Эссе австрийского философа и культуролога из книги: Борис Буден. Зона переходу: Про кінець посткомунізму. — Київ: Медуза, 2013.

Перевод с украинского языка.

Историю посткоммунизма следует рассказывать с конца. Так мы убережёмся от многих иллюзий — например, того, что посткоммунизм является переходной исторической фазой, которая в один день начинается и в другой — заканчивается, выполнив, таким образом, своё предназначение. Конец, с которого начинается наша история, наоборот, размещён там, где эта фаза потеряла всякий смысл и испарилась в ничто.

Железнодорожная ветка, соединяющая Белград с черногорским портовым городом Бар, немного, только на несколько километров проходит через Боснию и Герцеговину. На этом кусочке, на станции Штрпце, в феврале 1993 года военизированная группировка остановило поезд Белград-Бар, как позже выяснилось, с разрешения белградского правительства. Они быстро обыскали вагоны и заставили выйти пассажиров — двадцать мужчин. Самому младшему было 17 лет. Восемнадцать из них были мусульманами, преимущественно гражданами Сербии и Черногории, один — хорватом, офицером югославской армии на пенсии, он жил в Белграде и ехал как раз в Подгорицу, столицу Черногории, чтобы проведать своего сына, который служил там в армии. Национальность, возраст и имя двадцатого мужчины неизвестны — до сих пор. Единственное, что известно об этом человеке — он был «чёрным». В этом четыре заявления, сделанные позднее независимо друг от друга, сходились. По словам железнодорожного служащего с вокзала в Штрпце, он был похож на цветного, может, даже на египтянина. Этот чёрный человек был коренастым, около 1,85 м, на сгибе одной руки он нёс пиджак, в другой — сумку или чемодан. Помощник машиниста тоже вроде видел его на перроне. Один из воинов повел его к припаркованному грузовику. Он, смеясь, слегка похлопал «чёрного» по плечу. Контроллер также вспомнил, что человек имел при себе обратный билет Белград-Подгорица.

То, что случилось потом, станет известно из рассказа одного из похитителей во время расследования. Двадцать пассажиров на грузовике завезли в спортзал начальной школы ближайшей деревни, где их пытали и избивали. «Когда кто-то из них падал, его продолжали бить ногами». Чёрного человека также били, «хотя и меньше». У всех забрали деньги и ценные вещи, позже похитители разделили их между собой. Из показаний похитителя известно, что чёрного последним вывели из поезда. Он также рассказал, что руководитель военизированной группировки сказал: «Это мой братуха», — и поцеловал его. Этот же похититель отметил, что в спортзале тот даже попытался откупиться: «Чёрный вытащил из кармана старые югославские деньги и сказал, что хочет купить себе жизнь, а мы из него поржали». К тому времени в Югославии свирепствовала инфляция. Банкноты менялись так часто, что даже жители страны не всегда знали, какие деньги ещё действующие, а какие — нет. Поэтому чёрный человек знал об этом ещё меньше. Однако он также не знал, что его жизнь ценилась даже ниже, чем обесцененные деньги, которыми он пытался откупиться.

Где-то после часа пыток похищенных связали проволокой и на том же грузовике отвезли к сгоревшему дому в саду около Дрины. Там их группами по пять-шесть завели на первый этаж и расстреляли. Двоих из них, которые пытались убежать, застрелили в саду. На следующий день тела всех убитых выбросили в реку; их так никогда и не нашли

Через несколько лет одного из преступников, показания которого здесь цитируется, черногорский суд приговорил к 15 годам заключения. Другие ждут судебного процесса Международного трибунала для военных преступников в Гааге. Однако большинство до сих пор свободно, как ветер [1].

Что касается жертв, то сейчас известны уже почти все детали: имена, где они жили и работали и т.д. Сначала их семьи и некоторые общественные организации, а затем — хотя лишь через несколько лет — институты «правового государства» пролили свет на их неизвестную судьбу. Но до сих пор за завесой темноты остается то, что случилось с чёрным мужчиной. Кто это был? Как его звали? Его отпустили? И если да, то как и когда? Главарь банды убийц называл его «братухой» и вроде был с ним знаком; его били меньше, чем других. Это позволяет надеяться, что он не погиб, как другие, в Дрине. С другой стороны, единственный до сих пор осужденный преступник утверждал, что все, кого похитили с поезда, были убиты.

Почему мы ничего не знаем? Потому что никто не поинтересовался судьбой этого мужчины, даже следователь. Будто до него никому не было дела. Мы лишь абстрактно представляем себе, что где-то должна существовать семья, которая его ищет. Однако ни одно сообщество не сообщило о его исчезновении, никто не требовал его найти. Ему отказано даже в статусе жертвы, жертвы, которое определённое сообщество в политической форме нации могло бы политически использовать в нарративе своего коллективного страдания и интегрировать как ритуальный элемент памяти в свою идентичность. И даже если бы ему удалось как-то пережить похищение, если бы тот убийца, называвший «чёрного» своим «братухой», его отпустил, он остался бы незначимым для правосудия. Как единственный, кто выжил, он мог бы стать главным свидетелем бойни, однако до сих пор ни один суд не поинтересовался его показаниями. Живой или мертвый, «чёрный» незначим — потому что он не имеет сообщества.

В местности, где произошло эта жестокая история — слабый отпечаток эпохального пожара, в котором было уничтожено целые сообщества, — о людях, которые исчезли подобным образом, говорят, что их проглотила ночь.

Это та ночь, которая пожирает людей без сообществ, в которой находит свой конец история посткоммунизма. Кто попытается пересказать её с этой точки зрения, внезапно попадет на порог новой, тёмной перспективы, которую Джорджо Агамбен описал в «Homo Sacer». Агамбен предостерегал, что ни кровавый распад Югославии, ни исчезновение традиционных государственных организмов в Европе, что сопровождали падение коммунизма, нельзя путать с временным впаданием в естественное состояние — в гоббсовскую борьбу всех со всеми, — впадением, которое вскоре во время посткоммунистической «нормализации» вроде будет отменено новыми социальными договорами и укреплением новых национальных государств. Скорее речь идет о «проявлении чрезвычайного положения как перманентной структуры юридически-политического расщепления и сдвига». В общественных процессах распада посткоммунизма Агамбен увидел «предостерегающие события, которые, как кровавые посланники предвещают новый nomos Земли, (…) склонный к распространению по всей планете» [2].

Следовательно, ночь, которая в феврале 1993 упала на маленький сад у Дрины и проглотила «чёрного», не растворилась следующим утром в солнечном свете. Напротив, она стала еще темнее и гуще. Более того, она продолжила распространяться Боснией, экс-коммунистическими государствами дальше и дальше. Согласно сообщению ВВС об африканских мигрантах, пытающихся нелегально перебраться в Европу, только в 2006 году между Канарскими островами и африканским континентом погибли или пропали 6000 человек [3]. Подобно истории с «черным» с Боснии, об этих людях никто ничего не знает. Как и в его случае, всё выглядит, словно не существует сообщества, которое бы их искало. Их проглотила та самая ночь. Как их судьба связана с посткоммунизмом? Ну, потому что все они умерли под одной стеной.

Как известно, всё это началось с падения Берлинской стены — начала, которое, казалось, не имело ничего общего с тёмной ночью, пожирающей людей. Наоборот, оно было очень светлым, даже красочным. Так, Адам Михник сравнивал освобождение от коммунизма с освобождением заключённого. После лет в тюрьме он наконец выходит на свободу: «(…) мир хороший, красочный, птички щебечут, трава зелёная…» [4].

Странным образом образ этого перехода от коммунистической диктатуры к демократической свободе напоминает известную сцену из советского фильма — «Сталкера» Андрея Тарковского 1979 года: в несколько минутном эпизоде трое мужчин едут на дрезине в запретную зону. Путь проходит через ничейную землю, мрачный индустриальный ландшафт с запущенными заводами, закрашен безнадёжной сепией в серое; но достигает другой зоны, окрашенной ясным светом и яркой палитрой. Хорошо, красочно, птички щебечут, трава зеленая… В этой зоне сбываются все мечты.

Неужели Тарковский предвидел в своём фильме освобождение от коммунизма, счастливый переход от унылой действительности реального социализма к яркому миру демократии и рыночного процветания, где сбываются мечты миллионов угнетённых? В фильме создана аллегория исторически более важного события — упадка индустриального модернизма, который одной исторической судьбой объединяет оба тогда антагонистических мира — капиталистически-демократический Запад и реально социалистический Восток. «Сталкер» проницательнее, чем историческое сознание, которое царит сегодня. Посткоммунистический переход он изображает лишь как один эпизод большого постиндустриального поворота.

И зона в фильме Тарковского — не более, чем один эпизод в жизни его героев, опасная вылазка в запретное, которая обещает осуществлением всех мечтаний. Однако у цели, где руины падшего мира покрыты новой, яркой жизнью, эти желания так и не осуществляются. Герой отказывает себе в них и возвращается обратно к серой реальности, где продолжается упадок. История находит свой истинный смысл не в эйфорическом достижении зоны, а в отрезвляющем возвращении из неё. Важны не иллюзии, которые завели нас в зону, а только опыт, который мы там получили.

Это был посткоммунизм, зона перехода, из которой мы вернулись. Остаётся только вопрос, научились ли мы там чему-нибудь.

Примечания

[1] Главаря группы, некоего Милана Лукича в июле 2009 года суд приговорил к пожизненному заключению, но не этот случай, а других военные преступления, которые он совершил во время войны.

[2] Giorgio Agamben, Homo Sacer. Die souveräne Macht und das nackte Leben. Ausdem Italienischen von Hubert Thüring. Frankfurt am Main: Suhrkamp 2002,S. 49.

[3] «(…) Около 600 тел были найдены на побережьях Канаров и на африканском материке за прошедшие 12 месяцев, однако общее количество мёртвых мигрантов выше в 10 раз». См. Canaries migrant death toll soars, четверг, 28 декабря 2006 года (http://news.bbc.co.uk/2/hi/europe/6213495.stm)

[4] Adam Michnik, Verteidigung der Freiheit. Reflexionen über 1989 (http://www.eurozine.com/articles/2009-04-30-michnik-de.html).