Когда весной прошлого года пожар уничтожил крышу Notre-Dame de Paris, многие увидели в этом дурное предзнаменование. Но время шло, и ничего катастрофического вроде бы в мире не происходило. Однако рок успел-таки зацепиться за хвост уходящего года, оторвав от его имени последние две цифры и навсегда сохранив их в названии опасной болезни. Когда 31 декабря в российских новостных лентах промелькнуло сообщение: «В Китае распространяется неизвестная пневмония», в воздухе, наполненном хвойно-мандариновый ароматом, на мгновение запахло смертью. Это был он, COVID-19, с которым человечество вступило в новый год. И его пришествие поистине сравнимо с пришествием антихриста.

Високосный 2020. Пасха, в которой не ликование, но мольба: «Господи, помилуй!». И едва различимый среди грохочущей информационной коронавирусной лавины юбилей российского гения, отмечаемый миром не в музыкальных театрах и концертных залах, а в карантинном заточении. Удивительно, но неземной мистический голос валторны звучит еще более выразительно, взмывая над мертвым застывшим карантинным пространством, визуально закрепленным в скорбной величественной красоте литургий, совершенных одинокими пантификом и патриархом, лишенными своей паствы. Гениальное анданте из пятой симфонии Чайковского воспринимается как хора, как точка сингулярности, из которой рождается и развертывается архетипическая тема рока, процитированная затем Шостаковичем в знаменитой Ленинградской симфонии. Для российского слушателя эта тема особо значима, поскольку она стала в общественном сознании маркером войны и смерти, прочно войдя в историческую память народа. Традиционно она связывается с «Болеро» Равеля и арией графа Данило «Пойду к Максиму я» из «Веселой вдовы» Легара, любимой Гитлером. А имя Чайковского в этой связи никогда не упоминается. Но, как мне кажется, интонационное и оркестровое сходство темы рока в пятой симфонии Чайковского и темы нашествия в седьмой симфонии Шостаковича очевидно. Кто знает, быть может, Шостакович, считавший себя продолжателем традиций симфонизма Чайковского, вводит намеренно эту тему не как случайную цитату, а как знаковую тему-символ, подобную теме креста (BACH) в музыке Баха. Слушая эту музыку Чайковского и склоняя голову перед величием гения, поражаешься его способности предвосхитить грядущее не меньше, чем пророческими строками Бродского о вирусе.

СOVID-19 — тоже симфония, зловещая партитура которой написана дьяволом. Метафора доминирования дьявольского начала в природе вируса, на мой взгляд, весьма уместна как при описании тенденции эволюции живого в сторону возможной гибели техногенной человеческой цивилизации (апокалиптические мотивы), так и при указании на онтологию вируса, его способности к репликации как дьявольскому бесконечному повторению. Об этом интересно пишет Эдуард Надточий: "…вирус вполне персона. Прозолон, как и положено антихристу, у которой под маской нет ничего, как и дьявол — сугубый симболон, чистое подобие и подражание без усии. И самовар у вас электрический, и сами вы неискренние. Конспирология как раз пытается отыскать несуществующую усию-сущее под персоной вируса, открыть в нем другого, тогда как вирус ни разу не другой, чистая паразитарная функция, живущая слепками с маски, умножением подобий не свершившегося организма".

COVID -19 действует по принципу произвола: «Кого хочу — казню, кого хочу — помилую», напоминая о Книге Иова, актуальность сюжетов которой высветилась нынешней ситуацией с пандемией. Чем больше мы узнаем о болезни, тем меньше мы о ней знаем. Тем чаще вспоминается мне высказывание Герберта Спенсера: «Наше знание похоже на шар. Чем больше он становится, тем больше у него точек соприкосновения с неизвестным». Позади в прошлом остались шапкозакидательские утверждения экспертов, что COVID-19 — обычный грипп. Месяц минул с появления в сети сенсационного заявления неизвестного американского врача, что COVID-19 — вовсе не пневмония, а совершенно неизвестная человечеству болезнь. Поначалу ортодоксальное медицинское сообщество восприняло это как ересь. Несмотря на то, что многие реаниматологи отмечали существенно более высокий процент смертности пациентов, находившихся на ИВЛ по поводу так называемой «коронавирусной пневмонии» по сравнению с обычными вирусными пневмониями, нью-йорскский реаниматолог Евгений Пинелис у себя на странице в Фейсбуке авторитетно заявил, что гипотеза о сошедших с ума эритроцитах, с его слов, не выдерживает критики. В закрытом медицинском телеграм-чате, созданном главным врачом Коммунарки Денисом Проценко, ту топовую публикацию объявили фейком, сопроводив ссылкой на ее опровержение. А спустя неделю в среде экспертов послышались сначала робкие голоса в поддержку высказанной никому не известным профаном гипотезы, слившиеся затем в дружный хор: COVID-19 — это действительно не вирусная пневмония, а гемолитический системный микротромбоваскулит вирусной этиологии, что нашло патоморфологическое подтверждение. Окончательным признанием данной гипотезы стало заявление Фазоила Атауллаханова о разработке нового протокола лечения пациентов с учетом уточнений в патогенезе заболевания.

Одним из первых на роль процесса тромбообразования в патогенезе болезни обратил внимание Андрей Громов, из глубины сибирских руд узревший зловещий принцип развития заболевания и сравнивший COVID-19 с китайской шкатулкой, скрывающей множество болезней. Это, по мнению ученого, совершенно новое заболевание, при котором поражения органов (в частности, легочной ткани) и систем являются не осложнениями, а проявлениями его различных стадий. Вирус SARS-CoV-2 действует как ниндзя, ведет себя непредсказуемо и нарушает все привычные схемы: «Это вирус нового типа. Его изменчивость делает его трудноуловимым. Он проявляет себя по-разному — мы начинаем лечить одну болезнь, а она переходит в другую. Обычно все вирусы мутируют в сторону ослабления, а у этого вдруг обнаруживаются новые агрессивные штаммы. Будет очень тяжелая волна эпидемии, если мы сейчас не научимся блокировать вирус терапевтически — блокировать не вакциной, а влиять на сам механизм развития заболевания. Ведь дальше коронавирус ныряет еще глубже — на уровень межклеточных разрушений, создавая фиброзы. Сейчас часть выздоровевших после тяжелых пневмоний становится инвалидами, но дальше будет еще хуже — следующие осложнения, которые вызовет вирус, это аутоиммунные заболевания, цирроз печени и рак». https://sibkray.ru/news/1/934835/

Европейской медицине известны две болезни, которые принято называть великими симулянтками: истерия и лепра. COVID-19 в полной мере претендует на то, чтобы потеснить их с насиженных мест. Заболевание может характеризоваться множеством клинических проявлений, начиная с бессимптомного вирусоносительства и заканчивая полиорганной недостаточностью. Оно может маскироваться как под банальное ОРВИ, так и под и острую сердечно-сосудистую патологию. Протекать под маской гастроэнтерологических, нефрологических или даже психических расстройств. Как тут не вспомнить первый официально зарегистрированный в РФ летальный случай COVID-19 у пациентки с тромбоэмболией легочной артерии. Полагаю, сейчас стало совершенно очевидным, что принцип учета смертности от COVID-19, в основу которого положена дифференциация причин на «смерть от коронавируса» и «смерть с коронавирусом» в корне неверен. Любая смерть с коронавирусом — это по сути смерть от коронавируса.

Вопрос не в том, что заболевание вызывает лавину патологических изменений. Любая болезнь предполагает вовлечение многих органов и систем в патологический процесс. Элементарный термический ожог первой степени помимо местных проявлений может сопровождаться лихорадкой и нарушением самочувствия, не говоря уже о тяжелых системных ревматологических заболеваниях, таких, например, как СКВ, для которой характерны множественные поражения. Вопрос в том, что в рамках действующей эпистемы этиопатогенез рассматривается как совокупность представлений о причинах и механизмах развития какой-то одной конкретной болезни, пусть с различными вариантами клинических проявлений, формами течения и определенным набором различных симптомов и синдромов, пусть и с обилием вовлеченных в патологический процесс органов и систем. При этом, несмотря на то, что причинно-следственные взаимоотношения между этиологией и патогенезом могут варьировать (линейная, разветвленная, порочный круг), нозологический подход предусматривает, что отношения эти находятся в одной плоскости, то есть речь идет именно об одном заболевании. В случае с COVID-19 речь идет о совершенно другом уровне этих отношений. Клиницисты наблюдают массу парадоксов, начиная с длительного инкубационного периода, совершенно не свойственного острой респираторной вирусной инфекции, под маской которой ковид манифестирует. Этот растянутый во времени период позволяет вирусу сохранять высочайшую вирулентность, демонстрируя в полной мере, сколь призрачны были надежды экспертов на то, что его мутации будут происходить в сторону ослабления вирулентости, дабы не убить организм хозяина. Следующий парадокс касается особенностей течения. Начинаясь остро как банальное ОРВИ, COVID-19 постепенно проявляет себя как хроническая инфекция со стертой симптоматикой, а затем этот неспешный аллюр у многих пациентов вдруг оборачивается бешеным галопом. Течение болезни приобретает не просто стремительный, но подчас молниеносный характер, приводя к смерти больного. Помимо этого, клиницистов ставит в тупик несоответствие между самочувствием больного и объективными данными, характером патоморфологических изменений при COVID-19. Все это в своей совокупности напоминает известную историю о лебеде, раке и щуке, тянущих воз в разные стороны. Складывается впечатление, что человеческий организм, подобно возу из басни Крылова, разрывается между несколькими альтернативными вирусными программами, действующими синхронно, но не синергийно, а конкурентно. Это и немудрено, если вспомнить о возбуждающих конспирологов вирусных вставках, ставших притчей во языцех. COVID-19 — это не только вирусный гемолитический системный микротромбоваскулит. Это еще и грипп и СПИД, то есть, три в одном, а, возможно, и больше.

COVID-19 — это музыка, написанная сатаной. Вирус SARS-CoV-2 — химера, в которой вставки из различных вирусов предстают как партитуры для различных инструментов организма, его органов и систем. Главная отличительная особенность этой жуткой зловещей музыки — полифонизм. Параллельное звучание, переходы и переливы различных тем и развертывание во времени совершенно разных болезней из различных рубрик и разделов МКБ-10. Главное отличие СOVID-19 от любого другого даже системного заболевания — это его объемность, многомерность и многослойность (как не вспомнить тут неэвклидовы геометрии). Именно об этом пишет Андрей Громов, сравнивая СOVID-19 с китайской шкатулкой. Я бы пошла дальше, утверждая, что COVID-19 — это вызов классическим позитивистским нозологическим моделям, ломка всех стереотипов и шаблонов. Ситуацию, разворачивающуюся на наших глазах в медицине, поистине можно сравнить если не с агонией, то уж точно с кризисом классической европейской рациональности вследствие революционных открытий в естествознании на рубеже ХХ века, приведших, как известно, к смене эпистемологической парадигмы. То, с чем пришлось столкнуться человечеству спустя столетие в начале ХХI века, — это не просто кризис экспертного знания. Это нечто более значимое и более фундаментальное. Это переход от монохромности к цвету, это скачок от монофонии к полифонии, это рывок от плоскости к 3d моделям в патофизиологии. Все нозологические модели и описательные схемы в западноевропейской медицинской науке опираются на принцип натуралистического монизма. СOVID-19 — это гносеологический вызов десакрализованной обмирщившейся европейской медицине с ее позитивистскими стремлением ко все большей дифференциации, абстрагированию и структурированию реальности. Совсем не случайно мое сравнение пандемии СOVID-19 с пришествием антихриста. На мой взгляд, сегодняшняя пандемия — это ремейк ницшеанского свидетельства о смерти Бога.