Create post
L5

Кирилл Корчагин. Все вещи мира

Вера Малиновская
Lucy Durasova

3 июля 2017 года в «Жан-Жаке» на Никитском бульваре состоится презентация новой поэтической книги Кирилла Корчагина «Все вещи мира» (издательство «Новое литературное обозрение»). Мы публикуем фрагмент предисловия Галины Рымбу и несколько стихотворений из книги.

Галина Рымбу. Обитатели руин (фрагменты)


Узловое время для этих стихов — 1920—1930-е годы: причастность к ним тех, кто живет и пишет сегодня, постоянно акцентируется. Это не только сама революция, но и послереволюционное состояние — призраки первых советских десятилетий, растворенные в московской топонимике: Москва Беньямина, пронизанная меланхолическими скитаниями, вдруг начинает проступать в Москве 2010-х, образ которой словно собирается из разных времен, превращая современную столицу в обещание встречи, революции, но в то же время в потерянное, отчужденное и захваченное режимными политиками пространство. Поэзия здесь — это, прежде всего, способ работы с коллективной травмой, возникающей как следствие отчуждения от истории: чтобы вырваться из травматического круга повторения и «вечного возвращения», чтобы преодолеть тотальность травмы, нужно взять в руки осколки, «выпасть» во время, совладать с замкнутым пространством утраты. Соскальзывание в травму способно захватывать общества и субъекты, становиться причиной глубокой болезни под названием «фашизм», но можно пойти в противоположном направлении — размыкать, буквально «выпевать» травму.

<…>

В стихах Корчагина меланхолик блуждает в руинированных пространствах культуры, памяти, знания, в ландшафтах, разрушенных военными действиями, обнаруживает себя мертвым, просыпающимся в разрушенном авиаударами доме, залитым подземным светом. Меланхолия предстает здесь как фундаментальное состояние современной культуры — им заражены даже природные объекты, мельчайшие частицы света, земли, магма, растения. Но в то же время меланхолия обладает способность порождать новое — именно она основа любой метаморфозы, превращения. Еще у Аристотеля меланхолический темперамент описывается как способный к трансформации в любой другой тип органического и психического: благодаря преобладанию черной желчи у него чрезвычайно развито воображение и поэтому он способен перевоплощаться в Другого. Изначально в европейской культуре меланхолик — это трикстер, пораженный невыразимой печалью, которая и вызывает неотменимое желание выражать себя в искусстве, письме. Он живет под знаком утраты, постоянно пребывая в поисках нового языка на грани реального и символического — чтобы переступить через утрату или, если это окажется невозможным, пережить ее как скорбь.

<…>

Ангел истории, пролетающий сквозь эти стихи, — ребенок и меланхолик. Левая идея выглядит как детское, драматическое ожидание чуда, а революция — как невозможная близость и сила поражения — как «оптимизм с траурной повязкой», по выражению немецкого философа Эрнста Блоха. Утопия невозможна без меланхолии, которая одна удерживает революционного субъекта от тотального упоения будущим, соединяя праздник и траур, тренос и гимн, победу и поражение. Меланхолия не только приводит к замыканию на утраченном, но и возбуждает политическое воображение.

<…>

Здесь разворачивается также своеобразная поэтическая феноменология пространства, уничтожающая иерархии мест, постоянно смещающая оптики далекого и близкого, микро- и макро-: от измученных войною и насилием гор к мельчайшим частицам материи (корпускулы, атомы, фрагменты кожи и эпителия, пыль), от больших политических организмов (машинерии тоталитарных коллективностей) к стону и мессианской жизни мельчайших (инфузории, почти антропоморфные частицы света, зверьки). Само природное и городское пространство растрескивается, расслаивается, разрывается, подвергается многообразным деформациям, обнаруживая свою нецелостность и неоднородность, сопротивляется мобилизации в империю и государство. Складки, слои, впадины, створки деревьев, проемы стеблей, трещины в брусчатке, раздвигающиеся горы и разрывающаяся земля.


Кирилл Корчагин. Из книги «Все вещи мира»


* * *


король разрывов сходит с коня

под дождем длящимся восемь

месяцев и разворачивающийся

холод обнимает его и соцветия

плесени полыхают в замкнутых

комнатах сна


камни разбросало взрывной волной

не подойти к руинам и шаги

рассыпаются над осклизлыми

мостовыми что ты скажешь себе

среди гнили и пыли с файером

в робкой руке?


что шелестящие вверх поднимаются

обугленные широ́ты в свернутых

аллеях дождь прибивает огонь

к земле и невозможно струится между

просветами пеной рудой наше

пидорское солнце

* * *


ночью к тебе постучится огромный двадцатый век

в гирляндах синеющей гари с углями в черных глазах

в одежде защитного цвета дышащей дымом болот

в пыли тверского бульвара обволакивающей ладони

проникающей прямо в сердца


коммунисты националисты в животе у него звенят

а в глазах отсветы патрулей, фалангисткие колоски

алонзанфаны красных бригад, арафат форсирующий

иордан, осаждающий бейрут и дождливым летом

двадцать шестого восходящий вверх тополиный пух


слуцкий на фронте, его брат возглавляющий моссад

им обоим поет лили марлен и они покачиваются в такт

и осколки песен как осколки гроз оседают на крыши москвы —

однажды к тебе постучится огромный двадцатый век

в тихом свечении ночи он спросит на чьей же ты стороне?


ты повторяющий лорку на стадионе в сантьяго пока тело ее

соскальзывает в ландверканал, пока лисы и сойки тиргартена

прижимаются к телу его и над каспийским морем открывается

в небе дверь и оттуда звучит ва-алийюн-валийю-ллах — ты

оттесненный омоном на чистопрудный бульвар по маросейке


бежишь мокрый от страха и от дождя и пирамиды каштанов

разрываются над тобой над туманным франкфуртом

оглушенным воздушной войной и сквозь сирены

и отдаленные крики движется он разрезающий

влажную ночь — твой последний двадцатый век


* * *


войны не будет сплевывая кровь

сказал он сказала она не будет

войны когда ее лицо в зеркале

распалось на части под давлением

шквала огня


или все же касаясь ее запястья будет

война он повторил про себя

и его друзья евразийцы

повторили будет война и была

война была война


зажигались цветы на границе и пели

огни как всегда зажигались

и пели так же как раньше пели огни

и каждая виноградная косточка

звенела от счастья


* * *


проемы в пространстве полные капиталом

разрывы в брусчатке набухшие от капитала

и звезды что движимы капиталом

их шестерни их скрипящий шаг


кофейные аукционы воздушные биржи

веселые трубы заводов и скрипящий

воздух зимы шипящие вставки солнца

от которых взрывается горло


вот мое время раскалывающее льдины

на глухой и темной реке — яппи ли ты

из беркли, мышиный король из детройта

слизывающий пот с их рабочих спин


наемный работник (как я) в общественном

транспорте следящий за медленным

дымом машин — всё вернется к тебе

вместе с их голосами славящими капитал


и тепло побережья и ожоги летней воды

камни на долгой дороге их влажные

прикосновения, тихие голоса и твое тепло

превращенное в капитал


* * *


сети искусства мирное зло, песок вымывающийся

из плиточных стыков как песок в черноземной земле

где едет кортеж в далекий аэропорт и поэтесса

смеется над нами над нашим неловким богатством


и над крышами нависает огромный тверской бульвар

и наматывают переулки веретёна взрывного ветра

мы идем с тобою и наши колени болят и наши глаза

болят от бескрайне марксистского солнца


но это не страшно — в центре земли живет наш король

и согревает дыханьем своим наши дома, кабинеты

фабрики наших хозяев — и куда бы мы не пошли

унылые хипстеры с преображенки нас будет встречать


эта земля виноградная, почва ее распространенная

в пазухах грузовиков в катышках свитеров в сколах

эмали в каждом движении к нам подступающих парков

во флагах на площади ленина растущих над нами


и воздух будет звенеть и горячий ветер метро спутывать

наши волосы как в далеком тридцать втором где глаза

навсегда высветляет коммунальный струящийся лед

и облака высоки и как никогда шелестящи фонтаны

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Вера Малиновская
Lucy Durasova

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About