В Свободном марксистском издательстве вышла книга «Диссиденты среди диссидентов» Ильи Будрайтскиса, историка, исследователя, политического и культурного активиста. В этот сборник вошли его тексты, связанные с проблематикой советского наследия, которое остается неотъемлемой частью современных политических и социальных конфликтов.

В центре книги — краткий исторический очерк о советских диссидентах-социалистах, тех, кто самим своим существованием напоминал о тотальной двусмысленности хрущевско-брежневского режима, его постоянном предательстве и дискредитации своего собственного изначального содержания. Другие статьи автора последних лет рассматривают современные идеологические функции советского и предлагают инструменты для их критики.

Публикуем вводную часть очерка о левых советских диссидентах и отрывок, посвященный периоду, наступившему после Оттепели.

Близость исторической дистанции делает для нас советскую историю одновременно и недавним прошлым, и все еще современностью. Каждый из актуальных вопросов, связанных с сегодняшней российской политической традицией, специфическим характером экономических и социальных отношений, генезисом правящей элиты или особенностями политической культуры неизбежно возвращает нас к поиску ответов в недрах истории советского общества.

«Представления об СССР искажались и все еще искажаются вследствие двух наиболее часто повторяющихся ошибок…», — писал в своем классическoм труде «Советский век» Моше Левин — «первая состоит в том, что исследование Советского Союза чаще всего подменяется антикоммунизмом. Вторая является следствием первой и состоит в сталинизации всего советского феномена, словно это был один гигантский ГУЛАГ от начала до конца». Нужно ли говорить, что подобная «сталинизация», автоматически переносимая на весь период существования СССР, наглухо закрывает возможность подлинно глубокого исследования советского общества, его внутренних противоречий, его социальной природы.

Удивительно, но часто представление о советском обществе как о покорном большинстве, пассивно поддерживающем политику правящей элиты, разделяется и теми, кто пытается описать и проанализировать феномен советского инакомыслия, — или, более конкретно, того явления, которое принято определять как диссидентское движение. Инакомыслие представляется как заранее обреченный этический выбор немногих, сделавших выбор жизни «не по лжи» и тем самым противопоставивших себя не только государству, но и молчаливому обществу.

Диссидентское движение слишком часто принято отождествлять с движением правозащитным, а значит — движением как бы анти-политическим, осуществившим принципиальный отказ от политики в пользу этики. Даже сами по себе устоявшиеся термины «диссиденты» и «инакомыслие» представляются довольно проблематичными. Более того, их широкое использование часто связано с явной подменой понятий — подразумевается, что все оппоненты официальному курсу КПСС на протяжении нескольких десятилетий, с середины 1950-х до середины 1980-х, имеют общую историю и судьбу, обозначенные «несогласием», нежеланием «мыслить как все». Конечно, и социалисты, и националисты, и либеральные правозащитники в равной степени сталкивались с прямыми государственными репрессиями, осуждались по одним и тем же статьям УК, вписывались в общее пространство циркуляции самиздата. Это наличие общего врага и схожих механизмов взаимодействия не только не отменяло различий, но и по-особому их проблематизировало, делая столкновения позиций значимыми и для настоящего, и — возможно, в первую очередь — для будущего.

Знакомство с историей диссидентского движения в СССР обнаруживает наличие острых политических дискуссий и влияние его разнообразных идеологических тенденцийкак на широкие круги интеллигенции, студенческой и рабочей молодежи, так и на разные уровни государственного и партийного аппарата. Можно сказать, что это история своего рода инкубатора идей, которые нашли много позже свое выражение в разных политических и мировоззренческих традициях постсоветского периода.

Несмотря на то, что в последние годы появляется все больше научных публикаций, посвященных отдельным социалистическим группам в постсталинском СССР, история левых диссидентов как явления остается ненаписанной.

Остается надеяться, что этот краткий (и далеко не совершенный) очерк поможет сделать еще один шаг в этом направлении.

Впрочем, история диссидентов-социалистов, отвергавших как практику «реального социализма», так и либеральный капитализм, представляет не только академический интерес. Это принципиальная часть наследия, без которой невозможно осознать преемственность современного левого движения в России.

После Оттепели

Почти совпадающие по времени конец хрущевской Оттепели и возникновение правозащитного движения открывают новую страницу в истории советских социалистов. С середины 1960-х появляется то, что можно уже уверенно назвать диссидентским движением, или точнее — диссидентским сообществом, принципиальным отличием которого от предшествующего периода было общее пространство коммуникации и распространения информации. Это пространство, «возникшее во второй половине 1960-х гг. и связавшее вместе разнообразные проявления независимой общественной (культурной, социальной, национальной, религиозной и политической) активности <…> реализовывалось самиздатом» [1].

Во второй половине 1960-х из лагерей возвращаются и участники социалистических групп Оттепели. Начиная с 1960 г. большинство из них прошли через один лагерь — мордовский Дубравлаг, специальную зону для политических заключенных. Здесь участники разгромленных групп знакомились друг с другом, вели напряженные дискуссии, и даже создавали новые законспирированные организации. Например, Борис Вайль уже в лагере познакомился с Осиповым и Молоствовым, Валерий Ронкин — с Ренделем и с тем же Осиповым. В лагерях и в пересылочных тюрьмах учреждались новые социалистические группы — такие, как «Союз революционных марксистов» А. Суходольского, существовавший в 1955-1956 гг. в Куйбышевских лагерях [2] или «Гражданский союз», основанный при участии Вайля в 1958 г. в Озерлаге [3]. После выхода из лагерей практически все бывшие участники подпольных групп отказываются от дальнейшего следования этой стратегии.

К середине 1960-х стало очевидным и поражение стратегии другого направления, которое можно с оговорками включить в понятие широкой «социалистической оппозиции» — политических «шестидесятников». Характер представлений этой части интеллигенции о необходимости политических изменений в советском обществе, заданный хрущевской версией критики сталинизма, был связан с возможностью «самореформы» правящей бюрократии, ее способностью к демократизации системы сверху. Такой подход, с одной стороны, не предполагал необходимой связи этих изменений с реальной политической инициативой снизу, с другой — в определенной степени освобождал от серьезной системной критики «развитого социализма» и выдвижении программной альтернативы. Пафосом «самореформы» была захвачена большая часть поколения «шестидесятников», выбравшая путь интеграции в партийные и научные институции, через которые она надеялась влиять на постепенное изменение системы в духе «социализма с человеческим лицом». Это течение, определяемое более радикально настроенными инакомыслящими как «либералы», продолжало существовать до конца 1960-х (к нему относились, например, участники подписных кампаний из числа статусных академических фигур или круг авторов «Нового мира»). Пожалуй, главными событиями, обозначившими поражение этого течения, стали ввод войск Варшавского договора в Чехословакию в августе 1968 и разгон редакции «Нового мира» в 1970 г. В то же время, именно с середины 1960-х «в среде фрондирующей общественности стал образовываться более плотный слой, который затем оторвется от неформальной прогрессистской пуповины и вступит в отрытую борьбу» [4].

Однако, параллельно с развитием диссидентско-правозащитного сообщества и расширения пространства циркуляции самиздата, продолжают возникать и новые подпольные социалистические группы. Более того, их количество на протяжении 1960-70-х гг. продолжает увеличиваться, а география — расширяться.

Так, авторы-составители сборника «Крамола» приводят следующие цифры (на основе изучения надзорных дел Прокуратуры СССР) — в 1961 г. было выявлено 47 «антисоветских» групп, за первое полугодие 1965 г. — 28, в 1970 г. — 709 (3102 участника), в 1974-1976 гг. среди учащейся молодежи выявлено 384 группы, в которые входили 1232 участника [5]. Конечно, далеко не все из этих групп могут быть отнесены к социалистическому спектру. Но в «Аналитической справке о характере и причинах негативных проявлений среди учащейся и студенческой молодежи» от 3 декабря 1976 г., составленной начальником 5-го управления КГБ СССР Филиппом Бобковым, среди «антисоветских проявлений» специально выделяются проявления «идеологии ревизионизма и реформизма» (т.е. в той или иной форме критика советского политического режима с социалистических позиций), которые составляют 35% от общей численности «проявлений» [6].

Таким образом, традиция социалистического инакомыслия, критики «реального социализма» слева, в 1960-1970-х гг. условно может быть разделена на две большие части — социалисты и марксисты, действовавшие в рамках диссидентского сообщества и общего пространства распространения самиздата, и подпольные социалистические группы, в определенной мере наследовавшие традиции времен Оттепели. Границы между этими двумя направлениями в ряде случаев оказывались достаточно размыты, хотя в целом можно говорить о двух параллельных тенденциях.

Для первой из них, глубоко интегрированной в диссидентское сообщество и существовавшей в основном в Москве и других крупных городах, был характерен высокий уровень образования, намного большие, чем у подпольных групп, возможности получать актуальную информацию о тенденциях развития левого движения на Западе и знакомиться с труднодоступными текстами на иностранных языках. В этой среде находятся не только постоянные внимательные читатели самиздата, но и его активные авторы. Самиздатские периодические публикации социалистов, такие как «Политический дневник» Роя Медведева или более поздние «Поиски», читаются и обсуждаются не только в узком круге друзей и единомышленников, не только внутри диссидентской среды, но и далеко за ее пределами, оказывая воздействие на достаточно широкий круг оппозиционной интеллигенции. С другой стороны, диссиденты-социалисты, представлявшие организационно неоформленную тенденцию внутри сообщества, с течением времени все больше оказывались в положении меньшинства, становясь, по выражению Молоствова, «диссидентами среди диссидентов».

Как отмечает А. Шубин, «в диссидентском мире, действительно, в 70-е произошел сдвиг вправо — хотя и не всеобщий, но позволивший сторонникам либеральных и консервативных взглядов получить преобладание» [7]. Примерно с этого времени социалисты вовлекаются в жесткую полемику с принципиальными противниками социализма внутри диссидентского сообщества — вначале преимущественно национал-консервативного, а затем и либерально-рыночного направления. Причем в этой полемике социалисты все больше выступают в качестве обороняющейся стороны.

Подпольные группы 1960-1970-х гг. также переживают определенную эволюцию — от «очищенного» ленинизма и восточноевропейского «ревизионизма», в духе радикалов времен Оттепели, многие из них, начиная с 1970-х, начинают включать в свой теоретический багаж идеи «западного марксизма», еврокоммунизма, европейских «новых левых» и Франкфуртской школы.

Примечания

[1] Даниэль А. Диссидентство: культура, ускользающая от определений в кн.: РОССИЯ/RUSSIA. Вып. 1 [9]: Семидесятые как предмет истории русской культуры. М.: О.Г.И., 1998.С. 115.

[2] Иофе В. Тридцать лет назад, на том же месте. С. 6.

[3] Иофе. Там же; Вайль Б. Особо опасный. С. 171.

[4] Шубин А. Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. М., 2008. С. 204.

[5] Крамола. Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе. 1953-1982. М., 2005. С. 318.

[6] Власть и диссиденты. Из документов КГБ и ЦК КПСС.М., 2006.С. 195.

[7] Шубин А. Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. М., 2008. С. 184.