Чтобы в полной мере осознать те проблемы, которые происходили с историей пола и гендерными исследованиями в XX — XXI веках, стоит уяснить довольно важную вещь. Гендер, как совокупность социальных ролей и характеристик, существует. Да, даже сейчас подобное пояснение необходимо, поскольку не все способны уяснить метаморфозы научного знания. Социальные роли людей менялись на протяжении веков и продолжают меняться сейчас. Поведение, мода и установки, привычные сейчас, выглядели совсем иначе несколько сотен лет назад и будут выглядеть по-другому еще сто лет спустя.

Женские и гендерные исследования в исторических науках ставят в центр проблему этого социального конструирования половых различий. Историк-гендеролог занимается в том числе:

— представлениями о каждом из полов в разные эпохи (идеальная женщина, идеальный мужчина);

— самопредставлением каждого пола (как женщина думает о женщинах, как мужчина думает о мужчинах);

— проблемой неравного распределения благ, власти и престижа (вы же не будете отрицать, что блага распределяются неравномерно?);

— институтами социального контроля, которые это неравное распределение обеспечивали и контролировали.

Однако к настоящему времени уже сложились определенные расхождения в терминологии, поэтому, чтобы не смешивать всё в одну кучу необходимо понять, что на чем фокусируется.

Так например женские исследования прошлого изучают историю изменений именно женского социального статуса и функциональных ролей. Этот вид истории обычно пишется с позиции женского опыта, который, несомненно, отличается от мужского.

Гендерные исследования в исторических науках — сосредотачиваются на уже упомянутой системе отношений и взаимодействий, стратифицирующих общество по признаку пола — на социальных ролях.

Ну и наконец гендерная история является совокупностью различных направлений. Она включает в себя историю женщин (историческую феминологию), историю мужчин (историческую андрологию), историю квир-сообществ и, отчасти, историю сексуальной культуры.

В этой статье мы постараемся подробно рассмотреть ту часть исторического знания, которая связана с теоретическим развитием сугубо «женской истории» или же «исторической феминологии» в Западной Европе и США.

Всё начинается с конца 1960-х годов, когда в науке возникла ситуация интеллектуального затруднения. Именно в этом время появляются новые, доселе неизвестные «женские исследования». До этого реальной необходимости в таких исследованиях не то что бы не было, просто первая волна феминизма занималась совсем другими важными вещами. Например, борьбой за избирательные права. А вот после окончания обеих войн, после того как Симона Бовуар с ее «Вторым полом» уже проинтерпретировала гендер как социальный конструкт, идея с качественном новыми исследованиями имела право на жизнь. И дело было не в равном взгляде на историю, а в признании своеобразия женской сферы существования. Отстаиваемая второй волной феминизма специфика женской культуры, личности и модели поведения оказалась интересна науке и позволила активизировать новое гуманитарное направление.

В это время был признан тот факт, что всё в науке: от выбора тем до структуры академических институтов и учреждений — несет на себе «печать сексистской окраски». Одной из важнейших причин, почему дискуссии по поводу роли женщины приобрели такую остроту и актуальность, стал кризис марксизма. Проще всего объяснить этот кризис может тот факт, что марксистские исследования практически не обращали внимания на опыт женщин и их социальные потребности. Кроме того, классическая концепция Энгельса, объяснявшая причины исчезновения рабства как формации в течение некоторого времени, не могла объяснить, почему рабство женщины в семье сохранялось на протяжении веков, и почему даже самый бедный мужчина мог себе позволить присваивать через семью как социальный институт часть времени, сил и труда женщины.

В поисках научного обоснования нового направления, сторонники и сторонницы феминизма обращались к самым разным модернистским концепциям, в том числе:

— структурному функционализму Толкотта Парсонса, у которого общество предстает как социальная система, в которой оба пола играют конкретные функциональные роли;

— конструированию социальной реальности Питера Людвига Бергера и Томаса Лукмана, которые и вовсе считали общество процессом непрерывного конструирования значений и символов.

— ситуационной драматургии (или же символическому интеракционизму) Ирвинга Гофмана с его «социальным дисплеем» и набором ритуалов для взаимодействия между людьми.

Колесо нового направления потихоньку раскручивалось. Наука становилась все доступнее, дискриминация по признаку пола постепенно сходила на нет. Несмотря на это количество исследовательниц со степенями и званиями увеличивалось крайне медленно, поэтому в скором времени ученые задумались о причинах и особенностях неравенства в их профессиональной среде. «Личное» начинало превращаться в «профессиональное».

Итак в конце 1960-х — 1970-х годах весь мир стал интересоваться женщинами. И речь не только о том, как женщинам стала интересна история самих себя. Неофеминизм породил интерес и в академических маскулинных кругах, в которых начались активные движухи по изучению женщины. Появились первые феминистские журналы, в США, Франции и Британии читались курсы об истории женского движения, а в университетах формировались женские коллективы. Постепенно в рамках традиционных академических дисциплин появилось «изучение женщин», продвижением которого занимались сами ученые с феминистическими взглядами — и мужчины, и женщины.

Как обычно бывает при формировании нового направления, сначала было непонятно, как называть сторонников и сторонниц этого движения. И выбирать было из чего. Например «Female studies», что выглядело… слишком биологизированно, «Feminist Studies», которое отвергалось из–за излишней идеологизированности и даже «Women’s Studies», что не прижилось из–за этого «'s» в конце, так как указывало на женщину как на объект исследования и ставило её в подчиненное положение.

В итоге мир сошелся на «Women Studies» — с того времени все исследования на «женскую тему», которые часто проводились как раз женщинами, стали именоваться именно так. А в 1975 году американская исследовательница Нин Коч впервые использовала термин «феминология», получивший особую популярность в России. Отличительными чертами нового направления стала направленность на критику традиционной науки и общества и развитие междисциплинарных подходов. Вполне в духе своего времени.

Не прошло и ста лет, как новые веяния добрались и до исторической науки. И особых препятствий они не встретили, так как на дворе была эпоха открытий и широкого становления целой кучи разных «историй». «Женская история» и «женские исследования» прошлого вписались как нельзя лучше.

В первую очередь, подобными исследованиями заинтересовались специалисты по проблемам массовых движений. Рабочие и крестьянские движения, суфражизм и феминизм стали благодатным полем для Women Studies, в отличии от пресловутых тайных обществ и партий, где женщин особенно не было и на которых там смотрели в лучшем случае как на прислугу.

Затем к исследованию женщин подтянулись… медиевисты. Этим ребятам стало слишком скучно и грустно изучать расширившийся круг источников и пересматривать результаты предыдущих поколений. Подобная встряска пришлась специалистам по Средневековью и раннему Новому времени очень кстати.

Кроме всего прочего в 1970-е годы по исторической науке уверенными шагами шла историческая антропология, в рамках которой появлялись все новые и новые направления, избравшими себе в качестве объекта исследования человека во всем его многообразии. Коллектив, в который входили в том числе «история повседневности», «история детства», «история сексуальности», с радостью принял в свои ряды и «историю женщин».

Самостоятельной и самоценной частью «социальной истории» стала и историческая демография, которая обрела в конце XX века второе дыхание. Вовлечение в методы исторических исследований математических приемов обработки массовых источников позволило выйти на новый уровень исследования населения. Выводы этого направления для «женской истории» оказались довольно неутешительными — лиц женского пола в истории оказалось очень мало. И речь идет не о правителях, реформаторах или ученых, с которыми всё, казалось бы, понятно. Речь идет о настоящем дефиците женского пола практически во всех социальных и возрастных группах. Их просто нет, о них не вспоминали, они них не говорили, их не упоминали. Не геноцид, конечно, но весьма разочаровывающе.

К середине 1980-х годов буйные тренды исторической антропологии и социальной истории с ориентацией на индивида понемногу утихают. Пальма первенства потихоньку переходит к истории культурной и интеллектуальной. Объектом этого направления становятся не просто социальные или культурные категории общества, а их изменения. В связи с этим появляются новые субнаправления вроде «психоистории», «истории чувств и эмоций», история представления и образов (имагология) и так далее.

Дрейф исторической науки от изучения «победителей» в лотерее прошлого до всех, кто принимал в ней участие предопределила интерес ученых к историям больных, маргиналов, нищих, люмпеном — всех угнетенных и/или неактуальных до того слоев. Среди них вполне естественным образом оказались и женщины. При этом ориентация на культуру и психологию исследуемых людей оказалась удачной для «женских исследований»

История женщин пережила настоящий бум — публикации по этой тематике получили свою постоянную рубрику в десятках научных журналов. Ежегодно стало выходить в свет множество исследований по самым разным периодам и регионам, а в обобщающих работах разного уровня освещались практически все вопросы, имеющие отношение к жизни женщин прошедших эпох.

Так сформировался предмет истории женщин (исторической феминологии) — это история изменений женского социального статуса и функциональных ролей, это история глазами женщин, написанная с позиций женского опыта.

Энтузиастки-первопроходчицы активно начали работу в архивах по всей Европе и Америке, извлекая все новые и новые источники, проливающие свет на положение женщин в разные эпохи, на их эмоции, переживания, роли, модели поведения, интересы и деятельность. Внимание уделялась не только отдельным женщинам, от которых мог остаться личный дневник, но и женским общностям — например монастырям и первым женским организациям.

Самые рьяные из исследовательниц старались пересмотреть в свете новых данных даже хронологию. Они говорили о желании, о необходимости преодолеть господство старой (очевидно мужской) истории. Делия Давин, одна из исследовательниц женской истории Китая, обращала внимание, что именно в 1980-е гг. появилась мысль о замене для женских исследований термина «history» (буквально his-story) на «herstory».

Конечно, крайности имеют место быть даже в науке. Но, так или иначе, в представлениях о прошлом действительно случился переворот. Закрепила его полноценная конференция в итальянском городке Белладжио и основание в 1990 году Международной федерации исследователей женской истории.

Историческая феминология «вернула женщин» общим курсам истории. Задача восстановления женских имен, роли женщин, вычеркнутых из официальной историографии, была если не решена, то хотя бы ориентирвоана на решение. В европейских и американских учебниках действительно появились женские имена, а фраза «выдающаяся женщина» оказалась применима не только к Екатерине Медичи или Феодоре Византийской.

Мысль о «едином» и «полноценном» знании о прошлом тоже перестала выглядеть убедительной. О каком полноценном знании можно говорить, если при его получении не учитывался опыт женской части населения? Да, случилось престрашное — оказывается женщины всё время и во все эпохи имели своё мировоззрение, свою систему ценностей, которая часто не совпадала с мужской.

Вместо описания того, как оба пола взаимно дополняли друг друга, внимание ученых сосредоточилось на их различии. Эти исследование внесли свой вклад в развенчание стереотипа о «природном назначении» женщины, актуальность которого с годами стала несколько теряться для наиболее развитых обществ.

История женщин придала иной смысл изучению истории повседневности, еще раз убедила ученых в том, что необходимо разделять общественную и приватную сферы жизни.

Конечно, «женская история» часто увязывалась с историей общества с позиций неомарксизма, где половое неравенство объяснялось его укорененностью в неравенстве экономическом. Однако мысль доминировании большую часть исторического прошлого патриархальных структур вполне себе успешно подорвала мифотворчество официальной истории. Возникли вопросы о ценности отдельных событий мировой истории для женщин, о том, насколько успешными были те или иные преобразования, войны или революции. Альтернативная точка зрения, деконструировавшая привычные представления о том как выглядит история — это всегда приятно.

Однако постепенно историко-феминологические штудии становились все более… кастовыми. Из «истории женщин» историческая феминология медленно превращалась в «историю подавления женщин». Все больше внимания получали сюжеты о систематическом угнетении женского пола и, в конечном итоге, исследования феминологов выглядели как пародия на самих себя несколькими десятилетиями раньше. Из истории женщины как самостоятельной константы со своим правом на жизнь, взгляды и интересы, они превратились в историю женщины как постоянной жертвы. А на страницах исследований стали проступать мысли о том, что история, написанная женщиной более точна и объективна, о том, что знание угнетенного точнее и глубже знания угнетателя.

Как ответ на подобный подход к прошлому в исторической науке появилась «история гомосексуальности», а также «история мужчин и мужественности». Её сторонники, в отличии своих предшественников, не осознававших мужскую направленность истории, сформировали направление исторической андрологии, в которой «history» действительно стала «his-story». Как и в случае с женской историей, мужская началась тогда, когда произошло осознание своего опыта.

Однако к концу 1970-х гг. раздельное существование историй полов — «мужской» и «женской», а также отсутствие собственной истории у сексуальных меньшинств грозили стать методологическим тупиком. И дело было не в том, что без истории гомосексуалистов историческая наука замерла бы на месте, а ученые перестали бы писать статьи об экономическом состоянии какого-нибудь Пфальца XVIII века. Нет, имеется в виду развитие и появление новых идей и подходов, новых направлений и проблемных вопросов, которые вынуждают ученых самых разных возрастов, наций и школ предлагать способы их решения.

К началу 1980-х годов идеи противостояния человека и общества, индивида и массы, единичного и множественного в мировой науке, в том числе и исторической, стали затихать. Они уступали место идеям баланса, терпимости, неагрессии и принятия существования иного. Границы дисциплин к концу XX века стали весьма расплывчатыми и идея междисциплинарных исследований обрела огромную популярность. Понятие «пол» также становилось в науке все более абстрактным, а введение в историческую терминологию слова «гендер» было не за горами.

В 1986 году американская исследовательница Джоан Скотт опубликует статью «Гендер: полезная категория исторического анализа», после которой говорить о чисто женской или чисто мужской истории стало весьма проблематично.

Историческая феминология в XXI веке не умерла, однако в настоящее время ввиду сохранения тренда на междисциплинарность довольно сложно отделить её от гендерных исследований прошлого, и наоборот. Исследование женщин продолжается на самых разных уровнях культуры: от эмоций и интересов до секса и брака.

Сейчас, глядя на историков прошлого, можно удивляться, как им пришлось потратить несколько веков, чтобы осознать важность такой банальной вещи как критика источника или проверка социального контекста его автора. Нашим потомкам будет настолько же интересно узнать, что мешало и/или мешает нам принять женские исследования как данность.

Лучшим вариантом, конечно, было бы объединение подходов мужской и женской истории для получения комплексных и наиболее полных результатов по какой-то проблеме. Однако это как раз и попыталась с переменным успехом сделать гендерная история, о которой мы поговорим уже в следующий раз.

Список литературы:

1. Gilmore D.D. Manhood in the Making: Cultural Concepts of Masculinity, 1990.

2. Мид М. Мужское и женское. Исследование полового вопроса в меняющемся мире. М., 2004.

3. Пушкарева Н.Л. Гендерная теория и историческое знание. СПб., 2007.

4. Репина Л.П. История исторического знания. М., 2006.

5. Репина Л.П. Женщины и мужчины в истории. Новая картина европейского прошлого. М., 2004