Стефан Кернер — британский философ, специалист по Канту и философии математики, ныне вспоминаемый крайне редко. Причиной тому, возможно, определенная историчность и «старый стиль» его подхода (отличающиеся от доминировавшей в то время аналитической философии, хотя ее влияние Кернера не обошло) или же сравнительно небольшая и — в первом приближении — невыразительная библиография (книги с многообещающими названиями, вроде Kant или Categorial Frameworks). При этом Кернер был достаточно заметным чиновником от философии, попредседательствовал во многих институциях и, так или иначе, повлиял на следующее поколение аналитических философов, в частности Родерика Чизолма. Сами же его тексты, чопорные и сложные, интересны именно продолжением кантианской программы, хотя и в специфическом преломлении: многое аутентично кантовское пришлось выбросить. Пример одного из таких избавлений — нижеприведенная статья.

Cтатья опубликована в 51 номере журнала The Monist в 1967 году (стр. 317-331)

Цель этой статьи состоит, во-первых, в объяснении общего понятия трансцендентальных дедукций, частными случаями которых являются кантовские; во-вторых, в том, чтобы показать и проиллюстрировать примерами из работ Канта, что ни одна трансцендентальная дедукция не может удаться; и, в-третьих, в воздании должного одному из достижений Канта путём замены его фиктивной дистинкции между метафизическим разъяснением [1] и трансцендентальной дедукцией пересмотренным понятием метафизического разъяснения и философскими задачами, следующими из него.

1. Общее понятие трансцендентальной дедукции

Вынесение суждений о внешнем мире предполагает не только первичное различение между собой и миром, но и ещё и метод для различения — в границах опыта этого мира — внешних объектов и атрибутов — свойств и отношений, носителями которых являются объекты внешнего мира. Я утверждаю, что такой метод дифференциации внешнего мира ассоциируется с категориальной схемой (кратко: «схемой») дифференциации внешнего мира или принадлежит ей, если и только если задействованные атрибуты включают то, что — в соответствии с философской традицией — может быть названо «конститутивными» и «индивидуирующими» атрибутами. Атрибут является конститутивным (для объектов внешнего мира), если и только если он применим к объектам внешнего мира и, сверх того, его применимость логически предполагает, и логически предположена бытием такого объекта объектом внешнего мира. Я скажу, более кратко, что конститутивный атрибут — «всесторонне применим» к объектам внешнего мира. Атрибут является индивидуирующим (для объектов внешнего мира), если и только если он применим к каждому объекту внешнего мира и если, сверх того, его применимость к объекту внешнего мира логически предполагает, и логически предположена бытием этого объекта отличным от всех остальных объектов внешнего мира. Я скажу, более кратко, что индивидуирующий атрибут «исчерпывающе индивидуирует» объекты внешнего мира.

Некоторые пояснения к этим дефинициям могут быть полезны. Они, хотя и не во всём, соответствуют, например, взгляду Канта на атрибут «х является субстанцией» как на конститутивный, и его взгляду на атрибут «х полностью занимает регион абсолютного пространства на протяжении периода абсолютного времени» как на индвидуирующий для объектов внешнего мира. Выражение «логически предполагает» используется для того, чтобы показать обратное отношению логической выводимости утверждение по отношению к некоторой лежащей в основе логике, открыто рассматривать которую на этом этапе не нужно. Индивидуирующий атрибут, владение которым объектом внешнего мира логически предполагает его бытие отличным от всех остальных, не следует путать с любым просто опознаваемым атрибутом, владение которым объектом внешнего мира является фактическим обстоятельством, отличающим его от остальных. Напоследок следует отметить, что метод первичной дифференциации внешнего мира не необходимо принадлежит категориальной схеме.

Суждения о внешнем мире являются не единственными, которые предполагают первичную дифференциацию опыта на объекты и атрибуты и, поэтому, вероятно, категориальную схему, состоящую из конститутивных и индивидуирующих атрибутов. Мы также, на первый взгляд, выносим утверждения других видов, предполагающие первичные дифференциации иных регионов опыта, например сенсорного, морального и эстетического опыта, которые могут, как принадлежать, так и не принадлежать категориальным схемам. Схема сенсорной дифференциации содержала бы конститутивные и индивидуирующие атрибуты для сенсорных объектов. Это же, аналогично, было бы верно для схем моральной и эстетической дифференциаций, если бы они имели место. Подобные соображения позволяют нам обобщить дефиницию категориальной схемы следующим образом:

Метод первичной дифференциации региона опыта ассоциируется с или принадлежит категориальной схеме, если и только если применимые атрибуты включают атрибуты, которые являются конститутивными для объектов региона и атрибуты, которые являются для них индивидуирующими.

Для цели, преследуемой мной здесь, не нужно поднимать, ещё менее отвечать на вопрос, почему кто-либо вообще использует методы первичной дифференциации, которые он в действительности использует, или почему для него опыт должен распадаться на более или менее отчётливо разграничиваемые регионы и соответствовать им тем или иным образом.

Трансцендентальная дедукция может теперь быть достаточно обобщённо определена, как логически убедительная (sound) демонстрация оснований, на которых частная категориальная схема не только фактически, но необходимо применяется, в дифференциации региона опыта. Дефиниция определённо является очень широкой и охватывает, как будет показано, кантовское понятие трансцендентальной дедукции. Из–за её обобщённости она должна быть защищена от обвинений в неопределённости, которые лишают обсуждение любой убедительности. Такой защиты можно достигнуть следующим описанием ключевых фраз дефиниции. Несмотря на то, что «логически убедительная демонстрация» не должна быть дедуктивным аргументом, она может содержать дедуктивные аргументы, в случае чего они не должны быть ложными. Опять же, что бы ни подразумевалось под утверждением, что схема «необходимо применяется в дифференциации региона опыта», оно логически предполагает, что любой метод актуально или возможно применимый в дифференциации региона принадлежит схеме. Вне этих оговорок никаких ограничений на интерпретацию дефиниции не налагается.

Одними из наиболее важных и интересных примеров предпринятых трансцендентальных дедукций являются находимые в философии Канта, на них я и буду опираться для иллюстрации общего тезиса, что трансцендентальные дедукции невозможны. Этот выбор ограничит меня исследованием схем практической дифференциации и дифференциации внешнего мира. Трансцендентальные дедукции Канта содержат только их. Он считал, что из всех методов первичной дифференциации опыта, над которыми он размышлял, только практическая и относящаяся к внешнему миру — а не, например, какой-либо метод эстетической дифференциации — принадлежат к категориальным схемам. В этих и других областях не составит труда найти куда более простые и бесхитростные философские аргументы, легко распознаваемые как попытки трансцендентальных дедукций в смысле нашей дефиниции.

2. Невозможность трансцендентальных дедукций

Теперь я собираюсь исследовать необходимые условия возможности любой трансцендентальной дедукции и показать, что как минимум одно из них невозможно удовлетворить — из чего, конечно, немедленно следует невозможность трансцендентальных дедукций. Перед тем, как трансцендентальная дедукция для какого-либо региона опыта может быть предпринята, сначала должен быть задействован метод первичной дифференциации и должна быть показана его принадлежность схеме. Это, как было показано и что было очевидно для Канта, не обязательно имеет место. Но если метод первичной дифференциации действительно принадлежит схеме, задача выявления схемы выполнима. Она состоит (1) в поиске непустых атрибутов, например атрибута Р, такого, что «х является объектом региона» логически предполагает и предположен «х является Р». Иногда может удаться более амбициозная попытка дать полный, конечный перечень простейших конститутивных атрибутов, то есть таких, которые логически не эквивалентны конъюнкции других конститутивных атрибутов. Мы можем, подобно Канту, назвать такие простые и конечно-перечисляемые атрибуты «категориями» региона и сказать, что они, в конце концов, являются конститутивными для объектов этого региона. Но эту приятную возможность можно и проигнорировать.

Задача, далее, состоит (2) в поиске — как минимум — одного непустого атрибута, скажем, атрибута Q, такого, что Q применим к любому объекту региона и является таким, что «х является объектом региона и Q» логически предполагает и логически предположено «х является отдельным объектом региона». Если другой атрибут, скажем, атрибут R, также окажется индивидуирующим атрибутом для объектов региона, тогда «х является объектом региона и R» логически предполагает и логически предположен «х является объектом региона и Q». Мы снова можем проигнорировать эту возможность. Выполнение первого необходимого условия возможности трансцендентальной дедукции, то есть описанных выше задач (1) и (2), может быть названо «установлением схемы» — на основе исследования частного метода первичной дифференциации региона опыта на объекты и атрибуты.

С установлением схемы необходимые условия для её трансцендентальной дедукции, тем не менее, ещё не удовлетворены. Ведь установление схемы — это установление того, что частный метод дифференциации региона опыта принадлежит схеме, а не того, что всякий метод, который мог бы быть применён актуально или в возможности, тоже принадлежит ей. Перед тем, как показывать, почему всякий и каждый возможный метод принадлежит схеме, необходимо показать, что всякий и каждый метод принадлежит ей. Необходимо, как я буду это называть, продемонстрировать уникальность схемы.

Как это может быть сделано? На первый взгляд перед нами три возможности. Первая — продемонстрировать уникальность схемы, сравнив её с не дифференцированным никаким методом первичной дифференциации опытом. Но это невозможно, так как суждения, посредством которых сравнение должно быть сделано, не могут быть сформулированы без применения какой-то первичной дифференциации опыта. И даже если бы существовал недифференцированный опыт, в лучшем случае можно было бы продемонстрировать лишь то, что определённая схема «отражает» его, а не то, что какая-либо иная схема не может его отражать. Вторая возможность — продемонстрировать уникальность схемы, сравнив её с возможными соперницами. Но это предполагает, что все они могут быть выявлены и противоречит само себе в попытке «демонстрации» уникальности схемы, допуская, что схема не уникальна. В-третьих, можно предложить исследование схемы и её применимости всецело изнутри самой схемы, то есть посредством суждений, принадлежащих ей. Такое исследование могло бы, в лучшем случае, показать только то, как схема функционирует в дифференциации региона опыта, но не то, что это — единственная возможная схема, к которой каждая дифференциация региона должна принадлежать.

Эти три метода включают в себя возможные основания упомянутой в предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума» согласованности между реальностью и её схватыванием. В целях недопущения неопределённых обращений к демонстрациям уникальности категориальной схемы с помощью иных методов, например, с помощью какого-либо мистического озарения или какой-то специальной Логики, я готов ограничить моё утверждение тезисом о том, что демонстрации уникальности схемы посредством сравнения её с недифференцированным опытом, посредством сравнения с другой схемой или посредством исследования её изнутри, невозможны. Следует отметить, что я говорю не об изолированных понятиях, таких как «постоянство» или «изменение», которые могут быть, а могут и не быть необходимыми для нашего мышления, но сами по себе не являются конститутивными или индивидуирующими для объектов региона опыта, несмотря на то, что демонстрация их уникальности — что я готов доказать — тоже невозможна.

То, что делает невозможными трансцендентальные дедукции — невозможность демонстрации уникальности схемы. Общий аргумент, который мы только что набросали, опирается в основном на две дистинкции: на различие между методом первичной дифференциации и его категориальной схемой, если таковая имеет место; и на различие между (1) установлением того, что метод первичной дифференциации принадлежит схеме и (2) демонстрацией уникальности схемы. В целях иллюстрации моего вывода примерами из работ Канта, я попробую выбрать такие, которые послужат не только для того, чтобы обратить внимание на ошибки, но ещё и наведут нас на те причины, по которым эти ошибки склонны оставаться незамеченными. Я начну с того, что считаю ошибкой, которую разделяют все кантовские попытки трансцендентальной дедукции.

Допустим, что мы исследовали метод первичной дифференциации региона опыта и обнаружили, что он принадлежит схеме. Результат, как мы видели, можно сформулировать (1) посредством суждений, основной смысл которых состоит в том, что некоторые атрибуты, задействованные методом, являются конститутивными для объектов региона, например, что среди атрибутов есть один, скажем, Р, такой, что Р применим к объектам региона и такой, что «х является объектом региона» логически предполагает и логически предположен «х является Р»; (2) посредством суждений, основной смысл которых состоит в том, что один (или более) из применяемых атрибутов является индивидуирующим для объектов региона, например, что среди атрибутов есть атрибут, скажем, Q, такой, что Q применяется к каждому объекту региона и такой, что «х является объектом региона и Q» логически предполагает и логически предположен «х является отдельным объектом региона». Давайте теперь, как это делал Кант, исследуем логический статус (1) суждений всесторонней применимости и (2) суждений исчерпывающей индивидуации.

Каждое из них представляет из себя конъюнкцию двух суждений. Первое выражает то, что экстенсионал атрибута является, по факту, непустым, что что-то существует, существование чего не может быть гарантировано только логикой дефиниций. Поэтому это суждение является синтетическим. Второе очевидно логически необходимо. В силу того, что конъюнкция синтетического и логически необходимого суждения является синтетическим утверждением, то суждения всесторонней применимости и исчерпывающей индивидуации являются синтетическими.

Более того, каждое из этих двух видов рассматриваемых суждений, а именно всесторонней применимости и исчерпывающей индивидуации, совместимо с любым суждением об объектах, то есть с любым суждением выражающим применимость или неприменимость атрибутов к объектам — учитывая, что такое суждение выносится с помощью метода первичной дифференциации, который принадлежит схеме. Причина этого в том, что в таком случае ни один атрибут не может быть применён (или отбракован) к какому-либо объекту, кроме тех [объектов], которые конституированы и индвидуированы посредством конститутивных и индивидуирующих атрибутов схемы. Таким образом, не может возникнуть никакой несовместимости между, с одной стороны, суждениями всеобщей применимости и исчерпывающей индивидуации категориальной схемы и, с другой стороны, каким-либо суждением, выраженным методом первичной дифференциации, принадлежащим схеме. Суждения всеобщей применимости и исчерпывающей индивидуации являются, таким образом, априорными по отношению к частной схеме, а именно схеме, которая включает их в себя. Но из всего этого не следует, что они также являются априорными по отношению к любой схеме, о которой можно сказать, что она — единственная возможная, то есть, что они «уникальны априори». То есть, устанавливая, что метод первичной дифференциации принадлежит схеме, мы тем самым устанавливаем, что суждения всеобщей применимости и исчерпывающей индивидуации являются синтетическими и неуникальными априори. Чтобы показать, что они уникальны априори, необходима демонстрация уникальности схемы, которая, как я доказывал выше, невозможна.

Кант не видел этого и спутал суждения, уникальные априори, с неуникальными априори. Эта путаница не только проходит через всю его философию, но и обуславливает её структуру, особенно разделение всех основных аргументов на метафизическое разъяснение и трансцендентальные дедукции [2]. Метафизическое разъяснение, которое выявляет понятие в качестве априорного, или выявляет его в той мере, в которой оно является таковым, всегда является результатом исследования одного актуально применимого метода дифференциации. Оно, соответственно, может в лучшем случае установить схему, к которой метод принадлежит, если та имеет место. Трансцендентальная дедукция, нацеленная на демонстрацию того, что и того, как априорные понятия применимы или возможны, исследует только схему, которая была установлена метафизическим разъяснением этой частной схемы. Она, поэтому, не исследует схему, чья уникальность была продемонстрирована. Неспособность Канта даже помыслить необходимость включения демонстрации уникальности между метафизическим разъяснением и соответствующей трансцендентальной дедукцией, и его смешение уникальных и неуникальных априорных суждений так тесно связаны, что могут считаться двумя аспектами одной ошибки.

Причины, по которым эти моменты, которые сегодня нетяжело заметить, были пропущены Кантом, являются отчасти историческими и отчасти логическими. Исторические — в том, что, как и большинство современников, Кант считал математику и физику своего времени и моральный кодекс, связывающий его, истинными вне сомнений. Он не чувствовал никакой нужды рассматривать вопросы иных схем, нежели принадлежащих методам дифференциации, используемым им в его математическом, физическом и моральном мышлении. Логические причины кроются в том, что его различные попытки трансцендентальных дедукций содержат вспомогательные допущения, которые имеют тенденцию усиливать лежащую в их основе общую ошибку.

Трансцендентальная эстетика, выявляющая индивидуирующие атрибуты кантовской схемы, основана на предположении, что пропозиции евклидовой геометрии описывают пространственные отношения между объектами внешнего мира. Помимо этого присутствует более общее предположение, что — вопреки невозможности — если бы можно было мыслить две геометрии, тогда одна из них описывала бы, и, как минимум, одна в своём описании искажала эти отношения. Тем не менее, ни евклидова, ни любая другая не описывают пространственную структуру объектов внешнего мира или пространственные отношения между ними. Физический треугольник, например, не является частным случаем понятия «евклидов треугольник» или же, в ином отношении, понятия «неевклидов треугольник», точно так же, как ни евклидов треугольник, ни неевклидов не являются частными случаями понятия «физический треугольник». «Применять геометрию к внешнему миру» означает не формулировать геометрические атрибуты объектов внешнего мира, но отождествлять объекты внешнего мира с частными случаями геометрических атрибутов в определённых контекстах и с определёнными целями, например, чтобы относиться к ним так, как будто они идентичны. В этом смысле применимость одной геометрии не исключает применимости другой. Кант — даже без попытки обосновать это допущение — признаёт уникальную применимость евклидовой геометрии к объектам внешнего мира. Кроме того, допущение уникальной применимости евклидовой геометрии к объектам внешнего мира является ключевой предпосылкой в том самом аргументе, посредством которого Кант пытается обосновать, что пространственно-временная локализация в евклидовом пространстве и ньютоновском времени — это принцип индивидуации для всех объектов внешнего мира, принцип, который, как он демонстрирует, является синтетическим и неуникальным (вопреки тому, что Кант считает его уникальным) априори.

Опять же, трансцендентальная аналитика, выявляющая конститутивные атрибуты кантовской схемы, предполагает в качестве принципа то, что категории должны быть признаны как априорные условия возможности опыта [3], понятого в качестве дифференцированного на отдельные объекты внешнего мира и их атрибуты. Различие между достаточными и достаточными и необходимыми условиями не проводится. Первые, что Кант пытается установить, удовлетворяются установлением схемы. Вторые можно удовлетворить только, если также будет продемонстрирована уникальность схемы. Провал в различении двух типов условий, таким образом, обеспечивает соединение синтетических и неуникальных априорных суждений с синтетическими и уникальными априорными суждениями всесторонней применимости.

Наиболее убедительным способом продемонстрировать провал трансцендентальной дедукции схемы дифференциации внешнего мира, предпринятой в «Критике чистого разума», будет просто предоставить пример отличной от неё схемы дифференциации внешнего мира. Так как я детально рассматривал этот момент в другом месте, [4] здесь я позволю себе краткое изложение. Допустим, определённая пространственно-временная локализация, понятая в духе Ньютона и Канта, исчерпывающе индивидуирует объекты внешнего мира, конститутивными атрибутами которых являются кантовские категории субстанции, причинности и другие. Допустим, также, что суждения о них являются синтетическими априори. Существование релятивистской квантовой механики вынуждает нас допустить, что определённые пространственно-временные локализации в пространственно-временном континууме всецело иного типа исчерпывающе индивидуируют объекты внешнего мира, конститутивными атрибутами которых являются другие, отличные от кантовских, категории. Это вынуждает нас в той же мере допустить, что суждения о них являются синтетическими априори. Но ни одна из этих схем дифференциации внешнего мира не уникальна. Синтетические априорные суждения о всесторонней применимости и исчерпывающей индивидуации объектов внешнего мира в отношении к каждой из схем тоже неуникальны априори.

В своей практической философии Кант исследует метод дифференциации объектов и атрибутов в сфере практического опыта. Объекты могут быть названы «морально-значимыми», если их атрибуты включают моральные атрибуты. Посредством выявления конститутивных и индивидуирующих атрибутов, применимых методом, демонстрируется принадлежность метода схеме. Опять, никаких попыток демонстрации уникальности схемы не делается. Такая попытка, как я показал, в любом случае не может быть успешной, из чего сразу следует невозможность любой трансцендентальной дедукции схемы.

В этом месте, правда, Кант меняет свою обычную процедуру. Установив схему, он не сразу предпринимает попытку её трансцендентальной дедукции. Вместо этого, он пытается вывести из неё новый принцип, категорический императив, применимость которого не только характеризует просто морально-значимые объекты, конституированные и индивидуированные схемой, но ещё и те из морально-значимых объектов, которые являются носителями моральной ценности. Только после того, как заявленное выведение категорического императива закончено, Кант предпринимает попытку трансцендентальной дедукции схемы.

Убеждение Канта, что исследование схемы практической дифференциации даёт категорический императив, который он рассматривал в качестве необходимого и достаточного критерия моральности любого действия, было одной из причин, почему в своей практической философии он проглядел тот факт, что установить схему не значит продемонстрировать её уникальность, и почему, в результате, здесь он тоже соединил синтетические суждения, неуникальные априори, с априорно уникальными. Я не буду рассматривать выведение Кантом категорического императива из предположительно уникальной схемы практической дифференциации. Вместо этого я сравню эту схему с отличной от неё, предоставляя, посредством этого, наиболее сильный из возможных типов аргумента против предположения её уникальности и, таким образом, против правильности предпринятой трансцендентальной дедукции.

Так как то, что практически выполнимо, является практически выполнимым во внешнем мире, любой метод практической дифференциации будет как зависеть от применяемого метода дифференциации внешнего мира и даже от основных предположений о внешнем мире, сформулированных посредством этого метода, так и изменяться вместе с ними. Позволим себе проигнорировать подобные вариации, как бы значимы они ни были. Метафизическое разъяснение как поиск конститутивных и индивидуирующих атрибутов, применимых в практической дифференциации, приводит Канта к таким выводам: (1) атрибут «х является морально-значимым объектом» не пуст, а также логически предполагает и логически предположен «х является типом действия и х совершается в соответствии с максимой, выбранной агентом»; (2) последний атрибут является не только конститутивным для морально-значимых объектов, но и исчерпывающе их индивидуирует. Основные понятия этой двусторонней импликации нуждаются в пояснениях.

Действие — это интенциональное инициирование (предотвращение или непредотвращение) человеком изменения в ситуации, которая стоит перед ним. Максимой является правило, общая форма которого такова: «Если в ситуации типа S, совершай действие типа А». S и А не являются невыполнимо длинными, и возможно неограниченными, конъюнкциями атрибутов, которые характеризуют, соответственно, конкретные ситуации и частные действия. Они — выполнимые конъюнкции значимых атрибутов. Их значимость или незначительность определяются человеком, выбирающим максиму перед действием, формулирующим её ретроспективно или, по крайней мере, предположительно способным на это. S может содержать и обычно содержит некоторую референцию к желаниям и интенциям человека, иным, нежели интенция, вовлечённая в совершение действия. А не обязательно должно, обычно не, — и, согласно некоторым интерпретациям теории Канта, — вообще не должно содержать такую референцию. Примеры максим, где А не содержит её:

Если в … помогай (или не помогай) своему соседу, совершай (или не совершай) самоубийство и т.д.

Согласно Канту, действие само по себе не является морально-значимым объектом. То, что конституирует и индивидуирует носителей моральных атрибутов, то есть моральная ценность, отрицательная моральная ценность и моральная индифферентность — это тип А, к которому человек относит своё действие и максима, с которой он согласовывается, действуя. В этом месте достаточно беглого взгляда на историю моральной философии, чтобы найти примеры схем практической дифференциации, которые были бы внутренне непротиворечивы, актуально применимы и отличались от кантовских. Согласно целому классу таких схем, морально-значимый объект — это запутанное соотношение действия, убеждения агента, истинности или ложности этого убеждения и желаний агента. Такое соотношение не обязательно зависит от выбранных человеком максим и вполне совместимо с резонным допущением, согласно которому не каждое действие управляется максимой. Схема практической дифференциации Канта неуникальна и, таким образом, её трансцендентальная дедукция невозможна.

3. Пересмотренное понятие метафизического разъяснения

Перед тем, как доказывать то, что фиктивная дистинкция между метафизическим разъяснением и трансцендентальной дедукцией должна быть заменена пересмотренным понятием метафизического разъяснения, и демонстрацией того, что такая замена находится в значительном согласии с некоторыми прозрениями Канта, в реконструкции стратегии трансцендентальной философии необходимо проанализировать альтернативную попытку. Она заключается в том, что фундаментальная ошибка усматривается не в пренебрежении проблемой демонстрации (недемонстрируемой) уникальности любой схемы дифференциации, но просто в узости методов первичной дифференциации, исследуемых Кантом, и в соответствующей узости схем, установленных им.

Согласно этой точке зрения развитие физики и математики после Канта просто показывает то, что кантовская схема дифференциации внешнего мира должна быть расширена перед тем, как предпринимается трансцендентальная дедукция; что не является поводом для рассмотрения трансцендентальной дедукции в качестве принципиально невозможной. Таким образом, индивидуирующий атрибут для объектов внешнего мира «х полностью занимает регион пространства и интервал времени, как они мыслятся Ньютоном» следует заменить на «х полностью занимает регион пространства и интервал времени, как они мыслятся Ньютоном или пространственно-временной регион, как он мыслится Эйнштейном». В таком же духе кантовские конститутивные атрибуты необходимо заменить соединениями их с иными конститутивными атрибутами. Но как тогда возможно продемонстрировать, что доступные конститутивные и индивидуирующие атрибуты исчерпывают все мыслимые возможные атрибуты такого типа или что все возможные конститутивные и индивидуирующие атрибуты были помыслены? Для того чтобы показать это, необходимо произвести демонстрацию уникальности расширенной схемы, а — как было, в общем, доказано — такая демонстрация невозможна.

В метафизическом разъяснении частных методов первичной дифференциации внешнего мира и первичной практической дифференциации Кант установил, что они принадлежат схемам, то есть, что они применяют конститутивные и индивидуирующие атрибуты. Суждения о том, что конститутивные атрибуты всесторонне применимы к объектам дифференцированного региона опыта и что индивидуирующие — исчерпывающе индивидуируют их, являются синтетическими и неуникальными априори (не, вопреки Канту, уникальными априори). Такие суждения не выделяют структуру метода внешней или практической дифференциации в качестве необходимо неизменной — они совместимы с допущением (и исторической истиной), что схемы дифференциации внешнего мира и практической дифференциации могут меняться и устаревать.

Конститутивные и индивидуирующие атрибуты схемы, более не применимой, могут даже оказаться пустыми (или оцениваться так). Отказавшись, например, от кантовской схемы дифференциации внешнего мира в пользу другой, становится возможным — глядя, своего рода, снаружи — утверждать, что кантовский атрибут субстанции пуст, то есть что синтетическое, неуникальное априорное суждение, настаивающее на его всесторонней применимости, является ложным. Социальный антрополог может аналогично заключить, что конститутивные и индивидуирующие атрибуты демонологии, которые он исследовал, пусты, несмотря на то, что определённый тип жизни неразрывно связан с ними.

В целях воздаяния должного подобным возможностям я собираюсь определить пересмотренное понятие метафизического разъяснении, которое релятивизирует кантовское абсолютное понятие в нескольких смыслах. Анализ методов дифференциации на объекты и атрибуты более или менее неплохо определённых областей является тем, что стремится к выявлению синтетических и неуникальных априорных суждений путём выявления схем, в отношении которых эти суждения являются априорными. Дифференцированная область — что стало очевидно при обсуждении геометрических суждений — не обязательно является регионом опыта. Она может быть областью идеальных объектов. Метод дифференциации, как мы помним, принадлежит схеме, если и только если он применяет атрибуты, конститутивные для всех объектов области и атрибуты, индивидуирующие их все. Конститутивные и индивидуирующие атрибуты — это схема. Суждение является синтетическим, если и только если оно не является логически истинным по отношению к логике, лежащей в основе рассматриваемых методов дифференциации. Таким образом, мы должны различать суждения, синтетические, например, по отношению к классической логике и те синтетические, которые верны по отношению к интуиционистской логике. Суждение является априорным по отношению к схеме, если и только если оно совместимо с любым суждением, в котором атрибут, посредством любого метода, принадлежащего схеме, применяется к одному или более отдельному объекту.

Среди типов схем, которые метафизическое разъяснение (в пересмотренном смысле) различных методов дифференциации может установить для них, следующие: схемы (1) дифференциации внешнего мира, включая схему, установленную в «Критике чистого разума» для метода дифференциации внешнего мира, исследуемой в ней. Но существуют и другие методы дифференциации внешнего мира, принадлежащие этой или другим схемам. Схемы (2) практической дифференциации, включая схему, установленную в «Критике чистого разума» для метода практической дифференциации, исследуемой в ней. Но существуют и другие методы практической дифференциации, принадлежащие этой или другим схемам. Схемы (3) идеализированной дифференциации внешнего мира или, кратко, математической дифференциации области, являющейся идеализацией некоторых аспектов внешнего опыта. Методы дифференцирования подобной области и истинные суждения о ней иногда выражаются в аксиоматических математических теориях, несмотря на то, что большой класс таких теорий не может, как показал Гёдель, содержать все истинные суждения об области. Кант, как было отмечено ранее, не смог распознать множественность возможных математических схем, и спутал математическую дифференциацию и дифференциацию внешнего мира. Схемы (4) идеализированной практической дифференциации, рассматриваемые в изучении определённых нормативных, например, правовых систем. Схемы (5) логической дифференциации. Их установление имеет результатом синтетические неуникальные априорные суждения всесторонней применимости. Такое суждение является конъюнкцией, состоящей из двух суждений: аналитического суждения, утверждающего, что определённые формы суждений являются истинными для всех объектов, конституированных и индивидуированных любыми доступными методами дифференциации, и синтетического суждения, утверждающего, что область этих объектов не пуста. Кант, не сталкивавшийся с проблемой альтернативных логик, очевидно, не рассматривал такую возможность.

Любое синтетическое, неуникальное априорное суждение является априорным по отношению, как минимум, к одной схеме. Таким образом, суждения всесторонней применимости и исчерпывающей индивидуации являются априорными в отношении схемы, к конститутивным и индивидуирующим атрибутам которой они отсылают. Далее, все синтетические, идеальные суждения являются априорными по отношению к любой схеме дифференциации внешнего мира, потому что никакое суждение исключительно об идеальных объектах не может быть несовместимо с любым суждением исключительно об объектах внешнего мира, как бы они ни были конституированы и индивидуированы. Опять же, на вопрос о том, насколько суждения, принадлежащие схеме практической дифференциации, являются априорными для схемы дифференциации внешнего мира, не может быть общего ответа, так как методы дифференциации внешнего мира и методы практической дифференциации (вместе со своими схемами, если они имеют место) могут находиться в различных отношениях друг к другу.

Важное кантовское различие между синтетическими априорными суждениями и регулятивными принципами остаётся верным. Мы можем определить регулятивный принцип в качестве синтетического, если и только если суждение, которое описывает тип действия, приписываемого принципом, является синтетическим. Мы можем определить его в качестве априорного по отношению к схеме дифференциации, если и только если дескриптивное суждение совместимо с любым суждением, в котором атрибуты применяются к объектам с помощью метода дифференциации, принадлежащего схеме. Регулятивные принципы, которые в этом смысле являются синтетическими и неуникальными априори, конечно, отличаются от синтетических и неуникальных априорных суждений тем, что не имеют значения истинности (truth-value). В процессе метафизического разъяснения такие принципы будут часто обнаруживаться, независимо от того, решим мы включать их выявление в список эксплицитных целей. Серьёзный эпистемологический интерес представляют те регулятивные принципы, которые регулируют конструкцию теорий и те, которые выражают предпочтение одних схем другим.

Трансцендентальные дедукции схем и синтетических априорных суждений являются, как я показал, невозможными, потому что их уникальность не может быть продемонстрирована. Кантовский вопрос о возможности синтетических и уникальных априорных суждений не возникает. На его месте, тем не менее, возникает иной вопрос: как возможны синтетические и неуникальные априорные суждения? Ответить на этот вопрос, как мы узнали от Канта, означает исследовать функцию таких суждений, то есть их отношения друг к другу, к аналитическим и эмпирическим суждениям. Эта задача ни в коем случае не является простой или тривиальной, что может быть показано, например, при рассмотрении отношения между схемами дифференциаций внешнего мира, идеальной и логической в научном мышлении. Более того, в силу того, что — вопреки убеждениям Канта — не только методы дифференциаций, но, к тому же, схемы, к которым они принадлежат, могут меняться и меняются, задача не может быть выполнена раз и навсегда, но должна предприниматься снова и снова.

________________________________________________________________________________

Примечания:

[1] Этим словом мы переводим термин «exposition», употребляемый Кернером, вслед за английским переводом «Критики чистого разума», для обозначения кантовского «die Erörterung» (см. КЧР, B 37). Для более точного понимания приводим расширенный список значений немецкого слова: разбор, обсуждение, рассмотрение, разъяснение, истолкование. Последние два варианта («разъяснение», «истолкование») встречаются в русских переводах «Критики чистого разума». Несмотря на то, что эти значения, очевидно, могут передавать смысл английского «exposition», они всё же не отражают прямое значение — экспозиции, «экспозициональности», связываемое с ним. Это следует иметь в виду (прим. пер.).

[2] См. «Критика чистого разума», B 38, 80 и т.д.

[3] См., напр., В 126.

[4] «Zur Kantischen Begründung der Mathematik und der Naturwissenschaften» Kant Studien, 56, No. ¾ (1966).