки. Десятки тысяч людей покинули страну в 1990-х, и военный призыв был для них ключевой или одной из ключевых причин сделать это. Большинство так никогда и не вернулись — и сейчас разбросаны по всему миру, в основном по Европе.

В 1991 году югославские граждане всё ещё могли путешествовать без виз в большинство стран. Именно тогда уехали самые умные люди — на раннем этапе. После этого югославские власти закрыли границу для призывников, из-за чего в течение нескольких месяцев мужчины не могли покинуть страну, и большинство могли скрываться только внутри страны. К тому моменту, как запрет был снят, большинство западных стран ввели визовые ограничения, поэтому многие мужчины отправились в Венгрию, Грецию, Кипр, Турцию — страны, куда они всё ещё могли поехать. Оттуда они уже пытались добраться до других стран.

С какими проблемами сталкивались дезертиры?

Сташа: Дезертиры подвергались репрессиям как со стороны милитаристского государства, так и со стороны милитаризированного общества. Государство ввело против них драконовские наказания за «уклонение от военной службы» (тюремное заключение до 20 лет). Все мужчины должны были получить разрешение на выезд из страны у военных властей, которое они не могли получить, если отказывались от призыва на военную службу. Отказавшимся от призыва в армию запрещали выдавать паспорта. Принятый в 1995 году Закон о недостойности наследования лишал  прав наследования призывников, уклонившихся от военной службы (бежавших за границу, чтобы избежать призыва).

Тем самым их символически объявляли «мёртвыми» — а на самом деле приговаривали к социальной смерти, поскольку это влекло за собой утрату множества гражданских прав, начиная от свободы передвижения и заканчивая правами наследования. Также было зафиксировано множество физических нападений и актов возмездия в отношении матерей дезертиров.

Помимо этого, военные и гражданские власти Сербии занимались преступной деятельностью по призыву беженцев, что противоречит всем международным конвенциям. Однако ни один человек не был привлечён к уголовной ответственности за эти преступления в Сербии, и они никогда не рассматривались как «правонарушения».

Дезертиры — жертвы регионального и международного милитаризма. Отказ в выдаче виз дезертирам был формой соучастия в репрессиях сербского режима. Такое решение приняли европейские страны в разгар войны, объясняя его тем, что они «переполнены беженцами». Благодаря давлению пацифистских, и особенно антимилитаристских организаций, а также совместным действиям с родственными организациями из Сербии (особенно в Германии и Норвегии) паре сотен дезертиров было предоставлено политическое убежище. Европейские страны никогда не воспринимали дезертирство как «оправданную» причину для предоставления политического убежища. Они не уважали даже решения Европарламента, принявшего 1994 году резолюцию о поддержке дезертиров из бывшей Югославии, поскольку опасались, что дезертирство и неповиновение на Балканах могло привести к поддержке подобных явлений в их странах. 

В мирных соглашениях — Дейтонском соглашении, подписанном в конце 1995 после войны в Боснии и Герцеговине, и Кумановском соглашении, подписанном в 1999 году после вмешательства НАТО — ни слова не говорилось о проблемах дезертиров. Резолюция ООН 1244, принятая в июне 1999 года и положившая конец военной интервенции, совершенно несправедливым и неоправданным образом не смогла возложить на Югославию обязанность принять закон об амнистии военных дезертиров. 

Легализм европейских институтов служил оправданием для милитаристских репрессий. Западноевропейские страны депортировали призывников, ссылаясь на сербский закон об амнистии 1996 года, который был совершенно произвольным по своему характеру, и на легалистский принцип, согласно которому призывники не могут пользоваться правом на политическое убежище. Из-за такой политики западноевропейских стран сознательных отказчиков, получивших ВНЖ, депортировали, а после возвращения в Сербию (и особенно после начала бомбардировок НАТО) призывали в армию и делали «законной военной целью».

Для международного сообщества дезертиры были невидимыми и незначительными жертвами войны и милитаризма. Военное преступление принудительного призыва на военную службу было невидимо для мировых СМИ, которые сообщали о разрушениях, этнических чистках, военных изнасилованиях, но при этом почти ничего не сообщали о сопротивлении войне и, менее всего, о дезертирах. Конечно, поведение антивоенных активистов в Европе было совершенно иным, и они не только высказывали свое мнение и информировали общественность, но и предоставляли конкретную поддержку и убежища. 

Почему для вас так важно было помогать дезертирам?

Сташа: С самого начала 91-го года я и другие активистки Женщин в чёрном были также вовлечены в работу Центра антивоенного действия, где мы помогали дезертирам, оказывали им эмоциональную, моральную поддержку и предоставляли юридическую помощь. Как феминистская антимилитаристская группа и сеть, мы считаем, что вооруженные силы — это основной двигатель и опора милитаризма. Мы анализируем и критикуем войну и милитаризм с гендерной перспективы, потому что война — это социально организованное насилие с выраженной гендерной составляющей.

С момента своего создания Женщины в чёрном выражали поддержку и солидарность со всеми, кто осуждает войну и сознательно отказывается от военной службы, считая их нашими союзниками в борьбе против войны и агрессивного режима в Сербии. Мы требовали возвращения всех призывников и резервистов из зон вооруженных конфликтов, прекращения незаконного принудительного призыва в армию Сербии, отмены наказаний для всех тех, кто отказался являться по повестке или вернулся с поля боя по собственной воле.

Через действия и теоретические размышления, основанные на нашем опыте, мы разрабатывали феминистско-антимилитаристскую этику ответственности. Она основана на осуждении преступлений, совершаемых националистическими и милитаристскими структурами против других стран, общин, гражданского населения, преступлений со стороны государства-агрессора, в котором мы жили и по-прежнему живём. Как сказала одна из активисток Женщин в чёрном: «Я несу ответственность, потому что моих соотечественников-дезертиров вынудили покинуть страну, потому что моего хорватского соседа также вынудили покинуть страну, потому что албанского владельца пекарни тоже вынудили покинуть страну… Как феминистка и антимилитаристка, я должна быть непокорной по отношению всем формам этнической гомогенизации, всем армиям».

Во время войны и после неё мы вместе с сознательными отказчиками выступали за признание права на сознательный отказ от военной службы как фундаментальное право человека. В Манифесте Женщин в чёрном «Я — сознательный отказчик» активист_ки Женщин в чёрном объясняют, почему считают себя сознательными отказчиками: потому что сознательный отказ от службы — это «право на выбор, мой политический выбор, а не часть моей женской роли опекуна; сознательный отказ — это выражение неповиновения милитаризму как вооруженному патриархату; это неповиновение всем формам милитаризации общества».

Не могли бы вы обрисовать контекст сербской политики того времени? Был ли Милошевич избранным президентом? Были ли выборы честными? Почему он проиграл в 2000 году?

Боян: Выборы никогда не были честными, ни в Сербии, ни в Хорватии, ни в какой-либо части бывшей Югославии. Это был всего лишь ритуал. Те, кто был у власти, унаследовали СМИ, армию, полицию, экономическую и другую инфраструктуру времён коммунистического правления и манипулировали ей для сохранения власти и достижения своих целей. Националистическая риторика заменила предыдущие лозунги, но структура власти осталась прежней. В то же время вся государственная собственность была приватизирована, и владельцами стали представители власти и ассоциированные с ней лица. Так что война шла им на пользу.

Однако к 2000 году властные структуры (армия, полиция, тайная полиция и т. д.) поняли, что продолжать будет слишком дорого. Ранее Милошевич фальсифицировал выборы и избегал протестов. На этот раз те, кто должен был защищать режим, отказались это делать.

Как вы оцениваете влияние сербского антивоенного движения на ход войны? Думаете ли вы, что оно помогло остановить её? Каковы его основные достижения?

Сташа: Мы считаем крайне важной нашу деятельность, направленную на солидарность с дезертирами и отказчиками. В 1991 году для поддержки дезертиров и отказчиков была учреждена Сеть сознательных отказчиков Сербии, было выпущено 10 выпусков журнала Prigovor («Возражение»), посвящённого отказу от военной службы и антимилитаризму, был проведён ряд кампаний по пропаганде отказа от военной службы и антимилитаризму. В 2001 году в 30 городах Сербии прошла кампания сбора подписей за права сознательных отказчиков. В 2003 году было признано право на альтернативную гражданскую службу, что мы считаем самым большим своим достижением! С тех пор наша сеть организовывала образовательные программы по антимилитаризму и демилитаризации, борьбе против патриархата и так далее.

Боян: Было бы нескромно с моей стороны утверждать, что мы сыграли определяющую роль. Мы определённо внесли вклад в антивоенные настроения, но остановить войну не могли. Антивоенное движение показало, что возможен другой путь. Оно поддержало сознательных отказчиков и дезертиров, тем самым подорвав военные усилия. Оно показало миру и соседним странам, что не все сербы — враги. Оно стало отличным примером для народов в похожих ситуациях по всему миру. Оно вело записи, которые впоследствии были использованы в судебных процессах по военным преступлениям. Тем не менее, как я уже говорил, желание вести войну было невелико. Сербия не могла её финансировать и набирать достаточно «пушечного мяса», поэтому Милошевичу пришлось изменить свою политику и отказаться от сербов в Хорватии и Боснии, которых он ранее использовал для разжигания войны.

Что вы думаете о реакции Запада на войны в Югославии?

Боян: Она была абсолютно неадекватной. Они слишком поздно реагировали и мало что знали о ситуации. Очень долгое время они вели диалог только с представителями власти и никогда не обращались к оппозиции или гражданским организациям. Наложенное ими эмбарго затрагивало обычных людей, а не тех, кто был ответственен за войну. Они занимались политическими интригами и игнорировали активистов на местах. Но простые люди на Западе делали очень многое, чтобы помочь нам и жертвам войны в целом.

Сташа: Я делаю различие между международной солидарностью и мейнстримной международной политикой. Мы никогда не могли полагаться на мейнстримную политику — мы критикуем политиков за недостаточное давление на сербский режим для остановки войны. Конечно, мы очень ценим и поддерживаем Международный трибунал по бывшей Югославии за приговор 92 военным преступникам (в основном сербам). Особенно высоко мы ценим то, что он признал изнасилование военным преступлением. Что касается международной солидарности, то с самого начала нас поддерживало антивоенное, феминистское и антимилитаристское движение. Вместе с сотнями активистов, с которыми мы сотрудничали, мы смогли «выжить» на политическом, эмоциональном и моральном уровнях.

Что, как вы считаете, должны сделать западные страны, чтобы остановить войну между Россией и Украиной?

Сташа: Они должны поддерживать российскую оппозицию — великолепных, смелых людей, политических заключённых, антивоенных активистов. Они должны предоставлять убежище дезертирам и отказчикам — тем, кто сопротивляется в условиях жестокой диктатуры государства-агрессора. Западные СМИ должны делать видимым ваше сопротивление, а движение за мир должно быть более активным в своей борьбе против войны в Украине, устраивая больше акций против вторжения и оказывая давление на свои правительства, чтобы те предоставили убежище российским дезертирам и отказчикам. И, конечно, необходимо поддерживать совместные акции солидарности между россиянами, украинцами и другими народами.

Можете рассказать о роли Женщин в чёрном в антивоенном движении против российского вторжения в Украину?

Сташа: С начала российской агрессии против Украины Женщины в чёрном занимались помощью украинским беженцам и российским антивоенным активистам, бежавшим от репрессий в Белград. Мы выражали солидарность, оказывая им гуманитарную помощь и участвуя в протестах, организованных инициативой РУБС (россияне, украинцы, беларусы, сербы вместе против войны). Мы агитировали за прекращение российской агрессии против Украины, прекращение оккупации украинских земель, солидарность с российским антивоенным движением и российскими феминистками, поддержку российских дезертиров и предоставление им политического убежища. Мы провели более десятка дискуссий с активистами, людьми из академии, правозащитниками, людьми, пережившими войну, а также устраивали онлайн-конференции с российскими антивоенными активистами внутри и за пределами России. Там мы обсуждали наш антивоенный опыт, поддержку дезертиров и сознательных отказчиков, проблемы работы в репрессивных условиях и т. д.

В призыве по случаю Международного дня узников совести за мир 1 декабря Женщины в чёрном и Комитет юристов за права человека (Yucom) среди прочего отметили, что путинский военный конфликт распространяется по всей Европе, в России проводятся жестокие репрессии и преследования в отношении всех, кто отказывается идти на фронт или осмеливается распространять информацию или новости о настоящем положении дел. В связи с этим мы выступили с требованием предоставления политического убежища гражданам РФ, отказывающимся участвовать в вооруженных силах, отправляемым на фронт в Украине, и тем, кто дезертировал. К этому призыву присоединились 23 НКО из Сербии и Черногории, а также десятки общественных деятелей.

Что вы можете сказать своим сёстрам из России, выступающим против войны? Какой опыт вы могли бы им передать?

Сташа: Мы восхищаемся вашей смелостью и мудростью, а также политическими и этическими принципами российского антивоенного движения. Вы действуете в крайне сложных условиях, сложнее, чем были у нас, и мы хотели бы предложить вам больше поддержки.

Это очень сложно и, возможно, патерналистски — «давать уроки», особенно вам, нашим сестрам и братьям по миру и солидарности, которые борются в крайне рискованных условиях, но я попробую.

Заботьтесь друг о друге, культивируйте между собой дружбу и нежность, поддерживайте узы солидарности и взаимной поддержки, поощряйте различные формы сотрудничества и поддержки, уважайте разные формы активизма, разные уровни — видимые и невидимые, создавайте коалиции с разными политическими и социальными акторами. Действуйте вместе, несмотря на мелкие различия — важно, что у нас был общий культурный выбор, политические ориентации, система ценностей и т. д. Важно оставаться вместе, даже если у нас могут быть разные приоритеты и личные выборы — некоторые из нас устали за время борьбы.

Важно продолжать создавать коалиции с угнетёнными людьми на политических, классовых, этнических, расовых и сексуальных основаниях. Чрезвычайно важно создавать пространство для критического мышления и рефлексии, для создания новых теорий, основанных на вашем опыте, для упразднения иерархии между различными формами и уровнями знаний.

Боян: Всегда помните и настаивайте на том, что насилие не является решением. Но также заботьтесь о себе: если вы попадёте в беду или выгорите, не останется никого, кто мог бы продолжать продвигать идеи ненасилия.


Автор интервью: Александр Финиарель, приглашенный сотрудник Российской программы Университета Джорджа Вашингтона

Редакторка: Ф. Серебренникова


Другие материалы:

«Геноцид, которого не было»: как и зачем Россия отрицает резню в Сребренице
Рассказываем, как Россия использовала геноцид боснийских мусульман для обоснования своей военной агрессии — а потом перестала его признавать, чтобы оправдать свои преступления в Украине
syg.ma
«Геноцид, которого не было»: как и зачем Россия отрицает резню в Сребренице
«Пока нас помнят, мы живём»: чеченские женщины об опыте двух войн и о пропавших близких
Истории женщин, столкнувшихся с массовыми нарушениями прав человека и военными преступлениями во время двух чеченских войн
syg.ma
«Пока нас помнят, мы живём»: чеченские женщины об опыте двух войн и о пропавших близких

Author

qwertyuiop
Алексей Маркин
Кирилл Ельцов
+3
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About