София Амирова — Родилась в 1993 году в Пензе, работает менеджером проектов. Публиковала стихи в журнале «Волга», порталах «Артикуляция» и «Полутона».

Стихи Софии Амировой можно встроить в определенный ряд поэтесс, тогда стоит написать, что поэтика Софии Амировой находится в той традиции поэзии женщин, которую представляет круг поэтесс от Елены Костылевой до Галины Рымбу в ее исповедальных верлибрах.

Но в стихах Амировой есть что-то такое, что мне хотелось бы сравнивать их с некоторыми произведениями искусства, такими как «Моя кровать» Трэйси Эмин или даже с немного насмешливыми скульптурами Доротэи Таннинг и более того — понимать эти тексты как тотальные инсталляции. Возможно, на такое сравнение меня наталкивает обильное перечисление мелких объектов жизни, которые как бы являются предельно непоэтичными, а современное искусство уже давно вписало их в свой инструментарий и научило говорить. Это жвачки и конфеты в кармане, надписи на футболках и прочий мелкий сор. А так же постоянное перечисление повседневных рутинных занятий — уборка, школьные будни и совместный просмотр порно с обсуждением и выявлением этического ориентира партнера. Кроме говорящих предметов и действий в этих текстах еще и очень узнаваемая интонация. Для меня чтение текстов Амировой автоматически становится слушанием (тотальная инсталляция дополнена аудио). Я отчетливо слышу тихую речь. Женщина рассказывает о себе, о жизни в городе, удачном сексе и опыте утраты. И опыт утраты в этом подзвученном театре вещей оказывается главным, он прожектор, освещающий все блеклым розовым светом.

Оксана Васякина

***

После секса я кажусь себе домом.
Большим, богатым и гостеприимным;
видно из окон его тепло и уют.
Когда куришь на улице, то
мечтаешь оказаться внутри.
Можно сидеть на полу или на матрасе, хотя
Удобнее всего на полу лежать.

Мои подруги говорят, что так и должно быть:
коттеджи из лесного массива, а иногда
высотки из монолита
(хрущёвки тоже уютные, но жить в них никому не хочется).

В США за попытку проникнуть в чужое жильё
могут и расстрелять –
из лука, арбалета, пистолета, пневматического ружья, из винтовки;

«Только веруй в Господа Иисуса Христа и спасёшься и ты, и дом твой»

Может быть, в детстве домиком Барби была,
домиком с белым ковриком возле кровати круглой;
или дачей, в которой на стенах висят ковры,
на одном из которых булавкой
приколотая иконка
и рисунки детские,
и расколотое пианино стоит у стенки.

(по субботам обычно уборка)

Мама говорит, полы надо мыть через день,
а окна — весной и осенью.

Завтра мне не звони:
буду вытирать пыль, разбирать шкаф,
выбрасывать макулатуру
стирать бельё.

Однажды ты пришёл в маске человека-паука, тогда
я тебя не узнала и не впустила.

Никогда не пугай меня.

Звони заранее.

Приноси что-нибудь к чаю,

моя пушистая кошечка sweety,
My sweet sweet home

***

Наверное, нас раскроили.
Теперь одна часть слышит сладкие стоны,
другая — жалобное мяуканье.

На столе стоит пепельница и ваза;
на экране — вкладка с анальным порно.

Он обязательно скажет, что все это ничего не значит.

Милая, это же не повод для драмы.

Все это –
расколотое лицо, испещренное,
красные губы и капельки пота на черной коже –
так контрастирует с моим белым бельем,
будто место мое теперь на страницах,
а не в этой комнате
и тем более в этой жизни.

Я знаю, что некоторые
все еще в состоянии убеждать себя, что все это ничего не значит,
что нам это даже нравится — эти сильные руки,
не знающие нашей усталости и нашей боли,
наших мягких лиц
детских еще ото сна.

Искренность и беззащитность –
на них всегда остается спрос.

Даже в условиях кризиса говори,
что все это ничего не значит.

Я люблю и уважаю всех женщин.
Для меня нет исключений:
я смотрю black anal, kink, межрасовое,
лесбийское.
Ничего не имею против взрослых женщин
с их большими бедрами,
словно креслами из белой и черной кожи серии milf…
шведская мебельная фабрика снова напомнила мне о комфорте.

А мне о проволоке между нами,
о поводке,
о стеклянной вазе,
пятнах на потолке.

Я уважаю их выбор.
Я бы приобнял и погладил по голове каждую из них.
Возможно, мы бы даже поговорили о литературе или кино.

Я знаю, ты бы погладил, как покровитель, по голове
после того, как эту голову, запрокинув, выебал.

Похабная шутка, заполнившая эфир;
между пивом и походом за сигаретами
зазвучал противный такой мотив
телепередачи, когда твой друг рассмеялся,
а тебе неловко между оскалом и вымученной улыбкой.

Там, где я — лоскут, я — порванный рукав,
и скребущее между яичниками и сердцем –
тоже я.

Что тогда застряло в твоей груди? –
как рыбья кость
как чужое кольцо на пальце? –
Не носить которое,
так, хотя бы примерить.

Все эти роскошные каблуки,
шелковый кляп,
бисер на нитке,
бархатный бюст,
белые платья в крови.

***

как будто внутри меня пустота

или сказать так

внутри меня огромная пустота.

я пытаюсь наполнить ее

я пью молоко кофе и алкоголь

встречаюсь со своим парнем

но и этого мне всегда мало

всегда хочется больше

какая пустая постель

из которой торчат подушки

это два необитаемых острова

смотрю на свою вагину

в круглое чёрное зеркальце

и вижу в ней пустоту

иногда она зовёт меня к любимому

иногда она горит и исходится алым так

словно вот-вот закончится

навсегда опустеет

пустота

когда я хочу ощутить ее тяжесть

я много ем и работаю

я набиваю карманы
карты кольцо зажигалка
сигареты помада ключ
но тяжесть
это финансовая дыра

можно ли назвать себя нищенкой?

вчера я пила крафтовое пиво

а сегодня в моем кошельке только иконка Христа

мама говорит что пустота

появилась когда не стало отца

но это не так

ещё раньше

когда случился первый инсульт

не когда мне сказали что это вич

и он никогда не встанет не заговорит

не в день смерти

и не в день похорон

на пустом татарском кладбище

куда женщинам вход воспрещён

я стояла немного поодаль

смотрела

как разверзается влажная чуть земля

пережёвывает и проглатывает моего отца

теперь, папа, и под тобой

чёрная пустота

***

Мы не говорим о полиамории,
не думаем о полиамории.
Это полиамория думает о нас,
о нас говорит:
вы ещё не уничтожили друг друга и не спасли,
не научились говорить и танцевать.
Какая уж тут вам полиамория,
если вы даже одного
единственного человека
не можете сделать счастливее?

Мы не говорим о полиамории.
Мы боимся,
что инстаграм — для красивых,
фейсбук — для умных,
что полиамория — это для богатых,
для щедрых, для выносливых,
для тех, кто улыбается, стоя в очереди Пятёрочки;
идёт такой по жизни
полноценный, здоровый,
в каждом кармане конфета
или жевательная резинка.

А мы идём горбатые,
однорукие и одноногие,
Односердечные,
и каждый думает:
позвонить сегодня своей девушке?
или просто лечь на кровать,
потрогать себя –
шрам на подбородке,
проплешину,
тело, которое кажется рыхлым
(все время кажется рыхлым),
особенно наедине с собой,
наконец, член –

куда теперь это все отнести? –
мне и самому мало.

Дожить до очередных выходных,
нехотя постоять в метро,
подышать на окно,
потерпеть чужое дыхание.

Рука моя занята поручнем
и нет у меня второй, чтобы за руку взять.
Я еду домой в свою
однокомнатную квартиру,
и не могу ни с кем поделиться
мыслями о горячем небе в июле,
о сладком клевере,
о запахе серого хлеба,
горячего хлеба,
его крошках мягких на языке;

о лимонаде тархун
в пластиковой красной кружке –
словно маковые цветы
вокруг сочной травы;
словно кровь на теннисном мячике,
будто чёрное сладкое море;

о невысоком холме,
о приятном ночном ветерке,
о ежевичном вине,

и я даже в фейсбук это выложить не смогу,

потому что сама от себя берегу.

***

Когда мы окончили школу, то вышли
на улицу из вонючей столовки; и дождь
стёр все прыщи, крошки от белых булок.
Покатилась вода: кап-кап –
мы всегда без зонта.

Столкновение палок, ладоней, мячей,
сетка порезов на белой и смуглой коже,
где между красными линиями –
голубые реки, белая ткань манжет.
Вылезли через дырку в заборе,
чтобы построить новый
из проволоки и пластмассы,
дерева и металла.

Снова идём копать дождевых червей;
топтать дождевых червей;
резать их пополам, надеясь на чудо.
Пулеметы, тетрадки и ручки можно оставить в классе.
И опять враньё
о домашнем задании,
галдёж на построении,
пятна на рукавах,
соленое пиво во рту,
запах яблочных сигарет,
ожидание лета.

Повелись на знание азбуки
с правильными «жи-ши»
пиздюки, что отныне пасут друг друга
в актовом зале под стробоскопами,
в курилке БЦ.
Мои чеки в ТЦ
мои посты в интернете,
таблетки, визиты к врачу.
Только последний медляк на корпоративе
дайте дотанцевать с тем, с кем я хочу.

Доска с налипшим шершавым мелом
не ломается все равно от тяжести наших тел.
Прыгаешь через резинку, а она не рвётся.
Кондом в кармане, жевательная во рту –
вообще ничего нового не происходит,
только мелькают глаза твои как светофоры,
значит, пора домой,
значит звенит звонок.
Беспокойный айфон
вибрирует трижды
на приборной панели.

Все уснут, а я останусь в продленке.
Без меня ничего случится –
вот что такое смерть.
На меня бегут волки,
и трижды свистит физрук.
Побеждает тот,
у кого круче надписи на футболке.