Когда появляется риск ошибиться организуется игра. Чувствительность к ошибке не делает игру в основе своей честной системой, независимой от ошибок. Игра — это система ошибок. Об этом говорят правила, прячущие обходные пути и устраняющие неравенство. Нарушая правило игрок видит всю баталию ошибок: ошибки вытесняют обнаруженные ошибки и хватаются за успешно скрытые. Скрытность это победа, обнаружение — проигрыш.

Сама Игра привлекательна возможностью безошибочного шествия, вытесняющего тех, кто ошибся. Опьянение от такого шествия можно считать наркотическим. Побеждать хочется ещё и ещё. Так появляется азарт. Победитель всё больше вникает в систему, сближается с ней и становится прибежищем скрытых ошибок. Всегда проигрывающий или нарушающий правила игры, таким образом, оказывается трезвым реалистом, находящимся в положении постоянного выбывания или отчуждения. Как родные ему выбывшие ошибки он покидает игру так, будто согрешил или сделал не всё что мог.

Актёрская игра как основа театра максимализирует азартные основы. Победитель, опьянённый шествием, не знающий ошибок — это натуралистический театр, он внушает веру в безошибочность игры, в невозможность риска из–за точного расчёта, делает вид будто игра вовсе не игра. Победитель всегда обманут в отличие от проигравшего. Каков же тогда театр проигравшего?

Вытесненные ошибки в таком театре не просто признаются, а объединяются в туманность. Ошибается такой театр везде — от пространства и зрителей до последовательности и понятности. Всё что болезненно обнаруживает наше тело под пресом внимания, всё что подавляется как непрофессиональное и дефектное торжествует в театре ошибок. Оговорка, запинание, непоследовательность, непонятность — части речи театра. Театр ошибок тоже натурален и реалистичен, но рассказывает он не о реальности человека, а о реальности Иного. Демоническая сила переходящая в жрецов вакханического обряда, преувеличение тела, преодоление языка — конкретные методы театра.

Но не является ли нивелирование проигравших и победивших невозможностью игры? Если в игре остаётся риск, то игра остаётся игрой. Но если это не риск ошибиться и проиграть, то что это за риск?

Выбывание и победа одинаковы в своём результате — они оба заканчивают игру. Риск в театре ошибок — прерывание игры. Игра прерывается тогда, когда вытесненные ошибки становятся обойдёнными, забытыми. Секрет бесконечной игры в напоминании ошибок о себе, в перетягивании покрывала. Вытесненные ошибки возвращаясь к своим бывшим партнёрам, скрытым ошибкам, напоминая им о риске проиграть, срывают с них покрывало, а последние ставшие открытыми тянут его обратно, надеясь что игрок их забудет. Таким образом получается что-то среднее, напоминающее глюк.

Выход за текстуры, накладывание субтитров друг на друга, искажение звука отлично умещаются в театре. Сцена есть, но её как бы нет, зритель есть, но его как бы нет, текст есть, но его как бы нет. Исчезнувшие методы игры, пропавшие в следствие забытия оригинальной цели театра восстанавливаются искусственно, наугад и на ощупь. Первым обо что спотыкаешься оказывается акционизм и искусство перформанса.

Театр это коллективный акционизм. Театр и акционизм едины не только в своих этимологиях, но и в своих темах. Работа с публичным, пространством, вниманием и телом основы этих двух акцио. Расхождение их начинается в диапазоне, количестве и массе воздействия, в искусстве организации. В персональном акционизме нет вопроса о сотрудничестве, именно театру приходит на ум объединить смертников. Поэтому он нуждается в игре, как в способе устройства такого союза, мануфактурного взаимодействия акционистов. Только в игре акционисты могут объединится в армию.

Театр не может больше быть связан с кино, шоу-бизнесом, селебрити-средой и вообще с популярностью, как с миром не заинтересованным в продолжительности игры. Все солдаты театра, его армия должны дробиться на анонимные ячейки, отряды, бригады, культурно-террористические коллективы, без имён актёров, участников, постановщиков и драматургов, напоминая самопожертвенные обряды древности, прерывая карьерную традицию актёров, традицию артистов «с большим именем».

Буржуазный театр любит начинать и заканчивать игры (спектакли), назначать время, приглашать на антракты, объявлять актёров и режиссёров. Буржуазный театр не выживет без афиши, ведь не видит своей ценности без зрителя. Срывая афишу, коллективные акционисты театра ошибок ловят выпадающую из–под неё, задохнувшуюся ценность — усмирённую бесконечную игру. Поэтому так сложна, далека и туманна реанимация бесконечной игры, которую ампутировали, укорачивали, делили на части, навязывали зрителей, проигрыш и победу. Защищая игру от буржуазного театра на фронте публичного актёры должны дать ей время срастись в единый круг вечной игры, дать ей проглотить свой хвост, чтобы в конце концов насладиться не игрой ради зрителя, победы или проигрыша, а игрой ради игры.