Библиотека Гоголя СПб не ограничена книжными полками, а включает в себя в том числе мультимедиа-музей «Город Гоголя». В нем в декабре 2020 года прошла выставка Родиона Атаулина “Не похоже на жизнь” — взгляд на поле, лес, озеро, просёлочную дорогу человека, неожиданно выплеснутого из мегаполиса волной эпидемии. Вокруг выставки состоялся ряд онлайн-дискуссий.

На одной из них художник Родион Атаулин и искусствовед, автор телеграм-канала plants' curator, куратор образовательных программ Государственного Эрмитажа и Музея «Garage» Дарья Болдырева собрались, чтобы поговорить об опыте локдауна, побеге из города и жизни в лесу.

Побеги и всходы

Ксения Циммерман

Побег дает свои всходы.

Не этому ли нас научил 2020-й?

Прошлая весна вырвала многих горожан из привычного урбанистического контекста: закрылись кафе и магазины, рукопожатия, объятия и поцелуи стали опасными, пространство и время как будто вывихнули суставы… но в этот момент свои руки нам протянули деревья.

Горожане совершили исход в леса (или, по крайней мере, на дачи) — в условиях закрытого авиасообщения другие страны стали казаться чем-то нереальным, и, чтобы существование не схлопнулось до размеров квартиры-студии в Кудрово, мы пересели на поезда пригородного сообщения. Но превратились ли мы во внимательных краеведов? Или остались все теми же инспекторами с гаджетами в руках, какими были в городе?

Для общения с деревьями не требуются средства индивидуальной защиты.

Но для нашего восприятия реальность становится реальной только тогда, когда мы смотрим на нее через экран. Фотографируем. Выкладываем. Ставим геотег. Мы люди. Мы были здесь. Мы чувствовали.

Но что именно мы чувствовали?

Что именно мы чувствуем, наводя камеру смартфона на лес, лицо любимого человека, на себя?

Что мы испытываем, накладывая фильтры, делающие реальность более “красивой” — а если точнее — более приемлемой, удобной для восприятия.

И вот в этом контексте высокого разрешения появляются работы Родиона Атаулина — большеформатные изображения, снятые на камеру «древнего» телефона.

Или жизнь в лесу

Дарья: Во время локдауна, когда случилась весной пандемия всем известного вируса, Родион уехал из города в деревню, на природу, и с этим связаны все его работы. Потому что это фотографии природы, но фотографии очень специфические. И я поняла, что твой опыт очень созвучен с опытом американского писателя-трансценденталиста — Генри Дэвида Торо. Он не очень известен у нас в России, но это не так важно, потому что для американцев и англичан его тексты — это то, что называется the core.

У трансценденталистов есть очень важное понятие — уединение. Это не одиночество, это — добровольный уход, добровольная изоляция. Трансценденталисты считали, что Бог разлит в природе, растворен в ней — и человек, совершающий уход в уединение, позволяющий себе смотрение в себя на природе, слияние с природой, по сути, сливается с высшим существом.

Дарья: Очень важная философская мысль заключается в том, что человек уходит от общества. То есть избавляется от различных нанесенных этим обществом моральных и бытовых установок — и таким образом освобождается. Освобождаясь, он очищается и растёт духовно. У него появляется возможность наконец заглянуть внутрь себя.

И Торо уходит — еще до всех беглецов-2020, до хиппи-коммун и даже до керуаковской рюкзачной революции, он покинул город и собственноручно построил хижину на берегу Уолденского пруда, где жил несколько лет практически на полном самообеспечении.

Друг Торо [Ральф Уолдо] Эмерсон владел большим количеством земли и в том числе это был как раз тот лондонский пруд и лес. И вот Торо просит у него разрешение построить там небольшую хижину, и вот он строит малюсенькую хижину — около 10-15 метров, просто маленький-маленький домик — и я у Родиона на одной из фотографий как раз видела вот такой же домик в кустах в заброшенном лесу. Я четко увидела, будто бы ты ходил рядом с уолденским прудом.

Генри Торо — очень эксцентричный персонаж, всё — что он делал — было против правил, устоявшихся в обществе. Он очень много пишет про доверие к себе — термин, который в современной культуре очень часто интерпретируется как “поверь в себя”, хотя на самом деле эта история про доверие тому, что интуитивно кажется правильным. Эта вера дает силы опереться и пойти против общества — стать нон-конформистом.

Родион: Это тоже как у Торо, мне было тогда двадцать шесть лет, и я не бежал из города, но единственное может быть тоже бежал от общества. Я жил на Васильевском острове (кто не знает, там прямые линии), и в какой-то момент мне очень стало сложно просто физически идти, не имея возможности повернуть, куда я хочу, свернуть где-то — и это начало меня угнетать. И на самом деле это тоже является метафорой общества — есть какие-то правила, которым ты должен следовать, как заданному маршруту.

Это Кодорское ущелье — сейчас это Абхазия, Кавказ.

На фотографии деревня, в которой я жил, где обжито три дома. Вот дымится дымоход, вот мой дом — крайний слева, и вот знакомый дом — всё места уже покинутые, но когда-то здесь жили люди. Если вы будете гулять по этому лесу, то будете постоянно находить какие-то фундаменты домов.

Спасибо, что разъяснила понятие self trust. Я часто действовал интуитивно, исходя из доверия к себе — единожды решив испытать новый опыт, я все кардинально поменял. Постоянный круг моего общения не превышал десяти человек. И я, вечно помешанный на оптике фотографа: как видит человек, что это может значить, как это передать? Вот есть гора, и на нее с одной стороны падает свет, а с другой — она остается в тени. И моя «плохая» камера добавляет всему изображению цифровой шум.

У меня была соседка, баба Нина, которая жила одна и потихонечку все сама делала. Я пытался ей помогать, хотя она не позволяла, и параллельно фотографировал. Это интересный момент баланса между трудом и созерцанием: как у Торо, который смотрел на озеро и сливался с ним — я пытался быть сопричастным природе, даже выполняя рутинную деревенскую работу. И вот ты копаешь и видишь — весна или осень — косяк птиц прилетает- улетает, дикие лошади бегают и пытаются найти пищу.

Уезжая из города, я думал, что культурная жизнь для меня закончится. Оказалось, что природа настолько быстро меняется, и тебе только нужно настроиться на новое зрение — и ты начинаешь замечать множество деталей, которые вдохновляют тебя не меньше чем кино, театр или литература… Интернет у меня появлялся раз в две недели, когда я спускался ниже нашей заброшенной деревни.

Дарья: Когда ты понял, что пора вернуться?

Родион: Вернулся я весьма прозаично. Наступил критический момент, когда было необходимо определяться: либо ты остаешься и начинаешь обустраивать свой дом, либо… Но я не чувствовал, что это мой дом.

Дарья: Когда ты вернулся обратно в город, ощутил ли ты какую-то внутреннюю метаморфозу?

Родион: Я был в шоке! Удивительно, как быстро забываются и вспоминаются, когда это необходимо, привычные поведенческие привычки и как быстро мы можем адаптироваться. Но там, в деревне, выпав из цифрового мира (у меня не было интернета, социальных сетей), у меня даже сны поменялись! Мыслить начинаешь по-другому, время замедляется, меняется отношение к общению с людьми.

Позитивный карантин

Локдаун стал для каждого чем-то своим: кто-то остался в городе, кому-то представилась возможность сбежать, кто-то страдал от разрушения привычного хода жизни, а для кого-то это время стало лучшим в жизни — временем уединения, слушания себя и раскрытия своего внутреннего потенциала, которым до этого был скрыт за шумом городских помех.

Дарья: Во время локдауна я переехала в собственную квартиру. Мой дом стоит на всеми нелюбимом намыве на Васильевском острове, и мои окна и балкон выходят на залив. И все обстоятельства оказались настолько гармоничными для меня, что ничто не вынуждало меня общаться с людьми и входить в какие-то микро-взаимоотношения. Я не спускалась в метро, в магазин выходила ночью. Наблюдала из окна виды моря, которое меняется каждые 10 минут. Всю весну, все лето и начало осени, которая была такой нежной, я прокаталась на велосипеде с аудиокнигами. Велосипед — это такое средство передвижения, которое позволяет тебе находиться на улице и не быть при этом с людьми.

Очень многие не справлялись с ситуацией того, что они находятся дома одни. Я же находилась в постоянной эйфории. Локдаун дал мне возможность начать телеграм-канал Plants' Curator , пойти учиться в онлайн-университет на графического дизайнера — и в целом провести время с ощутимой пользой для себя и установить психологическое равновесие. Но для кого-то невозможность привычно пойти пообщаться с друзьями в бар может стать страшной депрессией.

Родион: За время жизни в деревне слово «изоляция» для меня соединилось с образом человека, который уходит добровольно, потому что ему так комфортнее — он может не быть философом, он может и не осознавать свой опыт в художественный форме, он может даже не желать что-то кардинально менять в своей жизни — он просто так живёт. Конечно, горы Кавказа и постоянные изменения в природе (весна каждый год была абсолютно разной) не дают вам «заскучать», создавая разнообразный визуальный эффект. Когда я приезжал в это место в первый раз, на пару недель, я тоже постоянно фотографировал, но тогда я привез с собой город: весь этот новостной шум, беспокойство о родных, которые могут заболеть, игнорировать было сложно — и я просто ничего не видел.

Я никогда не искал какой-то особой техники (дорогого смартфона или фотоаппарата), я использую те инструменты, которые у меня есть — и так я снимаю уже с 2012 года. Плохое качество дает отсутствие деталей. В городе их очень много: реклама, граффити — все это нагружает, уводит человека от самого себя. Своими работами я не делаю сильного высказывания, я стремлюсь к простым изображениям, где хочу передать некое состояние, чтобы человек через изображение погрузился в диалог с самим собой.

Когда я вернулся из Абхазии, мне в руки попала книга “Я ем тишину ложками” — про человека, который ушел от цивилизации и ни с кем не контактировал в течение 20 лет. Вот это, я считаю, идеал. А я все–таки не настолько радикален. Я всегда ношу с собой свой телефон.

Книгу Генри Дэвида Торо «Уолден, или Жизнь в лесу» можно взять в библиотеке Гоголя. Но можно прочитать на Литрес, если у вас есть читательский билет.

Подпишитесь на наши страницы в Facebook и VK, чтобы быть в курсе актуальных событий нашей библиотеки.

Спасибо за текст и включение в рабочие процессы — Ксюше Циммерман.