Цикл 2010 года. Написан после смерти бабушки, наверное, точно я уже не помню. Или под впечатлениями от смерти. Бабушка умирала у меня на руках, загрузилась, потом через минут двадцать дыхание прекратилось. Это был очень странный опыт, когда вот перед тобой еще жизнь, пусть даже такая уходящая, и вот уже тело. Смерть она вообще словно бы перестала тогда существовать, стало фактом, мгновением. Была жизнь, умирание, и тело. Тело, в котором больше нет жизни…

эпизод I — утро в пустыне

околоплодные воды дерев растущих с запада на восток
сошли не по времени солнце лишь начинало свой всход
запахи омертвевшего утра перешептывал красный песок
небо сводило скулы песочные глыбы упирались грудями в свод

женщина старая кожа напоминающая этот же красный песок
двигалась словно сухая ветвь слышался хруст и треск
ноги ее были босы свет на лице ее был не менее одинок
и только где-то в глубине глазниц трепыхался океана всплеск

океана всплеск — так вырывалась наружу всех ее дней вода
память не успевала скользнуть тут же испарялась прочь
женщина старая старая как и все эти песочные города
грела босые ноги в песке собака припала к ее ступням стеречь

утро раздвигало небо скулы сводило воздух был напряжен
женщина не торопилась лила в миску неспешно суке стакан воды
околоплодные воды женщин недозревших до преданных жен
выпали где-то на западе лились трехдневным ливнем из недр пизды

сука локала воду преданность не знала границ женщина умерла
сука скулила неделю сдохла у ног солнце вошло в зенит утро порвав
я наблюдал как деревья раздетые жаждою до гола
ждут пока молния дикая отыщет себе рукав

эпизод II — молочные реки

ноги увязли по горло — это кисельные берега
реки из молока

дочь припала к груди скривилась и отдала
мать — сдалась

дочь росла на ином молоке иной раз пила тоску

мать умерла в маленьком городке
где после дождя ноги долго вязнут в песке

где у рек прокисли кисельные берега
где не помнят имени своего врага

дочь иной раз пила тоску
иной раз рубила косу свою с плеча
иной раз ноя отправляла в путь со своим кораблем
эта тоска не мене горяча чем песок пустынь
кто приходил босым обжигал ступни

дочь просила у бога милости чтоб остыть
дочь поила коня из рук своим молоком
белее накрахмаленной простыни

конь ел траву был светел и быстр и резв
конь был силен пока не ушел к реке
ноги вязли по горло в кисельных ее берегах
так он и захлебнулся в утреннем молоке

то ли печаль то ли несносная блядь тоска
шею скрутила
ной выходил из корабля чувствуя зыбь песка

я видел как вздымалось и опускалась кадило
и вонь проникала в меня до самой груди
и конь захлебывался и люди крестились спереди и позади

эпизод III — воды тоски

сон укрывал лицо и была эта ночь темна
еще не родилась луна
я плыл посреди тихого океана
сплетенного из савана

мой лоб был горяч
какая-то женщина мне принесла воды
руки ее напоминали руки моей жены

пил как больной вкус у воды не тот
горло горело пламенем не потушить
руки ее напоминали руки моей жены

я подрывался голову бросал под кран
лил ледяную воду так что стучало в висках
ее руки напоминали руки моей жены

сон укрывал лицо
и была эта ночь как саван
я тонул посреди тихого океана
ее рука напоминала руку моей жены

женщина кричала крепче держи
но я так дрожал что океан вдруг ожил
понес меня закружил
ее руки напоминали руки моей жены

вкус у воды был не тот что когда ты здоров
мой лоб был горяч
какая-то женщина касалась губами моих углов
ее руки напоминали руки моей жены

темна эта ночь
не разглядеть лица
ее руки напоминали руки моего отца

эпизод IV — воспоминания воды

ямы ямы наполненные дождевой воды черви черви и бабушкины сапоги дырявы сапоги затекающие воды руки в грязи кругляши из глины солнце острое что шило белый крыжовник снова дожди опять дождь гроза гроза блеск в траве грязь и глина лужи и сапоги острый шило и острое солнце бабушкины старые сапог протекающие глина глина глина кругляши утро острое солнце прорезающее веко утро утро ножик бросаю в скамейку раз два утро утро ямы ямы ямы дождь воды дождя солнца утра скамейку скамейку бабушка сапоги старый старый кругляш из глины и глина и глина и бабушку в глине похоронили утро утро солнце прорезалось сквозь веки и воды глины ножик в скамейку раз два