Всматриваясь в фильм Джона Хьюстона «Мулен Руж» 1952 года, всматриваясь в его попытку реконструкции жизни маленького трагического человечка — графа Анри де Тулуз-Лотрека, у меня возникают серьёзные подозрения. Подозрения, связанные с сущностью самого героя, но не только в его кинематографическом отображении, но и касательно того, кем он был в закадровой реальности. Дело в том, что подозрения настоятельно указывают на то, что Анри де Тулуз-Лотрек был не совсем человеком.

Пространство фильма связывает образ Лотрека с духом праздника. Усидчивость Анри, связанная с физическим затруднением в передвижении, позволяет ему быть тем, кто последним выходит из–за стола. Он последний посетитель кабака, кабаре, кухни. Может он просто не хочет, чтобы его видели идущим, так как его ноги изувечены, но может он и есть тот дух праздника, уход которого раньше времени обрывает наслаждение окружающих. Лотрек минимизирует движение. Но обездвиженность позволяет ему видеть движение вокруг намного точнее, оставаясь отстраненным от него. Если бы он мог стать частью всеобщего танца, он бы не смог увидеть танец, превратить его в рисунок. Дух праздника рождается из события, часто окруженного чем-то жутким и глубоко печальным. Война, смерть года, смерть сезона, приближение к смерти. Лотрек рождается из перелома ног. Этот трагический смысл не должен быть в центре, он лишь то, что принимает следы на себя. Телесное воплощение духа праздника — Скатерть. Она держит на себе многое: посуду, выпивку, пищу, подарки, пепел от сигарет, росчерк каблуков возжелавшей потанцевать. Это подложка, основание. Пятна от праздника растекающиеся по скатерти превращаются в картину, в афишу, которая способна рассказать о том, каким этот праздник будет в следующий раз. Дело в том, что Лотрек — это и есть скатерть. Это застывшая неподвижная печаль веселья и его опора.

То, что Лотрек — скатерть — вовсе не метафора. Это обстоятельство. Лотрек — скатерть, на которую наносятся движения в виде следов. Это движения танца, движения душ, окружающих его. Скатерть не является метафорой действий художника, как такового. Ничто не указывает на то, что, например, скатертью является Ван Гог. Скатерть — это сущность конкретного имени — имени Тулуз-Лотрек. Это подозрение, кажется настолько же точным, насколько точным является то, что Антонен Арто превратился в ток, и то что его поздние тексты представляют собой набор искр, выпадающих из его тела, искр, превращающихся в буквы. Раскладывать искры на листе — дело Арто. Я настаиваю на том, что говорю буквально.

Но что вытекает из данной логики относительно картин Лотрека? Оказывается, что его картины представляют собой нечто на подобии литографий, и это имеет смысл, минуя тот факт, что многие его известные работы напрямую являются результатом типографской печати. Лотрек, будучи скатертью, с возникающими на нем пятнами праздника, прислоняется к холсту и делает отпечаток. Он может производить это действие пока пятна влажные и способны перенестись на холст. Чтобы избежать огромного наслоения следов на себе ему приходится прибегать к стирке, очищать себя для следующего повторения праздника, поэтому Лотреку свойственно употребление большого количества спирта. Спирт — это растворитель красок жизни, впитываемых тканью Лотрека.

Получается, что сами картины — это что-то вроде симулякров, ведь их оригинал представляет собой нечто почти неуловимое. Они рисуются Лотреком, но не в смысле, что Лотрек их рисует, а в том, что Лотрек это и есть растворяющийся «оригинал», которым, как предметом делается отпечаток. Но этот предмет оказывается не совсем тем, что отпечатывается на холсте. Он — Скатерть.