Create post
L5

Неподсудность авангарда: Алексей Конаков о Полине Андрукович

Lada Chizhova
люба макаревская
Vasily Kumdimsky
+5

Вероятно, многим читателям (почитателям и почитывателям) поэзия Полины Андрукович кажется «холодной» в смысле почти маклюэновском — то есть предполагающей аскетичную сосредоточенность, одинокое внимание, интенсивное усилие рецепции, требующее заполнить множество лакун и, как правило, заканчивающееся помещением этих неожиданных стихов в (слишком) широкий контекст международного авангарда: «Полина Андрукович — один из редчайших авторов, работающих с авангардной традицией не в доморощенно-эпигонском изводе, а ориентируясь на западную, в первую очередь французскую классику минувшего века — сюрреалистов, Анри Мишо, Рене Шара, Андре дю Буше» (Данила Давыдов).

Действительно, в верлибрах Андрукович отчетливо ощущается и ледяное прикосновение мастерства, и морозная дрожь новизны, и надмирный холод философских обобщений. Но в то же время из самой глубины этого полупустого и чуть окоченевшего мира исходит странное, неизменно приятное, немного сентиментальное тепло, природу которого невольно хочется поймать, понять и разъяснить. Возможная отгадка состоит в том, что стихи Полины Андрукович — несмотря на все видимые апелляции к эйдосам высокого европейского модернизма — невольно повествуют нам о куда более конкретном и куда более близком, почти домашнем, почти телесном опыте.

Иллюстрации: Полина Андрукович (работа «Игра в шары»); кадрирование — Андрей Черкасов.

Иллюстрации: Полина Андрукович (работа «Игра в шары»); кадрирование — Андрей Черкасов.

Вспомним здесь знаменитые пробелы и отступы в стихах Андрукович; учитывая внимание, которое поэт уделяет графическому исполнению текста, нам, вероятно, следует отказаться от соблазна внешних трактовок («дыхание», «интонация», «партитура» и проч.) и рассмотреть указанные особенности как имманентный эффект письма. Мы привыкли, что печатание на компьютере автоматически обеспечивает одинаковую величину интервалов между словами в любом тексте — но именно от этой возможности демонстративно отказывается Андрукович: порадуйся, прости / пусть лежит / рано летят // рана летит в меня и из меня / я ли человек? — / просочится вода / сквозь кровь: извини, / прости, прой / ти.

Междусловные интервалы в стихах всегда плывут, варьируются, изменяются, становятся то больше, то меньше — и такое изменение служит приметой вполне определенного режима письма. Что же это за режим? Ответ кажется простым: выдержать строгую одинаковость интервалов невозможно при писании от руки — и особенно, если пишет не взрослый человек, а ребенок. Кто не помнит детских тетрадей, в которых слова немного танцуют, то отдаляясь, то ближе прижимаясь друг к другу? Играя пробелами, табуляциями и выравниваниями, Андрукович с помощью холодного инструмента компьютера воспроизводит теплый и живой опыт письма от руки — и весьма нетвердой руки! — письма детского, письма школьного, письма только-только осваиваемого.

При этом дело не ограничивается нестойкостью междусловного интервала: в текстах поэта настойчиво тематизируются страх приближения к краю листа, забытые правила переноса (притерлись к ровным, св / ыклись с памятью толнет толпы), всевозможные исправления и зачеркивания (башенок нелегкий стук: / падал в бешенкинет башенки конвой), наконец, тривиальные орфографические ошибки (За земляным червем мед / Ленно путаешь свет / Мокрых асвальтов).

Марианна Гейде почти права: «…это речь ребенка, только овладевающего языком, но не свободно, играючи — а как будто бы под постоянным надзором учителя, родителя», — нужно лишь заменить «речь» на «письмо»; со страниц поэтических сборников Полины Андрукович на нас взирает вполне конкретный советский первоклассник из застойных семидесятых, уставшими неуклюжими пальцами пытающийся заполнять прописи — знаменитые зеленые тетрадки в косую линейку, осколки которой угадываются в самом стиховом делении речи, обозначаемом слэшем (/): …как уходит / в тоску / вода; // бездонная кукла / и дома был снег / военный безграничный.

Так открывается антропологическое измерение этой поэзии: недлинные, подобно школьным упражнениям, стихи Андрукович являются не чем иным, как попыткой воспроизвести (в самом строе слов) специфический телесный опыт советского ребенка, обучавшегося письму, опыт, хорошо знакомый нескольким поколениям людей, живших в промежутке между утверждением системы народного образования и ее демонтажом в новейшую эпоху.

Из сказанного выше следуют два примечательных вывода, которые можно было бы обозначить как позитивность авангарда и как его неподсудность. Во-первых, смешны любые обывательские сетования о варварском и разрушительном характере авангардного письма — на примере стихов Полины Андрукович мы видим, что автор (как любой школьник) скорее хочет дописаться до некоей нормы, нежели ее разрушить. Правда — в отличие от обучающегося письму ребенка — в поэзии эта норма никогда не задана, она существует лишь как некий утопический горизонт, и потому ужас пустой тетрадки с прописями преследует поэта всю жизнь. По этой же причине нам не следует «оценивать» авангард; любое неосмотрительное суждение вкуса, любая попытка «наивной» оценки — и мы тут же оказываемся в комическом положении старомодной учительницы, выставляющей баллы: «трояк», «пятерка», «кол». Так в рассматриваемом нами случае легкая тень скриптоинфантильности, таящаяся меж особых приемов компьютерного исполнения текста, надежно хранит Андрукович от смешных и бестактных упреков. И кажется, что единственно верным modus operandi будет здесь сообщничество — сесть с автором за одну парту, украдкой заглянуть в его исчирканные, усталые прописи, шепотом спросить подсказки в особенно трудном месте. Вероятно, именно таким образом и подходит к этим стихам целый ряд современных поэтов — та референтная группа, которая приветствовала присуждение Полине Андрукович премии «Различие» в 2015 году.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Lada Chizhova
люба макаревская
Vasily Kumdimsky
+5

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About