«Сегодня тридцать первое декабря, год две тысячи семьсот второй, ровно девять часов утра. В этот день, тридцать три года назад вы субъективизировались».

Господи, как они жили раньше, все время осознавая течение времени? Это ужасное состояние. Осознанно делить свою и без того ничтожно короткую жизнь на годы, дни, секунды…

Мало того, что в любой момент непредсказуемо могло окончиться их существование по миллиону причин, потому что они не умели ни лечить, ни восстанавливать тела… Да о чем я! Они не умели наладить даже быт. Они работали не ради совершенствования, не ради исполнения чьей-то воли, а ради еды, по сути! И в этом адском состоянии постоянного стресса и смертельных угроз они сами, добровольно, кроили и кромсали свои жизни на тонкие полосы часов, минут, месяцев, строя планы со сроками исполнения. Мало этого. Они сами, по своей воле особенно отмечали свои «дни рождения». Как это им не пришло в голову сосчитать свои физиологические циклы и следить за приближающимся концом? Хотя ведь пришло, нечто подобное у них было и называлось «медицина». Надо отключить автосправку. Это я и сам смог бы вспомнить.

Мы сейчас субъективизируемся в момент отделения от плоти матери. Эта субъективизация — продолжение гармоничного существования вне материнской утробы. Их день рождения был днем погружения исторгнутого из гармонии младенца в хаос и муки.

«Сейчас девять часов и десять минут.»

— Заткнись.

Чертов агент. Я в реальном времени еще только десять этих. как их. минут, а у меня в спектр возможных реакций уже попадает состояние фрустрации.

Он встал и стал смотреть на траву. Он любил после сна смотреть, как травинки одна за одной распрямляются и поворачиваются к свету, как начинают поглощать свет, как радуются окончанию сна. За этим занятием он проводил много мыслей.

Вспомнил почему-то, как их, еще несмышленых, обучали пониманию истории от третьего начала письменности и до текущей мысли, и, помнится, там был… а, вот он, да. Это искал.

Те люди, там, в далеком и таком близком теперь две тысячи втором проводили время. Время. Они сделали из времени эдакого надзирателя. Они во всем решили ему подчиняться. Встать не с рассветом, а в шесть утра. Уехать в отпуск в августе. Жениться через год. В шесть утра будильник не сработал. В августе не дали отпуск. Любимая вышла замуж за другого еще в этом году. Не удивительно, что вместо счастья от пробуждения, отдыха, любви они получали плановое и практически смертельное истощение.

Он прошелся по мягкой листве к камню, вгрызшемуся в вязкий берег узкой быстрой речки. Его внешнюю гармонию определили как лес в сентябре, а его способности были настолько широки, что ему пришлось выбирать с чего начинать самосовершенствование. Он выбрал путь познания боли, решив, что в итоге будет гораздо лучше понимать психологию и сумеет совершенствовать восстановление, избавив пациентов от привычных рудиментарных психических травм вроде фантомных болей в период роста новых тканей.

Для изменения направления самосовершенствования, и еще с целью прохождения психологической закалки на непредвиденный случай, многие в умственно и психически зрелом возрасте проходили через работу с агентом изменений. Агентом изменений назывался всего-навсего хронометр. Он заставлял человека начать ощущать ход времени и обращать внимание на утекающее, проходящее время с частотой один раз в пять, десять, тридцать или шестьдесят минут. Хронометраж раз в пять минут для его нервной системы оказался неприемлем. Самым жестким для него интервалом стал десятиминутный. И он был в числе самых сильных психотипов. За все время эпохи гармонии людей, вынесших хронометраж с интервалом пять, было три человека.

Социализация. Связывается Ия.

— Привет!

— Привет.

— Ты как там? У тебя же первый день хронометражный… сколько интервалов уже пережил?

— Два…

«Сейчас девять часов и двадцать минут.»

— Три.

— У тебя сейчас серая зона растет прям на глазах! Ужасно действует, да? Угнетает?

— Держусь.

— Мы будем связываться с тобой скоро, нужна будет помощь по одному восстановлению. Там очень странно все с биоциклом. Сбивается. Не можем понять почему. Не идет восстановление и все. Клетки отторгаются.

— Ты описываешь какую-то древнюю историю?

— Да не так чтоб очень. Циклов всего сто, ну, может, мы ошибаемся циклов на пятнадцать. Но не больше! Не идет и все. Жизненно важное не идет. Мозг сбоит и дает отказ.

Он посмотрел в воду. В ней, прозрачной и живой, метались, как осенние ивовые листья, мелкие рыбки. Течение несло их прочь от камня, но они настойчиво, рывками возвращались к нему и что-то от него быстро отщипывали. Он наклонился и опустил руку в воду, зачерпывая ладонью горсти реки, чтоб освежить себя после сна. Затем, немного привыкнув к температуре, он камнем упал в воду. Плавая и сбрасывая с себя лишние эмоции и физическую вялость, он почти полностью пришел в режим гармонии, но вернувшись мысленно к озвученной Ией проблеме, вдруг сбился и ушел под воду. На миг ему померещилась мысль о том, что не стоит сейчас тратить время на плаванье, а пора есть и выдвигаться в ментальный туб. Тратить время!

Он знал, что участие в программе восстановления в обязательном порядке предписывает каждому вовлеченному агент изменений. Он знал это. Он теоретически понимал, что начнет твориться с его мозгом и как начнет под влиянием этих превращений искажаться реальность. Но ему все–таки не верилось, что он окажется настолько слаб. Агент изменений будет с ним один полный биоцикл. Полный биоцикл. Сколько это примерно по старым понятиям человечества эпохи третьей письменности? От полутора лет до трех-четырех лет. Ответ от автосправки он получил, но осознавал он более конкретный срок — полный биоцикл.

Перед началом работы агента изменений участнику обычно дают некий период покоя, чтобы он максимально гармонизировал внутренний мир со внешним и вышел в равновесную точку по всем психо-физическим показателям. Человека выдергивают из всех процессов совершенствования и движения, и он не занят ничем кроме созерцания, или как раньше это называли (он отлично отчего-то запомнил из истории) — медитации. Но с момента начала работы агента участника сразу же активно включают во все процессы и тормошат, не давая возможности созерцать. Усиление и без того невыносимого давления дает ошеломляющие результаты — человек выходит на новые вершины гармонизации и становится проводником для менее успешных в гармонизации людей, вытягивая на ментальных тренингах совершенно недоступные этим людям слои на доступный уровень сознания.

Но сейчас все эти знания были просто теорией, просто заученным, но непонятным уроком и более ничем. Он подтянулся и выбрался из воды на траву. Тело горело от ледяной воды, мягкое тепло осеннего солнца целовало его кожу. Он решил есть только злаковые сейчас, добавить к ним разве что немного тонизирующего чего-то.

В момент подачи на стол пищи, в момент, когда он предвкушал наслаждение и покой, недалеко от него нейтральный машинный голос оттиснул в пространстве новый интервал. Едва заметно сжались его зубы. Реакция была настолько новой, что его подбросило на сидении, будто снизу внезапно вспыхнул костер. Он вдруг понял, что ждал этого голоса именно сейчас. Похолодел и осознал, что вот сейчас что-то протекает, да-да, прямо сейчас что-то протекает через все вокруг, через весь его гармоничный прием пищи, через этот сентябрьский лес, через его сосуды и нервные окончания, и непонятно куда оно течет и почему никогда оттуда не возвращается. Не ясно, зачем оно течет и куда уносит его быстрые мысли и мгновенные реакции. Да, он может получить их все из записи и понаблюдать за собой со стороны, увидев себя во всей неприглядности. Они тогда, все с часами на руках, в их древних считающих машинах, на стенах, везде, все время следили за этим невидимым и потусторонним течением невесть чего, безвозвратно уносившего от них все, что им дорого, и приближавшего их к концу. Им очень нужно было это как-то назвать. Чтоб не так страшиться, чтоб как-то совладать с вечным напряжением и тревогой. И они назвали это Время. А сколько у них всяких специальных было психологических антидепрессантов, они их называли поговорки и пословицы о времени. А потом, в одночасье, все изменилось. И гармония вышла из тени религий, стала править рациональным, изменила отношение к течению этого невесть чего навсегда.

Эти мысли были, как порывы бури. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал страстность собственных размышлений. Он стал есть и поймал себя на том, что ест спешно, не обращая внимания на то, что попадает ему в рот. Мысли неслись и увлекали его прочь от еды, не давая гармонизировать удовольствие, наладить усвоение, как следует расслабить органы. Сразу после окончания еды он настроился на социоработу и включился в ментальный туб, мгновенно оказавшись в плотном потоке обсуждения случая, озвученного Ией.

— Она просто устала. — Вдруг, совершенно не слушая никого из обосновывавших свои методы решения, сказал он. — Она не станет восстанавливать работу сердца. Ей надоело.

— Что за нелепость?

— Как можно устать от восстановления?

— Это совершенно ее не нагружает. Ее задача как можно дольше и глубже созерцать и гармонизироваться, пока идет восстановление.

— Она устала.

— Вы только что подключились, и Вам стоит просмотреть все предложенные коллегами причины и решения, прежде чем давать такой странный комментарий, совершенно ничего не объясняющий и не предлагающий выхода из ситуации. — Миролюбивый месседж конечно же был от Гила.

— Да, Гил. Я не ознакомился с тем, что вы здесь все предлагали, зато моментальная история психо-физики и последних пятидесяти циклов ясно мне дают понять, что она не позволит восстановить ее сердце.

— Что вы предлагаете?

— Единственным выходом я вижу умиротворение.

Он почувствовал шквальную реакцию возмущения, сотни разумов и душ вдруг одномоментно подверглись жесткому дисгармонизирующему месседжу. Он даже опешил, потому что от отдельных людей явственно чувствовал исходящую злость.

— Умиротворение — процедура, которую в последний раз использовали для людей, переживших начало эпохи гармонии. Людей из прошлого. На каком основании вы предполагаете, что она этого хочет?

— Она мне сказала, что устала. Это было на последнем сеансе дополнительной гармонизации. Она сказала, что после агента перемен поняла — жизнь должна иметь окончание. И она хочет ее окончить.

Новая, менее однообразная, но все еще очень бурная волна общей дисгармонизации заставила его ненадолго отключиться. Когда он вернулся, оказалось, что участники подключили пациента к обсуждению.

— Мы собрали консилиум для определения выхода из вашей ситуации. Ваше сердце необходимо восстановить, иначе…

Она перебила тихо и решительно:

— Дайте мне уйти. Я устала.

— Но ведь люди всегда мечтали жить так, как теперь живем мы. Не болеть, не умирать, жить в гармонии.

— Возможно, глупые и мечтали, но они просто не понимали безграничности. Нам не дано вынести вечность. После агента перемен я поняла, что вечность больше любых наших достижений. И я говорю вам — я ухожу.

Он вернулся в свой лес, когда воздух был лиловым, а оранжевые листья горели в последнем свете дня. Хронометр так же бесстрастно объявил ему, что сейчас восемнадцать часов и пятьдесят минут. Он сел в любимый шезлонг и стал созерцать закат. Беспрецедентный случай умиротворения по собственной воле для познавших гармонию сносил кирпич за кирпичом устойчивую стену аксиом в его сознании. Агент перемен работал.