В наши дни, и в нашем регионе театр кукол относят к искусству экзотическому. Некогда первое сценическое искусство, вечное воплощение игры воспринимается сейчас как излишнее, необязательное, скучное искусство, закрыто существующее в жанре нравоучительных сказок про правила дорожного движения в детских садиках и школах, провально конкурирующее с анимацией.

Некогда острополитическое, пронзающее, громкое и необходимое, а когда-то впечатляющее, очищающее, шокирующее и эзотерическое искусство театра кукол теперь без особого сопротивления, без единой конвульсии шагает в забытье. Театр кукол теряется.

Тоже самое происходило с драматическим театром, театром тела в прошлом столетии. Многие предлагали свои решения, а обилие практик вывело самость театра, и сохранило его руины. Театр кукол в свой черёд не делал ничего. Все успехи свелись к русской школе воплотившей Станиславского в кукольное пространство, совершенно лишившую театр кукол независимости по отношению к драматическому театру. На протяжении всего века театр кукол заимствовал теории драматического театра (Коклен, Крэг, Станиславский, Брехт), пытаясь своими маленькими шажками угнаться за широко шагающим театром тела.

Но вопрос идентичности мог бы решиться много проще, как решаются все вопросы идентичности: через отказ от конкуренции, уход с рынка, уход с аукциона экзотического антиквариата. Вместо того, чтобы успевать шагать маленькими ножками за большими шагами, правильным будет открыть большие шаги в своих маленьких.

Под этим я подразумеваю поиск метода внутри самого кукольного искусства, в его принципах, в его формальных основах, в его концептах, а не во вне, в театре человеческом, от которого нужно двигаться в сторону противоположную, а не попутную.

Интуитивно от этого отталкиваясь я очень легко обнаружил театр кукол в самом театре кукол, целостный, нерушимый и равнозначный самому себе.

Театр кукол находит свои ответы в актёре, совершающем мистический акт создания второго тела, голема, гомункула, или как мне удобнее это называть Другого. Лакановское выражение «Дискурс Другого — это дискурс Бессознательного» — формула театра кукол. Объективируя своё «я» в наличном, внешнем теле, человек транслирует бессознательное. В театре кукол нет актёра, есть только мост или транслятор, говорящий от лица Другого. Театр кукол, как и собственно всё сценическое искусство, неразрывно связан с тем, что изучает психоанализ. Театр кукол это публичный, массовый аналитический процесс, демонстрация переноса сот всеми символами, снами, дискурсами и всеми чудесами лакановской триады, такими же маленькими и такими же значительными.

Так сразу, театр кукол огромным скачком отчуждается от театра драмы.

Актёр драмы пользуется телом, которое он использует и в быту, вне театра. У него нет возможности пребывать в Акте беспрерывно. С этим возникает трудность, берущая своё начало в возведения мастерства актёра в ранг профессии.

Раньше актёрское начало содержалось во всех. Театр был скорее вечерним ритуалом очищения, чем профессией. Так тело оставалось единым, то закрытым, то открытым для Акта. После крушения обрядной формы театра, тела настолько долго не открывались, так долго не возвращались к сакральному началу, что в итоге скопились в груз, который потом вылился в разрыв творческого и бытового тел.

Актёрам театра кукол в этом отношении намного проще, ведь философия двух тел, есть их философия. Предмет, который говорит через актёра, вводит его в транс, в состояние транслятора содержания вещи — это двухтелесная линия театра, противоположная однотелесной, драматической линии.

Метод акта трансляции состоит в умирании в куклу. Это ситуация крушения человеческого организма, его духовного мотора в полное подчинение кукле, её возможностям и нуждам, иначе, полное подчинение своему материально объективированному «я». Грубо говоря, транс, происходящий с шаманами-кукловодами во время культовых мероприятий, практика интерсубъективности. Понятие «умирания» заимствовано из психологического театра кукол, в котором актёр, чья кукла умирала и оживала за спектакль сотню раз, признавался лучшим. Но если в образцовском театре оживление мёртвого материала происходит ради оживления, ради него самого ради использования оживления в качестве приёма, то в случае возрождающегося театра кукол умирание происходит ради открытия вещи, расшифровки присущей предмету чувственности, когда-то называвшейся метафизикой.

Метафизическое познание основ, путешествие в глубь вещей, в их мир — это и есть театр кукол. Стать вещью и значит умереть в куклу. (Чтобы стать вещью, актёр-кукольник должен быть идеальным, как транслятор, передающий все тонкости поступающего сигнала, поэтому его тело должно быть развито не в меньшей, а в большей мере, чем у актёра театра тела. В частности, наиболее развитым должен быть голос, как основа импульса, воплощающего вещь в тот или иной дискурс, помогающий раскрыть её сущность)

Как понять что смерть в куклу произошла? Понять, что сигнал исходит не из головы, а из руки.

Чтобы такой акт состоялся куклу нужно очистить от всего ей несвойственного, а именно от изобразительного искусства, оставив только руку, ведь кукла всегда продолжение именно руки. Единственно необходимым для руки есть предмет, вещь, которая делает театр кукол ценным метафизическим проектором, инструментом познания от малого (деревяшек, камней, предметов быта) до космического хаоса прячущегося под ними. Сопротивление вещей происходящее при их обнаружении, доказывает, что им есть что скрывать. Нивелировать сопротивление легко. Достаточно установить любовные отношения с Другим. Но это вопросы метода.

Если для актёра стать вещью акт как минимум интересный, то что получает зритель, глядя на балаган, играющий кистями рук, конечностями, вещами, жонглирующими его ассоциациями? Для этого нужно определить задачу театра кукол.

Задача театра кукол свести человечество в ранг вещей, обобщить, овеществить человеческую расу, доказать что у человека и у предметов, его окружающих одна почва, одно содержимое. Обнаружить единое чувство человека — животного — растения — вещи. Нащупать в мелочах то, что называется космическим, свойственным всему.

Такие принципы приведут театр кукол к событию потрясающему, выявляющему погрязшему в спешке человеку Бытие и Ничто, Абсолют, который можно пощупать и ощутить. Для детей же это будет заряжающим на всю жизнь толчком к острому мироощущению, при котором происходит мутация, превращающая ребёнка в неудержимую машину революции.

Для того, чтобы театр кукол стал событием, а не навязчивой, отсталой, не умещающейся в сегодня, а особенно в завтра пропагандой разного рода ценностей для детей, он должен провести жесточайшую гражданскую войну, экспортируя революцию на умирающие от засухи кукольные континенты, изобличив миру то, что когда-то хотел изобличить в театре жестокости Антонен Арто, и этим заставить мир вновь обнаружить театр кукол.