Очень хорошие стихотворения в прозе. Чем-то напомнили более абстрактные и сюрреалистические рассказы Кобо Абэ. Но сии - более шёлковые, более мимолётные и при этом густые, но далеко не столь тяжеловесные как могло бы показаться. Жаль, что узнал о них лишь сейчас и что формат телеграм-канала предполагает иной контент. Было бы радостно увидеть их и там.
Нет необходимости ставить ни марксизм (его материалистическую критику), ни ориентализм на ряд выше, так это иные порядки, которые сосуществует одновременно и параллельно друг другу. Их надо признавать в равной степени, но Чибберу важнее именно первочерёдность материализма, ибо "Ориентализм наоборот" он всячески незвергает. И где здесь, получается, осознание необходимости "корректировки"?
Если это и подразумевалось в переводе статьи Чиббера, то, подозреваю, данную мысль не смог уловить не только я один. Критика Чиббера касается "Ориентализма наоборот" Саида в большей степени. Это понятно. Однако его выводы приходят к тому, что полностью и абсолютно несостоятельная система. В связи с тем, что происходит отход от критического материализма. По Чибберу слишком большой отход. Посему необходимо "возрождение критического подхода", "[н]еобходимо вернуться к политической экономии, для которой и сегодня Маркс остается незаменимой отправной точкой". Где здесь признание "несбывшегося предсказания Маркса о скором и неминуемом крахе капиталистической системы"? Я не вижу здесь понимание того, что постулаты марксизма "должны быть в соответствии с этим скорректированы". По Чибберу само возвращение к истокам уже и есть некое a priori корректировка, однако откуда такая уверенность? Конечно, в конце концов, Вы снова можете сказать, что это всё герменевтика и софизм, однако то, что Вам кажется ужасным, было сутью моего эссе. В нём я буквально и пишу об этом.
Да, в конечном итоге, очевидно: связи без концов и узлов в сторону оппонента - единственное, что остаётся, когда хочется покорить себе подсознантельное. Но будьте осторожны. Ибо это опасные связи. И подсознательное не оставляет это просто так.
Каков итог данной "дискуссии"? Своего рода печальный. Самолюбия собеседников были потешены (хотя стоит ли так уж себя за это корить - мы все слабы!); все остались при своём мнении. Как всегда друг друга "никто не понял"; и в целом, конечно же, автор изначально это и имел ввиду, попросту оппонент этого не распознал, за что и должно его пожурить. Опять уходит в некие междуусобные войны фокус. Неспособность воспринимать метафоры (или сознательное нежелание оного в силу отсутствия иных инструментов к парированию) вновь выходит на первый план. Это то, что к дискуссии не имеет никакого отношения, особенно потому, что оно так и остаётся - непониманием без указания на это. Где действительные причины непонимания? Где попытка убедить меня? Не на доказуемого ложится бремя доказания? И не Вы ли меня обвиняете в намеренно введении в заблуждение? (Тоже вопрос - кого? Читателей? Сознательных и умных, которые могут прочитать Ваш перевод, мою статью, сами сделать выводы? Самого себя? Но в этом, не думайте о себе плохо, мы все виновны. Я не исключение!)
Если же у Чиббера нарратив и "соприкасается", как Вы сами заметили, с тезисами в моём эссе (а могли бы Вы их сами указать, если бы я в очередной раз не занялся повторением оных - ритаульным танцем на полях манускриптов?), то происходит это лишь в плоскости комплексных чисел. Очевидно, что "соприкосновение" это фантомное, ибо сама связь оказывается действительной в фантазме левой мысли. Конечно, нельзя отрицать и того факта, что я мог не увидеть контакта, в связи с моим собственным предвзятым отношением. Или же по причине пошлой необразованности. Как и потому, что качество перевода могло оказаться не высшего качества, отчего столь важные для дискуссии аспекты оказались за рамками (чего греха таить - оригинал не читал, лукавить не буду). Но это не избавляет от того факта, что сам Чиббер чёрным по белому не просто не пытается уточнить Саида, "направить его в нужное русло", а попросту отказывает ему в каком бы то ни было праве на смену парадигм, возвращаясь к консервативной трактовке "ориентализма", которая следует за колониализмом, ибо только в этом случае материализм вновь приобретает верховенство мысли.
На что я указываю, так это на то, что я не вижу в словах и критике Чиббера серьёзное познание этих проблем. Проблем, на которые мыслители умнее меня, указали задолго до нас. Иными словами, чем может это игнорирование? Необразованностью Чиббера? Тогда возникают большие вопросы к самой академической среде (а их и так не перечесть), которые подрывают не просто легитимность оной, но саму суть системы Знаний. Несерьёзность "обвинений"? Но это же абсурд! Тогда, стало быть, это своего рода невежество Чиббера, который намеренно игнорирует вопросы, которые задаются вот уже сколько лет? Как я писал в эссе (вдобавок ко всему перечисленному выше в несколько иносказательной форме), Чиббер не хочет верить в способность систем к выхолащиванию. Иначе профессия социолога просто оказывается несостоятельной, профессия, которая непосредственно зиждется на том, чтобы изучать системы, кои, чтобы быть, должны быть Вещами-сами-по-себе. Но как они могут быть оными, если система - это символ?
Вы упрекаете меня в отсутсвии действительного взаимодействия к аргументами Чиббера. Но что это за аргументы, если они базируются лишь на мантрическом повторении догм, что были верны, возможно, лет 150 назад?
Безусловно, я понимаю соблазн увидеть в этом некое бунтарнское стремление к укоренению себя в Реальном, которое есть трансцендентым, однако это влечёт за собой опасные последствия. Так, получается, что Политическое - это не синтом, а всего лишь результат классовой борьбы. Об этом гласит диалектический материализм. Утопия засим по классическому марксизму - бесклассовое общество. Однако что же это получается? Нет Политического? Значит - нет субъекта, процесса субъективации. Нет человека. Данный трансгуманизм оказывается хуже трансгуманизма ницшеанского, так как предполагает не выход за пределы тела без органов, а полностью пренебрегает подсознательным, перечёркнутостью субъекта, его более глубокими противоречиями, которые лишь частично выражаются монитарными взаимноотношениями, что, напомню, являются лишь метафорой. Раньше это были условные бельичьи шкурки, сегодня - это бумажные/пластмассовые купюры, завтра - как хотелось бы некоторым, возможно, фантом образа в виде юинарного кода, коий представляет из себя любая криптофалюта. Короче говоря, деньги - это лишь абсолютный символ, который указывает на нечто более сложное внутри нас, но сам конфликт не разрешает самим своим Бытием.
Как я уже говорил в эссе, намного более смешным оказывается то, что Чиббер не предлагает ничего лучше "возвращения к истокам". Маркс для Чиббера исключительно полноценен, постольку поскольку является (в глазах самого Чиббера) абсолютным материалистом. Не кажется ли Вам самим такой взгляд на вещи несколько наивным? В своём критическом размышлении я чётко указываю на то, что разочарование в Марксе не появилось в вакууме, а было результатом множества разочарований, кои в свои очередь происходили из неизбежной выхолощенности системы марксизма. Как минимум той системы, какой воспринимают ортодоксы по типу Чиббера. СССР оказался ложью, Красный Май - симптомом капиталистической экспансии. Марксизм в его радикально позитивистской трактовке оказывается нежизнеспособным, так как игнорирует неизбежность деградации Символических систем. Согласитесь, что, будь Символическое самодостаточным чертогом, чертогом, которое полностью объясняет и удовлетворяет все противоречия, кризисов идентичности, культуры, мировоззрения и прочего не происходило бы. Любая Символическая иерархия обречена на крах. Но Чиббера же это не волнует. Для него материя, как для якобы марксиста, первостепена.
От Делёза достаётся всем, не будем лукавить, однако открытие Жижека позволяют указать на то, что и сам Гегель, неполноценность его субъекта, указывают на то, что между ним и Делёзом (а в целом - между ними, Бадью, Лаканом и, возможно, даже Марксом, как наследнике Гегеля) есть множество параллелей, общность в стремлении к преодолению рамок субъектности (а в целом - субъективации), что в целом отсылает к ещё более обширной посткантианской традиции. Кому интересно, могут прикоснуться к этому вопросу, почитав "Hegel, Deleuze, and the Critique of the Critique of Representation" Генри Сомерса-Холла.
Маркс же в этом плане несколько ограничен. Более того, как мы видим, его материализм порождает зачастую пуритан, особенно среди социологов, которые одержимыми Символическим, точнее - верой в то, что Символический порядок может быть полноценным, самодостаточным. И если Политическое рассматривается ими как раздражитель их прекрасной модели и системы, Жижек видит в Политическом синтом - то, что остаётся, связывает порядки Воображаемого и Реального, когда Символический экран разрушается. При этмо в тексте я указываю, что Маркса можно и нужно развивать. Имеет, безусловно, смысл сделать с Марксом то, что Жижек делал с Гегелем. Вопрос в том, что радикальные приверженцы Маркса и латентные любители систем смогут этой нужде противопоставить кроме как собственные меркантильные мечты по сохранению их собственных структур, что легитимируют само их место в дискурсе.
Насчёт же "марксизма Делёза", то не до конца понимаю, о чём имелось ввиду. Если же речь идёт о критике Делёзом идентичности, то здесь корни уходят к Канту с Возвышенным и трансцедентальным идеализмом, когда оное и есть для Делёза источником идентичности, что не поощряется, мягко говоря.
Жижек на то и Жижек, что указывает на актуальность Гегеля. Отчасти потому, что находит в этом непосредственный исток психоаналитической мысли - подобно тому, как Лакан (а вместе с ним - большинство поструктуралистов (Делёз, Бадью), что были в авангарде после Красного Мая) говорит, что субъект перечёркнут (неполноценен, разделён на то, что предвещает Я и является нечто, что мы под Я понимаем - критика картезианского Cogito), Гегель указывает на то, что субъект уязвим, хрупок, несостоятелен полностью. Посему Гегель видит важность Истории, в которой субъект неизбежно находит себя. Результатов этих измышлений становится пресловутый Абсолютный Дух, который Жижек отвергает, ссылаясь на то, что Гегель был скован своим временем, представлениями о морали, Законе и проч. Проблема Маркса оказывается же в том, что, хоть он и оказывается в состоянии передать через материализм симптоматику данной неполноценности, истоки у сей мысли, тем не менее, оказываются у Гегеля, который взаимодействует непосредственно с Оно, спекулятивным идеализмом (по Лакану можно это было бы назвать бессознательным), с трансгрессией, более важным порядком.
Благодарю Вас за добрые слова! Для меня это будет наивысшей наградой и похвалой. Приятного просмотра!
Наверное им стоило просто по тому факту, что это ООН, принять раздел того, что они считают своей территорией и страной? По вашей логике, если ООН внезапно объявит о том, что от Америки надо отделить южные штаты, которые раньше принадлежали Мексике, потому что там задолго до прихода американцев жили мексиканцы, то это надо только поприветствовать! Более того, представьте, что к вам пришли, отобрали ваше имущество, и теперь он живёт на одной половине дома. Потом он приходит с полицейским и рассказывает, как когда-то давно на этой земле стояла хата праотцов вора. Давайте мириться, "договариваться" и делиться! Не по принципу равенства и самоуправления/самоурегулирования, а потому что надо следовать пресловутой формуле Шарикова "взять и поделить". Очевидно, что занимаетесь демагогией (а заодно - и троллингом людей), так как уходите в истории лишь до той точки во времени, которая выгодна вашей идеологии. С таким успехом надо прогнать всех американцев из США, потому что там раньше жили индейцы. Из Австралии - всех белых, ибо там раньше жили аборигены. Пожалуйста, если это ваша утопия, то верьте в неё, но не думайте, что это автоматически гарантирует вам правоту и приверженности остальных.
Как здесь комментариям ставить? В частности Вам!
Проблема здесь начинается с самого начала, когда подсознательно навязывается динамичность карте, когда мы смотрим на стрелки и линии, обозначающие границы, и начинаем стремиться к экспансии Истории, не желая предаваться стазису. Опасность такого подхода явна - стремясь к Реальному, мы невольно оказываемся в Воображаемом. Сам конфликт становится "игрой", чем-то абстрактным, как справедливость и Закон (что есть сам по себе абстракция Закона), попыткой восстановить "историческую справедливость", которая когда-то была в прошлом. То есть это уже само по себе реакция, но не на Реальную угрозу Истории, а на тот фантазм о то, что нам кажется непосредственным Идеалом Воображаемого.
Как мне кажется, этимология "Палестины" оказывается потрясающей метафорой нынешнему конфликту, точнее нашим попытками выразить солидарность посредством того, что мы только подпитываем этой солидарностью и эмпатией неразрешимость и тупиковость конфликта. Само государство сводится к абстракции, к территории, преуменьшая само значение народа, конституирующей власти, Политического, Воли и т. д. и т. п. Короче говоря, сама поддержка и сочувствие к арабам, живущим в Иудее и считающим её своим топографическим, Реальным началом, превращается в восторг закрашивания контурных карт, которым грешат ретрограды и ультраправые всех мастей. Упор и стремление исправить положение делается не на попытках найти действительное решение, а на беспомощности заставить зашедший в тупик, неработающий план работать. Мы смотрим на карты израильских поеселений на Западном реке береги Иордан и испытываем неподдельный jouis-sense, когда представляем себе время, когда мы сможем полностью закрасить этих области одним цветом, возвести окончательно территорию в ранг Абсолюта.
И хоть сами филистимляне со временем ассимилировались (или, скорее, их ассимилировали, перестав считать отдельным народом), когда стали перешли на древнеарамейский язык, похождения "вторгнувшихся" на это не закончились. После подавления восстания ервеев против Рима император Адриан приказал переименовать тот регион (который также включал и нынешнюю Иорданию) Сирию Палестинскую в надежде стереть любое наследие "Царства" на уровне языка (lalangue). (Здесь вновь метафорически повторяю цитату Агамбена: "Царство[...] — реальность речи, притчи.") Ужасающее наказание. Сами евреи отныне в царстве языка, наследующего царству политическому, являются "чужими" для своей физической, территориальной родины, топографического отпечатка памяти. Палестина таким образом и ныне продолжает быть названием региона (уже без Иордании), однако уже для той территории на которую претендуют арабы (причём не только фактически, но и теоретически - "от моря до реки"). Безусловно, стоит сам этот лингивистический факт (который не каждый знает!) не делает нас, называющих Палестину Палестиной и арабов, живущих там, палестинцами, a priori отпетыми лицемерами и идеологическими нигилистами. Проблема однако в другом.
В этом и заключён парадокс, я бы сказал. С одной стороны филистимляне и арабы - это не просто разные концы спектра. Это непересекающиеся параллели. Большинство из нас выражаем эмпатию к арабам (якобы), однако само наше стремление отделить их от израильских евреев зиждется не нашем понимании их индивидуальности, а на том, как наша эмпатия должна выражаться в моральных координатах глобального Символического. Иными словами, мы соболезнуем арабам, однако это делается больше из-за неких представлений о справедливости, нежели от чёткого понимания ситуации. Тот факт, что мы противопоставляем Израилю Палестину, скрывает в себе уже на уровне лингвистики тот обман, который мы стараемся игнорировать. Палестина так названа греками, да, которые в свою очередь заимствовали это слово из древнееврейского, где "плиштим" буквально означал... "вторгшиеся"... Не будем сейчас говорить о происхождении филистимлян. Ясно только, что они не были родом из региона Иудеи, а потому - были "чужаками", "пришельцами"... "вторгнувшимися", нарушившими "нормальный" уклад жизни.
