Мне захотелось поделиться с вами новыми мыслями о Пушкине… Мои размышления над его человеческим и творческим наследием приводят иногда к выводам вполне оригинальным, что уже само по себе является большой удачей в свете всего написанного и сказанного о Пушкине за последние два века. Данная статья написана с одной единственной целью: показать, как поэтический текст может обернуться «признанием прекрасной души», знающей о своих истоках и предстоящих ей в дольнем мире странствиях.

Почему именно в «Руслане и Людмиле» увидел я черты исповедальности? Во-первых, эта первое по-настоящему эпическое произведение Пушкина. Во-вторых, создавалось оно в переломный для поэта период, в момент перехода от юности ко вполне взрослой жизни и в самом начале Южной ссылки. В-третьих, художественная специфика поэмы такова, что в ней зоркий глаз обязательно заметит нечто потаённое и, в то же время, исключительно важное для понимания истинного смысла данного произведения. Вот это третье обстоятельство и явилось, пожалуй, отправной точкой для всех тех размышлений, с которыми я предлагаю вам ознакомиться.

Первая песня «Руслана и Людмилы» в шутливо-сказочном тоне задаёт направление к верному понимаю всей поэмы. Уже говорилось, кажется, что дуб, стоящий у лукоморья, является прообразом Мирового Древа и что Душа поэта, имевшая счастье быть принятой под его сень, становится пророчицей земных дел и судеб. В этой первой песне Пушкин прямо даёт понять, что судьба его Души сплетена с судьбою России («Там русский дух…там Русью пахнет!/ И я там был…»), и что дальнейшее повествование нужно воспринимать, как минимум, в двух измерениях: пушкинском и общерусском. На данный момент существует целый ряд любопытных исследований, которые интерпретируют «Руслана и Людмилу» именно с общерусских позиций. Я же, не имея желания кого-либо перепевать, решил взяться за исследование поэмы с пушкинской стороны. Посмотрим, что из этого выйдет…

Всё начинается с Киева, с этого древнерусского Камелота, который предстаёт как духовный центр Руси и, одновременно, как отправная точка исканий духовного «Я» автора. Киев — это град на горе, идеально-утопическое пространство, где всё пребывает в гармонии и нерасторжимом взаимодополнении. Сказочный мир Киева не нуждается в развитии, ибо он целостен, завершён и духовно самодостаточен. Здесь живут души в виде идей, которые ещё не проявились в объектном мире, не стали данностью истории, а только готовятся к участию в ней. Владимир-Солнце — это прообраз Бога-отца. Он выступает гарантом стабильности «киевской утопии», так как является её создателем и покровителем. Под его крылом вызревают два духовных начала: мужское (Руслан) и женское (Людмила). Этим началам в дальнейшем предстоит вывести идеальный мир Киева из равновесия и начать Историю, так как пушкинский сказочный Киев — подобно библейскому Эдему — место не историческое, а мифологическое.

Вспомним теперь, как обрушилась эдемская идиллия (эдемский миф) и началась история человечества… В райскому саду появился Змий, который поселил в сознании Евы сомнение и, тем самым, обрёк людей на потерю предсказуемости Рая и переход в неизвестность Истории. Те же функции провокатора в поэме Пушкина выполняет колдун Черномор. Этот сказочный злодей играет роль катализатора исторического процесса. С похищения им Людмилы начинается не только личная история Руслана, но и общая история всей Руси. Литература знает немало сюжетов, когда воплощённое зло выводит героя из состояния статики, заставляет совершать подвиги, искать новых знаний, влиять на мир. Отношения Фауста и Мефистофеля наглядно нам это демонстрируют. Черномор символизирует собой роковые обстоятельства, которые обрушиваются на Руслана с целью заставить его выйти на путь, предначертанный ему свыше.

В связи со сказанным может сложиться впечатление, что современные исследования нарочито усложняют Пушкина, приписываю ему разного рода метафизическую ересь, которая ничего общего не имеет с его солнечным реализмом. Так думать нельзя. Пушкин чрезвычайно сложен. В XX в. его, как правило, изучали с идеологических и социально-критических позиций. Подход этот, в контексте прошедшей эпохи, выглядит вполне уместным, но в наши дни он себя исчерпал. Теперь пришла пора заглянуть по ту сторону фактов, попытаться понять не только социальную грань пушкинского наследия, но и его идейную суть. Постараться услышать то, что хотел сказать нам поэт о самом себе, расшифровать его тайные завещания, увидеть в нём не только обличителя нравов или борца за народную свободу, но и чуткого психолога, природного философа, глубокого провидца и даже искусного мага.

И так, Черномор похищает Людмилу (т.е. лишает духовный центр его изначальной целостности), Владимир-Солнце, подобно ветхозаветному Богу, гневается на Руслана и фактически изгоняет его из райской обители Киева. Начинается история странствий мужского начала в поисках начала женского, пушкинского Анимуса в поисках пушкинской Анимы. Душа посылается Богом в мир вместе с другими душами, которые будут влиять на её развитие и сами подвергаться влиянию с её стороны до тех пор, пока не будет пройден путь, выполнена задача, окончена миссия. Вместе с духовной сущностью Руслан и духовной сущностью Людмила киевскую идиллию покидают такие духовные сущности как Рогдай, Ратмир и Фарлаф. Какой цели хотел добиться Пушкин, вводя в повествование трёх богатырей со странными именами, трактовки коих не прекращаются, кажется, и по сей день?

Я уже сказал выше, что не интерпретирую поэму с исторических и, тем больше, с политических позиций, как это делают некоторые современные исследователи творчества Пушкина. Мне важно понять самого Пушкина, установить, насколько это возможно, психические основания его творчества. Поэтому под масками трёх соперников Руслана я увидел три главных порока, с которыми должен справиться Анимус, чтобы быть готовым к окончательному соединению с Анимой. По моему мнению, в лице Рогдая автор изобразил Злость, в лице Ратмира запечатлел Вожделение, а в лице Фарлафа дал портрет Лжи. И это не застывшие аллегории, а весьма активные духовные силы, преследующие Анимуса на всём пути его становления.

Впрочем, поединки со своими пороками у Руслана и его автора ещё впереди. Первый этап становления духовной сущности возникает чуть раньше, когда Руслан встречается со старым Финном. Это весьма знаменательное событие и для Руслана, и для самого Пушкина. Кто же скрывается под личиной премудрого старца, который обращается к Руслану не иначе как «мой сын» и «мой любезный сын»? Мне представляется, что прототипом сей сказочной фигуры является отец поэта Сергей Львович Пушкин. В дальнейшем поэт ещё не раз упомянет отца в текстах своих произведений. Черты характера Сергея Львовича возникнут у старого цыгана из поэмы «Цыганы», у Дмитрия Ларина из романа «Евгений Онегин», у летописца Пимена из трагедии «Борис Годунов», у Барона из маленькой трагедии «Скупой рыцарь» и ряд, я думаю, вполне может быть продолжен. Нрав отца поэта известен и подробно описан. Каждый, из перечисленных мною персонажей, в чём-то да походит на пушкинского родителя. Старый Финн походит на отца Пушкина своими отношениями с колдуньей Наиной, которые являются прямым намёком на отношения Сергея Львовича со своей женой и матерью поэта Надеждой Осиповной Ганнибал. Характер Надежды Осиповны описан современниками не менее детально, чем нрав её мужа. В семье Пушкина никогда не было спокойно. Оба родителя страдали перепадами настроения и не стремились достичь взаимопонимания ни между собой, ни со своими детьми. Особенно, как мы знаем из многочисленных свидетельств, это сказывалось на Александре.

Пушкин недополучил в детстве родительской любви. Поэт прямо говорит об этом в письме времён Южной ссылки, которое было адресовано брату Льву. Счастью пребывания в семействе Раевских Пушкин противопоставляет в этом письме свои несчастливые детские годы. И отчуждение матери от сына сыграло здесь решающую роль. Мне бы очень не хотелось прибегать в данном сочинении к фрейдистским штампам, подгонять взаимоотношения Пушкина с его матерью под какие-либо сексуальные теории. Но, справедливости ради, должно отметить, что поэт испытывал большую потребность в женской любви и ласке, искал в отношениях с противоположным полом любви идеальной и абсолютной, пытаясь тем самым компенсировать то, чем не мог наслаждаться в детские годы. Строптивый, переменчивый, эгоистичный характер своей матери Пушкин запечатлел в таких женских персонажах, как Земфира из поэмы «Цыгане», Марина Мнишек из трагедии «Борис Годунов», Клеопатра из одноимённого стихотворения, Шамаханская царица из сказки «Золотой петушок», Наталья Павловна из комической поэмы «Граф Нулин» и, конечно же, колдунья Наина из поэмы «Руслан и Людмила». Я не утверждаю, что исчерпал пушкинский список литературных дам, праобразом коих стала Надежда Осиповны, но и черты характера тех героинь, которых я перечислил, вполне наглядно доказывает мою теорию.

Конфликт из произведения в произведение остаётся одним и тем же. Герой влюбляется в женщину (иногда это иноземка), которая либо сразу ему отказывает, либо подвергает испытаниям, либо изменяет герою с другим. Т.е. ни о какой взаимной любви речи, в перечисленных мною пушкинских произведениях, не идёт. Тень взаимоотношений Пушкина со своей матерью постоянно падает на отношения его литературных героев с их возлюбленными. Ещё одной особенностью означенного конфликта является то обстоятельство, что Пушкин иногда прибегает к дубляжу. Несчастные любовные отношения своего отца он дублирует своим любовным несчастьем. Так в «Графе Нулине» Наталья Павловна отказывает в любви заезжему гостю Нулину, но и мужу изменяет с молодым помещиком Лидиным, в «Золотом петушке» Шамаханская царица не достаётся ни царю Дадону, ни мудрецу (и губит обоих), в «Цыганах» несчастная любовь старого цыгана к Мариуле дублируется несчастной любовью Алеко к Земфире.

Пещера Финна, таким образом, становится для Руслана местом откровения, где Анимусу открывается вся духовная сложность ситуации, в которой он оказался на пути к Аниме.

Мы уже оговорили тот момент, что Рогдай, Ратмир и Фарлаф — это не просто соперники Руслана, но своеобразные символы грехов (духовных несовершенств) героя, которые в ходе инициации он должен преодолеть: сказочная поэма, таким образом, превращается в своеобразную поэму-воспитание. Первой на пути странствующего Анимуса всатёт Злость в лице Рогдая, которая устраняется в ходе поединка, окончившегося победой Руслана («Умри, завистник злобный мой!»). Затем подходит черёд Ратмира, символизирующего Вожделение. Мы помним, что Ратмир чудесным образом попадает в настоящий гарем, населённый двенадцатью девами, но пресыщается плотскими радостями и решает успокоиться в идиллическом союзе с пастушкой. Руслан находит их дом на берегу реки и мирно беседует с Ратмиром, что в символическом плане означает победу над Вожделением. Самой живучей оказывается Ложь, которая воплотилась в Фарлафе и его поступках. В этой связи отмечу интересную и тоже символичную деталь: пока не повержен последний грех в лице Фарлафа, Руслан не может обрести Людмилы, которая просто-напросто засыпает, указывая тем самым на то, что Анимус ещё не до конца готов к слиянию с Анимой. Но и с самим Фарлафом тоже всё не так просто… Вспомним, что именно Фарлафу помогает колдунья Наина. Почему так происходит? Может быть, под маской Фарлафа скрывается кто-то ещё? Моё мнение на сей счёт состоит в том, что сквозь психологический портрет Фарлафа, данный Пушкиным, проступают черты его младшего брата Льва — любимца семьи, гуляки и хвастуна. В письмах к друзьям Пушкин часто сетует на своего брата, упрекая его в лености, праздности, отсутствии принципов. Но, несмотря на эти весьма нелестные характеристики, Льва в семье Пушкиных любят и потакают всем его прихотям. И с этой точки зрения помощь Наины (т.е. Надежды Осиповны) лживому и трусливому витязю Фарлафу (т.е. своему младшему и любимому отпрыску) выглядит вполне логично. Кстати, сделав отца добрым волшебником, а мать злой колдуньей, Пушкин тем самым ясно дал нам понять, на чьей стороне его детские симпатии. И всё же, мудрый пушкинский гений стремится в «Руслане и Людмиле» к разрешению противоречий, к сказочному торжеству добра над злом. Поэтому Фарлаф разоблачён, Ложь в его лице повержена, а многострадальному Анимусу наконец-то позволено обрести Аниму в полном смысле этого слова.

Впрочем, я немного тороплю события. В поэме есть ещё один весьма интересный эпизод — битва Руслана с говорящей Головой. Это первая встреча пушкинского героя с чудовищем, с явлением потустороннего мира, преграждающим его путь к счастью. Голова символизирует присутствие в жизни — а Пушкин, без всякого сомнения, был мистиком — ужасного Рока, влияние коего на человека всегда непредсказуемо, мгновенно и разрушительно. Голова состоит в родственной связи с Черномором (главным воплощением роковых сил в поэме) и призвана охранять меч Эскалибур или меч-кладенец, с помощью которого Рок можно победить. Поднимая тему «Пушкин и Рок», вполне уместно будет вспомнить 1818 год в биографии поэта. В этом году, как свидетельствуют пушкинские современники, гадалка Кирхгоф предсказала Александру Сергеевичу роковую смерть от «белой головы», «белого человека» или «белой лошади». Данное обстоятельство вполне могло найти своё отражение в «Руслане и Людмиле», так как период создания этого произведения приходится на 1817 — 1820 гг. Моё предположение могут подтвердить и строки поэмы: «Руслану предстоит она (Голова — И.Л.) громадой грозной и туманной». Таким образом, из–за тумана, её окружающего, ужасная Голова должна казаться Руслану ещё и белой! Теперь можно понять, что для Пушкина значила эта сцена, и какой смысл он в неё вкладывал. Победа Руслана над Головой — это не только победа героя над чудовищем, Анимуса над Тенью, но и символическая победа поэта над Роком. Победа, как показало будущее, не окончательная. Пройдёт десятилетие, наступят 30-е годы века и на страницах произведений Пушкина вновь начнут появляться зловещие потусторонние образы в виде Каменного гостя (1830 г.), Медного всадника (1833 г.) и Золотого петушка (1834 г.), справиться с которыми пушкинскому герою будет уже не под силу.

Финал поэмы, согласно логике настоящего рыцарского романа, вновь приводит Руслана, а с ним и всё повествование, к стенам Киева, точно также, как путь Рыцарей Круглого стола оканчивается у стен замка короля Артура. Круг замыкается, враги повержены, Анимус воссоединяется с Анимой и смятенный трагическими событиями Киев возвращает себе гармоничную целостность райской утопии. История на время застывает, превращаясь в Миф. А в каком же состоянии находится в это время сам автор? В состоянии освобождения и уныния, что явствует из эпилога к поэме. Он исповедался перед своим читателем и больше ему нечего сказать — это свобода. С другой стороны, он попал в немилость, и вдохновение обходит его стороной — это причина для уныния. И всё же, в тайниках поэтического сердца уже мерцают какие-то образы, а к тоске примешивается робкая надежда, свидетельствующая о начале нового творческого и жизненного этапа.