Елена Смородинова — театральный критик, журналист, обозреватель «Русского репортера», автор газеты «Ведомости», журнала «Театр», проектов «РБК-Стиль», Esquire. Режиссер, участница Мастерской индивидуальной режиссуры «МИР-5». Елена рассказывает о постановке «Буря» немецкого режиссера Йетте Штекель, которая пройдет 21, 23 и 24 мая в Театре им. Моссовета, — примера актуального театра, работающего с современностью, но наследующего традиции.
Трехэтажное желтое общежитие с полками, напоминающими о российском плацкарте, мигранты, наркоманы и потерявшие любовь и надежду, рэп и блюз на грани нервного срыва — это все «Буря» немецкого режиссера Йетте Штекель.
«Колыбельная для страждущих» — жанр, которым она определяет свою работу по мотивам пьесы Шекспира.
Чтобы наверняка оценить и новый перевод Франка-Патрика Штекеля, и драматургию Юлии Локте и Эмилии Линды Хайнрих лучше накануне освежить сюжет истории про волшебника Просперо, бывшего герцога Миланского, свергнутого с престола своим братом и живущего на острове с дочерью Мирандой.
Современная Европа — мир, который показывает Миранде Просперо вместе со своими подданными, — островитянином Калибаном и духом воздуха Ариэлем. В этом мире «пивные банки танцуют вместе с осенними листьями», и в семи кварталах в 4.18 не спят семь разных людей. Отправленные Штекель в современную Европу, они страдают от одиночества, не могут найти смыслы в мире, где можно «работать в пиаре», не понимать, кто ты есть и зачем тебе все это, курить косяки, где надо продолжать жить после смерти любимого… Мир, который показывает Миранде Просперо, слишком знаком современному москвичу и любому жителю большого города, имеющему доступ в интернет и возможность заказать еду в сервисе доставки, а затем — возмутиться в фейсбуке бестактностью рекламы этого сервиса.
Время 4.18 кажется отсылкой к драматургии Сары Кейн, которую в конце девяностых называли новым Шекспиром, одним из основоположников направления In-yer-face theatre — неудобного театра, бросающего в лицо зрителю все, что есть сказать автору про этот мир. А точнее — к финальному тексту Кейн «Психоз.4.48», дописав который Кейн покончила жизнь самоубийством. В «Психозе 4.48» есть строчка «Христос мертв, а монахи в экстазе». Кажется, что это тот самый нулевой километр, от которого и начинала свою «Бурю» Йетте Штекель, и ее 4.18 — это за полчаса до 4.48, мир, единственный выход из которого — смерть. Продолжением диалога с Кейн кажутся и финальные строки «Бури» Штекель — освобождай место другим.
Впрочем, в буклете спектакля не фраза Кейн, которой очевидно наследует Штекель, а текст словенского социального философа и культуролога Славоя Жижека: «Старые когнитивные географические карты — христианская, либеральная и все прочие — оказались иллюзией. Мы стоим перед лицом кризиса и все больше ощущаем окружающий мир как хаос».
Это хаос Штекель проявляет постепенно. Сначала ее герои сидят на авансцене на фоне темноты — желтый дом-общежитие, сошедший с ума мир, проявляется после. Очертания этого мира волшебник Просперо проявляет на сцене, очищая ее небольшой участок от
Затем на этот мир будет смотреть Миранда с
«Буря» — работа техничная со всех сторон. Трехэтажную конструкцию, состоящую из 12 комнат, — монтировали три дня. А актерский ансамбль во главе с Барбарой Нюссе в роли Просперо (в ее репертуаре — Полоний, Раневская и даже Господь Бог) — идеальный оркестр, существующий с инженерной точностью.
При этом «Буря» — пример актуальной версии театра, наследующего традиции. Очень немецкий спектакль, требующий предельной концентрации не только от актера, но и от зрителя.
По своей техничности и способу работы с драматургической первоосновой работа Штекель рифмуется с «Тремя сестрами» Саймона Стоуна из Театра Базеля, не так давно покорившими москвичей. Стоун, впрочем, упаковывает свое высказывание про современный мир в более «удобный» для восприятия формат, его спектакль — продукт, с которым современному европейцу легче сотрудничать. «Буря» Штекель требует зрительского труда, который, впрочем, окупается пострефлексией. Да, первая большая статья о режиссуре Йетте Штекель, поставившей к 36 годам около 30 спектаклей, называлась «В поисках смысла» — и кажется, что это было очень точным названием.
