Create post
Cinema and Video

Изобретая Эмили Бронте

Главный вопрос, волнующий исследователей творчества Эмили Бронте, энтузиастов английской литературы и простых читателей: как она сумела написать «Грозовой перевал»? откуда эти инфернальные фантазии у пасторской дочери, мирно проводившей дни в сельской местности Йоркшира?

Соблазнительно думать, что творческая энергия Эмили Бронте питалась, к примеру, несчастливой любовью. Схема, многократно испытанная в кинобиографиях, в том числе мелодраме Becoming Jane о становлении Джейн Остин, воплощена и в фильме «Эмили». Можно поставить в упрёк его создателям некоторую шаблонность и прямолинейность, но хорошо уже то, что расставание Эмили Бронте c прекрасным, подобно английской розе, викарием Уильямом Уэйтманом мотивировано не жёсткими условностями XIX века, а скорее разностью натур. Он, как писал Батай в книге «Литература и зло», на стороне Добра и разума, под сенью которых укрывается организованное общество, она же — на стороне Зла, как и выдуманный ею герой Хитклифф, в области детского мира, где правят бескорыстный вымысел и порывы «божественного опьянения» (эпизодов опьянения опиумом и бренди, впрочем, тоже хватает). Она — солярный творец своего воображаемого мира, обаяние которого затягивает окружающих, а он — её временный лунарный спутник и не более. Эта краткая вспышка страсти нужна Эмили только для утверждения в своём пути и кристаллизации блуждающего духа.

Так, пребывая в мире детства, Эмили всевозможными способами раздражает свои чувства: вместе с братом Бренуэллом — столь же буйным вольнодумцем — заглядывает в чужие окна, заводит тайный роман со священником, экспериментирует с наркотическими веществами и часами пропадает среди холмов, иссечённых ветром и дождями. А потом садится за стол и пишет книгу.

Рассудительная Шарлотта Бронте, близкая своей рациональностью Джейн Остин, которая светом разума упорядочивала тёмный хаотичный мир, в недоумении вопрошает сестру: «Как ты написала такой роман?!» и получает столь же прозрачный, сколь и энигматичный ответ: «Пером по бумаге».

Источники вдохновения Эмили Бронте, равно как истинное развитие событий в «Грозовом перевале», были и будут тайной. Эту призрачность и зыбкость персонажей романа — и человека вообще — сложно перевести в адекватную форму на экране. Действительно ли являлись призраки героям «Грозового перевала»? Испытала ли любовь Эмили Бронте, прежде чем написать «главную романтическую книгу всех времён»?

Вероятно, суть всё же не в дионисийском опыте, пережитом или не пережитом Эмили — она могла обойтись без него. Да и в родных болотах ей вовсе не было так тесно, как это изображено в фильме: напротив, она едва ли не самодовольно упивалась покоем в четырёх стенах, исправно занималась домом, месила тесто, попутно заглядывая в учебник немецкой грамматики. Ей не нужно было окунаться с головой в земные страсти, чтобы о них писать. Человек, захваченный страстями, сам себе не принадлежит, а реальная Эмили Бронте стремилась принадлежать только себе и своей умозрительной вселенной, в которой пускай и бушуют неуправляемые стихии, но описаны они прозрачным, ясным языком. Должно быть, пестуя свою индивидуальность и независимость, Эмили в то же время хотела очистить сознание от сильных аффектов, так хорошо знакомых её брату Бренуэллу или сестре Шарлотте — влюблённости, ревности, тщеславия, уязвлённого самолюбия, соревнования с другими. Её занимали прежде всего идеи, преодолевающие субъективность, она претендовала на поиск абсолюта. Не жизненные перипетии стали топливом для её творчества, а напротив, видение мира, укрепившееся в творчестве, распространилось на жизнь и поглотило собой всё.

Но что же остаётся биографам? Мало чего, кроме не такого уж обширного корпуса текстов. Поэтому они стремятся облечь плотью неуловимые и скрытые от наблюдателей движения души Эмили, наделить её полнокровным существованием хотя бы на экране. И тем не менее переход от личных страстей к созданию воображаемого мира по-прежнему загадочен. Корень вдохновения, из которого взрощен «дьявольский» роман Эмили Бронте, — это только частный случай проблемы непознаваемости другого и отчуждённости продуктов мышления человека от его личности.

Правда, в фильме всё же есть намёк на непроницаемость перехода между жизнью «реальной» и «вымышленной»: когда Эмили сидит за письменным столом и смотрит в окно, в дело почти зримо вступает беспокойный, всё одухотворяющий и населяющий собой человеческий ум. Каким образом он работает и отчего заводит её в такие тёмные дали, не объяснить ни прогулками по вересковым пустошам, ни любовной драмой, ни юношеским стремлением к бунту. Лучше всего эту тайну выражает лицо актрисы Эммы Маккей — оно здесь самоценно, как своеобразный ландшафт, вместилище всех мыслей и чувств. А единственный настоящий источник творческой магии — в том, как пустое серое небо, голые ветви деревьев, вороньи крики и ветер алхимически трансформируются в литературное вдохновение, и лежащий на столе белый лист покрывается вязью букв.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About