Янис Прошкинас живет в Москве, ему 26. Выставка-аукцион «АРТ НА ВСЁ» стала первой для художника. Из множества предложений взамен на картину Янис выбрал приглашение на интервью. Интервью художник давал в худи, на котором вышита банка Campbell’s: он ходит в нем в галереи.

Подкаст: https://soundcloud.com/elena-lezova/view-with-yanis-proshkinas

Всем привет! Это Лена, журналист, и Янис, художник. Мы говорим о современном искусстве.
Янис, в аннотации к своим работам ты говоришь о «мертвой зоне» между творцом и зрителем. Что ты имеешь в виду под этими словами?

Я некорректно написал все–таки: имел в виду «мертвую зону» между зрителем и картиной. Поясню: например, есть такой постмодернистский рассказ «Плавучая опера». Синопсис: стоит человек на берегу, и вокруг него по реке плывет опера, то есть он может видеть только то, что происходит на сцене. Там кто-то заносит топор или нож над человеком, и тут опера уплывает. Когда она приплывает обратно, зритель видит, что этот кто-то сидит в тюрьме. Так мы домысливаем, что один другого убил, но при этом не знаем этого абсолютно. То есть мы можем только интерпретировать, и в целом сейчас живем в интерпретациях, в постмодернистском бульоне. Зритель ничего не может понять о творце что-либо по его картинам.

А аннотация, кстати, для чего была написана? Она очень лаконичная, как будто бы из научной работы.

Я ее написал как раз для галереи Proun Moscow возле ARTPLAY, где проходила выставка молодых художников «АРТ НА ВСЁ». Аннотация очень сухая, но я специально сделал ее в таком стиле, как дань уважения аннотациям. Кто-то может подумать, что там много высоколобых слов, но это тоже про шаблонизированность: человек приходит на выставку, берет аннотацию и ничего там не понимает. И не потому что сложно написано, а потому что ты не можешь говорить о чем-то новом, если не проработал предыдущих тем, предыдущую философию. Моя аннотация — это внутренняя шутка, которую я писал искренне.

А есть ли у тебя искусствоведческое или художественное образование, раз уж мы заговорили про этот научный подтекст? Считаешь ли ты нужным и должным его иметь, если ты занимаешься искусством или как-то воспроизводишь его?

У меня нет такого образования, а изобразительное искусство я начал глубже изучать 2-3 года назад, когда я раз в десятый услышал мнение про «Чёрный квадрат» (уже от сантехника), мол, я смогу так же. Я за любое образование, особенно высшее, оно дает многое, если оно качественное: структурное мышление, способность анализировать большой объем информации. Я закончил Московский энергетический институт, я инженер-энергетик.

Художнику обязательно нужно изучать историю искусств и контексты, потому что иначе ты впадаешь в противоречия. Искусство — это о новом, а если это повторение, то это какое-то ремесленничество.

Мы опаздываем по темам и концептам лет на 20-30 от американского современного искусства. Мы перебираем вещи, которые там уже были сказаны. Сегодня, когда зритель приходит в галерею, у него интенция вопрошания, мол, ему кто-то что-то должен. Обычно это происходит так: «Удивите меня, или сейчас мы разберемся с этим современным искусством!» Об этом уже даже вульгарно говорить. Это как у Сорокина в «Дне опричника». Что делаю я: я изучаю шаблоны, паттерны и клише. Картина начинает говорить, и тогда односторонняя связь перерастает в двухстороннюю.

Могу рассказать, как лучше подцепиться к современному искусству, если ты с нуля, как построить себе ликбез и понимать и контекст, и историю. Первое — книга галериста Сергея Гущина «Современное искусство и как перестать его бояться». Безумно крутая книга, несмотря на инфо-бизнесовое отпугивающее название. Язык абсолютно доступный, автор всё разложил, как надо. Там много отсылок к художникам из классического искусства 20 века, но они от книги к книге повторяются, ведь это реперные точки, которые необходимо знать.

Вторая книга — Уилл Гомперц «Непонятное искусство», на ней нарисована банка Campbell’s. Книгу можно прочитать за три дня, а я ее читаю полтора года. Она дает очень хорошие направления, особенно хорошо постигать ее параллельно с лекциями Ирины Кулик. Я вот так параллелил, и когда мы поехали в Париж и пошли в музей Орсе, я весь его действительно знал. Даже провел своей жене экскурсию по нему, и сам был в шоке. Это не преувеличение: начинаешь понимать 150-170 лет современного искусства, после чего можно углубиться в какую-нибудь область, почитать манифест Малевича или «Точка и линия на плоскости» Кандинского.

Сложно ли читать эти книги, это словесное мясо? И что здесь важно: может быть, просто желание в это погрузиться, и тогда всё нипочем?

Например, у меня книжка стоит из «Гаража» — «Искусство с1900 года: модернизм, антимодернизм, постмодернизм». Это такой здоровый талмуд, ее писали четыре арт-критика. Я слабо понимаю, зачем ее купил, она как энциклопедия, ее невозможно читать, если у вас нет ученой степени. Открываю — ничего непонятно, слова по типу «симультанность» (это теперь я знаю, что это переменность на картинах футуристов, когда они одновременно изображали несколько действий). Есть reading-клуб в «Гараже», я даже ходил в него несколько раз, он там по два часа в субботу проходил. Так вот в клубе читают эту книгу полтора года, потому что она жутко тяжелая. Это к слову о тяжести чтения.

Критика — отдельный жанр. Люди, которые интерпретируют искусство, могут делать это по-разному. По Фрейду, например, или со стороны символизма, когда они жутко всё переплетают и создают новое искусство. Если художники хотят, чтобы их картины вошли в историю искусства и выставлялись где-то, то критики хотят, чтобы их интерпретация главенствовала.

Ты говоришь, что искусство — это про новое, а современное искусство — это ли не интерпретация того, что было накоплено до нынешнего момента?

Да, одно из свойств пост-модернистского искусства — это использование старых символов в каких-то интерпретациях. Плохо, что постмодерн воспринимают исключительно как иронию, а потом появляется метамодерн, и начинают говорить, мол, мы устали от иронии. Многие бросаются словом «метамодерн», так как неглубоко понимают, что есть постмодерн. Метамодерн — исключительно направление в искусстве, даже в своем манифесте авторы пишут, что это не философское направление. И вот тут мы встречаемся с недостатком понимания терминов и их различия. Постмодерн как понятие социальной теории, постмодернизм как направление в искусстве, архитектуре, литературе — всё смешивается в языке в безумный водоворот, и в итоге мы получаем: «я такая пост-пост, я такая мета-мета». Жонглирование образами, за которыми нет понимания, а есть чувство причастности к обществу «просвещенных». Метамодерн, метаанализ и метафизика — это три разных приставки. Метамодерн = меж, метаанализ = всеанализ, а метафизика как за-физика, но все почему-то думают, что мета — это над чем-то. Никто не читает этимологию слов, это грустно, но я не говорю про профессионалов.

В искусстве постмодернизм зарождается в начале 20 века, может, даже раньше, а первое эссе о постмодерне Лиотара написано в 1967, и философия раскрывает невероятные вещи. Например, смерть автора. Когда автор пишет, он априори не может донести ничего. То, что он пишет, с ним никак не интерпретируется, автор не существует, его смерть в этом плане, конечно, метафорична. Чтобы хорошо понимать этот дискурс, философию постмодерна, можно познакомиться с шикарными лекциями Дмитрия Хаустова.

Если вернуться к аннотации: ты там говоришь, как будто бы существует какой-то абстрактный человек, который не принимает идею того, что современное искусство вправе говорить о чем угодно. А что, по твоему мнению и по мнению большинства, может искусство обличать?

Вернемся ко входу в галерею (кстати, интересный образ входа, границы). Давай я намеренно скажу слово «массы», но не с отрицательной коннотацией? Обозначу большинство, у которых одинаковые шаблонизированные мысли. Есть крутой трактат Бодрийяра «Симулякры и симуляция», где упоминается Центр Помпиду — это главный центр современного искусства в Париже и мире. Постмодернистский философ пишет, что центры современного искусства культивируют массы. Люди ходят в них и не понимают, что они там видят. Но зачем ходить в Лувр? Я не пошел туда, потому что я его не пойму. Я пошел в Помпиду, почитав Уилла Гомперца, и кроме современных меняющихся экспозиций всё понял. Нужно понимать, зачем ты идешь в галерею. Люди ходят, чтобы что? Многие сами не понимают ответа на этот вопрос.

Наверное, считают себя модными в таком роде. Может быть, согласишься, что элемент элитарности всегда приковывает внимание и какое-то желание вызывает к этому приобщиться? Я пошел, потому что это элитарно, я в каком-то интеллектуальном обществе состою…

Да, возможно, кто-то так и мыслит, но не признается себе в этом. Есть хорошее эссе, называется «Новая эстетическая теория» Ивана Смеха. Слава КПСС, Гнойный, делал первый раунд против Оксимирона, деконструируя его альбом «Горгород» на основе новой эстетической теории. Там есть образ интересный: кто-то начинает что-то делать, другие на это смотрят… Даже на примере музыкальных журналов: у нас эта индустрия неразвита, паблики и журналы смотрят друг на друга, и это начинает приобретать вид снежного кома. Боятся, что они будут вне тренда, хотя, по сути, это симуляция, и ничего в этом нет.

Я не понимаю, зачем люди ходят в галереи. Я никого не отговариваю, но не понимаю, зачем делать это неосознанно. Зачем ходить в Эрмитаж? Лично я ничего там не пойму. Зато посмотрите, как Парфенов ходит по Новой Третьяковке: он подходит к ужасно сухому соцреализму и в нем начинает такие отсылки искать! Полотно, изображающее огромный съезд партии — он называет каждый чин, почему они там, почему они так сидят. А рядом висит картина банки с огурцами, и он начинает про нее рассказывать, почему она такая и почему это так удивительно.

То есть нам гораздо ближе и мы можем интерпретировать то, что было не так давно?

Да, абсолютно верно.

А как тогда не концентрироваться на мнениях, воспринимая искусство чистым и чисто? Может, перед входом в галерею задать себе вопрос, зачем я туда иду?

Можно не задавать себе вопрос, но тогда и не делать никаких субъективных суждений. У моего друга, Саши Шулякова, он архитектор, есть отличный концепт: мнение, основанное на мнении, это когда ты делаешь выводы, основанные на своих убеждениях. «Геи — это плохо, потому что природа…» — и так далее. Многие ходят в галерею и говорят: «Так не должно быть, потому что искусство должно быть…» Это уже смешно повторять: никому оно ничего не должно.

Есть такое направление культурологии последних лет, авангардное, — деколониальный поворот. Сейчас мало по нему текстов, переведенных на русских. У Мадины Тлостановой есть статья, там много нового вокабуляра. Или можно вбить на YouTube, там есть несколько лекций из «Винзавода». Если коротко, то все мы мыслим колониально. Когда мы говорим, что искусство таким быть не должно, мы в какие-то насильственные отношения переходим, что-то кому-то навязываем. Деколониальный поворот говорит, что не стоит никому ничего навязывать. Но это тоже опция — можно никому ничего не навязывать, но это будет исключительно ваш выбор. Важно уходить от бинарности и первично уйти от того, «понравится мне это или нет». Если ты судишь так, то это полнейшая субъективщина. Приходишь на выставку любого художника-концептуалиста и говоришь: «Мне не хватило здесь красок или живописи!» А концептуальное искусство отходит от живописи, чтобы она не мешала воспринимать идею.

Мы ходили на Кабакова с Дашей, моей женой, он говорит о советском периоде. Ее не триггерит, а я видел какие-то отголоски. Я жил в Якутске, и всё это на кончиках пальцев помню: обшарпанный холодильник, коммуналки (не у себя дома, за что спасибо родителям)…

Можем обозначить это как «избавиться от ожиданий»?

Абсолютно верно. Не надо воспринимать с ожиданиями, намерениями, интенциями. Нужно совершенно никак не относиться. Мне вот перестало что-то не нравиться. «Вспомню ли об этом, захочу поговорить?» — да, но я не могу говорить, что это не должно существовать. Почему я насильно говорю, что людям нельзя что-то делать? Понравится тебе картина или нет, это не важно. А вот как она отразится на обществе, войдет ли она в историю — это можно обсуждать.

Можно ли назвать твои работы зеркалом, которое ты даешь зрителю, чтобы он увидел там себя такого вот клишированного?

Честно сказать, изначально у меня не было никакой задумки. Последнюю работу я делал осмысленно: «Я говорю трафаретами ведь вы говорите шаблонами». Это после того, как мне прилетел коммент от одной женщины после выставки. Она написала мне: «Айвазовский отдыхает, чувак, это жесть, какое дерьмо», и всё такое. Я пытался с ней общаться: меня такой негатив веселит. После этого я еду в метро, и мне бьет в голову эта фраза. Я в этот же день поехал в «Передвижник», чтобы купить холст, и шесть часов после работы делал его.

Кстати, я ненавижу делать картины. Мне очень нравится их придумывать, осмыслять, какую-то идею выстраивать, но трафареты ненавижу вырезать.

Опиши идеального зрителя, который пришел бы в твою галерею будущего?

Идеальный зритель — это тот, который пришел и сфотографировался с работой. Очень много людей выкладывало в тот раз, всем шлю лучи добра! Уникальное чувство, когда люди из всего зала выбирают твою работу и фоткаются с ней.

А если серьезно — отходим от субъективщины, не воспринимаем увиденное с любительской точки зрения: «мне нравится, мне не нравится». Мне бы хотелось, чтобы мои работы были разобраны в профессиональном ключе, интересно послушать мнение от экспертов. Если бы какой-нибудь Клюшников сказал мне: «Чувак, это давно уже было сделано до тебя», — я бы реально перестал этим заниматься. А сейчас я буквоформами занимаюсь. Может, это тоже было, но я пока не находил.