Начнем сразу с главного. Естественная наука отвечает на вопрос “почему?”, а гуманитарная наука и теология отвечает на вопрос — “зачем?” Наука нам говорит о материальных причинах появления процесса, а гуманитарная наука говорит о конечной причине, целевой причине, о телеологии.

Для справки скажу, что еще Аристотель выделил два вида причин, из которых проистекает любое изменение в мире. Материальные причины — то, что задает начало движения и целевые причины, то есть телеологию — та конечная цель, к которой движение стремится. В современной науке, которая берет начало от Галилея, научной считается только материальная причина. Хотя в 20 веке (особенно после открытий квантового мира и открытий в биологии) появилось движение за признание телеологии.

Основной недостаток материальной причинности в том, что она не очень корректно описывает живые структуры и социальные. Эволюционные биологи и психологи не хотят этого замечать.

Например, некий поезд едет в Берлин. Если мы спросим пассажира, зачем он едет в Берлин, он нам может ответить так: я еду в Берлин, потому что у меня есть билет, или: я еду в Берлин, потому что я закончил курсы немецкого языка. Что мы скажем про человека, который так отвечает? Что он немного странный. Есть в его ответах некая недостаточность. Хотя вроде бы он называет верные причины. Но это знание причин нам не дает представление о смысле поездки. Он нам говорит материальные причины, которые находятся в прошлом. Вопрос “почему?” говорит нам о причине их прошлого.

Между тем, вопрос “Зачем?” говорит нам о причине из будущего. Если названный пассажир ответит: "Я еду в Берлин, потому что хочу практиковать немецкий язык” — это будет говорить нам о причине из будущего. Или он скажет: “я еду в Берлин, потому что я хочу жениться или поступить в университет”. В этих ответах мы находим достаточный для нас смысл его поездки. И считаем эти ответы разумными и достаточными. Первый же его ответ “еду, потому что есть билет” был рациональным, но не разумным, поскольку разумность предполагает учитывание всех факторов реальности как материальных так и нематериальных.

К нематериальным факторам относятся его желания, планирование будущего. Когда эволюционная психология нам говорит о том, что любое наше движение сознания (в том числе и религиозное) является следствием того, что наши гены хотят распространить себя, это равносильно тому, чтобы сказать, что я еду потому что у меня есть билет. Это похоже на то, что цветы думают (если бы могли думать) о проходящем мимо человеке, — что этот человек создан для того, чтобы разносить его семена по миру.

В этом есть рациональность, но нет достаточной разумности.

Проходящий мимо цветка человек, переносящий его семена, для цветка выступает функцией продолжения рода, но функциональное понимание человека не дает полного понимания самого человека, кто он такой. Поэтому такие действующие силы эволюции как естественный отбор, гены, адаптивность и прочие — они имеют функциональный смысл и отвечают на многие частные вопросы, но не говорят об общем и достаточном смысле. Вернее так: не говорят неверующему ученому эволюционисту.

То есть мы опять упираемся в вопрос веры. Еще один пример с поездом. Вопрос “Почему поезд едет?” Ответ ученого, опирающегося на материальные причины таков: потому что есть сила трения, ускорение, потому что есть освобождённая энергия, сила энергии сжигаемого топлива и так далее, но опять же это не отвечает на вопрос о смысле, зачем поезд едет и тем более не отвечает на вопрос: кто зажёг этот огонь в топке и кто положил топливо в печку. Любопытно, что попытки смыслового ответа для живых систем в науке были, одна из них известна многим — это фрейдизм. (Не будем спорить сейчас о его научности).

Вопрос “почему едет поезд?” можно перефразировать для живых систем в вопрос “зачем и почему все живое движется?”. Так вот Фрейд говорит примерно следующее: топливо там есть, потому что огонь горит или все движется, потому что есть в нем энергия, требующая высвобождения в движении. Фрейд говорит, что все наши желания от того, что у нас есть либидо. То есть у нас есть поток энергии, который требует высвобождения. В случае с поездом ответ будет таким: поезд едет, потому что в нем горит огонь и высвобождается энергия.

Да, объяснительный эффект этого ответа будет выше, чем в объяснении “поезд едет, потому что имеет колеса”, но все еще недостаточный. Как мы знаем от Аристотеля, вопрос “зачем” или “для чего” можно задавать бесконечно, пока мы не упремся в бесконечность, которая есть Бог (что бы это слово ни значило). “Кто зажёг этот огонь?”, “Зачем эта энергия?” Если мы дальше пойдем по пути абстракции, то мы зададим, наконец, вопрос: зачем происходит вообще любое движение, если бездвижность выгоднее и удобнее для материи? Зачем появилось живое, ведь оно не необходимо для материального мира? Зачем происходит эта эволюция? Какой в ней смысл? Пока эволюционисты отвечают так: это гены хотят передать себя дальше. Но появляется вопрос — зачем? И самый большой, самый предельный этап абстрагирования, когда мы задаемся вопросом: почему всё существующее существует, а не наоборот? Это главный вопрос Хайдеггера и вообще всякой философии. Почему Сущее существует, а не Ничто? Ведь существовать сложнее и затратнее и невыгоднее, чем не существовать.

Боюсь, ответ на эти вопросы требует другой методологии, которой нет у наших друзей-эволюционистов-фундаменталистов. Современным эволюционным психологам мешает понять религию именно этот методологический перекос в сторону абсолютизации материальной причинности и отрицание телеологии. Материальная причинность не дает ответа на вопрос о смыслах. Поэтому эволюционисты стараются об этих вопросах не думать или дискредитировать их. Однако, не понимать вопрос о смысле — это значит иметь другое сознание, другую форму сознания. Не скажу, что это болезнь, но очень похоже. Это своеобразная духовная или ментальная дислексия. Вот как дислексик не может из букв собрать слово и прочитать его, так и учёный с ментальной дислексией не может собрать факты воедино и увидеть смысл этих фактов, то есть общий смысл процесса, пусть даже непонятного. Он видит только нагромождение фактов и максимум может это нагромождение систематизировать. Но к пониманию это его не приближает.