Помните, как в прошлом году Marvel запустила кампанию против спойлеров в «Мстителях: Война бесконечности»? Тогда, перед премьерой, был выпущен специальный ролик, в котором ведущие актеры просили зрителей не раскрывать подробности сюжета, после чего появлялся размашистый хэштег: ThanosDemandsYourSilence («Танос требует от вас тишины»).

Сложно представить, но обсуждение самого популярного комикс-блокбастера последнего десятилетия действительно оказалось дисциплинированным и ключевые детали истории фанаты не разглашали. Те же, кто желал поделиться впечатлениями от финала кинокомикса, отправлялись на форумы или же предупреждали читателей крупными буквами: «ОСТОРОЖНО, СПОЙЛЕРЫ!»

Похоже, негласным образом у зрителей сформировался новый этикет, соблюдать который приходится неукоснительно. Санкций, конечно, никаких не последует. Максимум за такое нарушение — обычное негодование за испорченное удовольствие и удаление из друзей в соцсетях. Хотя журналисты с этим тезисом не согласятся: нередко им следует подписать эмбарго о неразглашении сюжета перед посещением пресс-показа. Для кинокритиков спойлеры вообще тлетворный феномен: если раньше они с наслаждением ударялись в многостраничный анализ сюжетных коллизий, то теперь им приходится завуалированно и витиевато излагать детали, сглаживая острые углы.

Автор колонки в Vice Линдси Кинг-Миллер жалуется, что многие разговоры об искусстве и затрагиваемых им проблемах упираются в одержимость спойлерами. Так, попытка обсудить полигамную мусульманскую героиню в сериале «Оранжевый — хит сезона» не увенчалась успехом: первый же комментатор призвал девушку замолчать, сославшись на спойлеры. Строить конструктивный диалог с людьми, озабоченными тотальным наслаждением от просмотра кино, невозможно, а подвергать их рефлексии бесполезно. Всё-таки боязнь спойлеров — это не какое-то отклонение, а естественный для нашего времени эффект потребления медиа.

Как известно, до появления интернета и социальных сетей сериалы порционно выходили по телевизору, а в начале нового эпизода обязательно следовало краткое содержание предыдущего. Премьеры фильмов крутили исключительно в кинотеатрах, а книжные новинки появлялись только на специальных полках в магазинах. С приходом на рынок стриминговых сервисов всё закономерно изменилось: сезон нового сериала теперь можно отсмотреть за один присест, а о содержании книг и фильмов узнать самым первым. Найти информацию стало проще, и гораздо сложнее — от неё спрятаться.

Уже в 2006 году известный американский кинокритик Джонотан Розенбаум пишет, как он озабочен невиданной для него защитой от спойлеров, а затем выделяет собственные замечания по поводу этого явления. Прежде всего, он говорит, что так называемые «спойлеры», намеренно заложенные авторами в литературе (даже в названии книги или наименовании главы), не беспокоили читателей на протяжении веков столько, сколько волнуют общественность за последнее десятилетие. Если экстраполировать выводы Розенбаума на кинематограф, то получится немало примеров: «Смерть господина Лазареску» и «Выживший», «Побег из Шоушенка» и «Джек — покоритель великанов»… Правда, название фильма, как правило, зрителей нервирует меньше, чем подробное описание фабулы.

Критика тревожит, что анализировать сюжет в фильмах становится всё труднее: содержание безоговорочно доминирует над стилистическими приемами, да и вообще над формой произведения. Он задается вопросом, а что считать спойлером в сюжете «Удивительного волшебника страны Оз»: например, то что Дороти добирается домой, или то, как великий волшебник меняет свои обличья?

Впрочем, в своем исследовании, посвященном влиянию спойлеров на удовольствие от просмотренного фильма, Розенбаум совместно с профессором Бенджамином К. Джонсоном всё-таки дает определение спойлера. В их научной статье за 2015 год «спойлером» признается «преждевременная и нежелательная информация о том, как завершается отдельное повествование» [стр. 3]. Следовательно, раскрытие любого сюжетного твиста, любого окончания в развитии событий означает спойлер.

А что насчёт культуры виктимности, пускавшей корни в Соединённых Штатах и в некоторых западных странах примерно в то же время? Этот относительно новый феномен сейчас отчетливо можно наблюдать в среде нынешних студентов: они сверхчувствительны к обидам, восприимчивы к микроагрессии и убеждены, что имеют право быть неоскорбленными. Психологи, вместе с тем, выделяют второе любопытное явление, «риторику катастрофизации» (catastrophic rhetoric), когда люди намеренно гиперболизируют потенциальный негативный эффект от произнесенных или написанных слов.

Сейчас оба феномена, кажется, проявляются уже не только в американских кампусах: культура виктимности незаметно проникает в нашу жизнь, а борьба за право не сталкиваться со случаями, которые могут вызвать психологический дискомфорт, становится всё агрессивнее. А что если страх перед спойлерами тоже, в каком-то роде, проявление виктимности? Культивация такой культуры дает шанс почувствовать некую привилегию. Поведение индивидов, взращенных в подобной среде, где существует острая необходимость в «безопасных зонах», парадоксальным образом интолерантно. Здесь нет места критике и аргументации: если в какой угодно литературе представлены подробные сцены насилия, то они могут вызвать резкий протест.

С одной стороны, избегать спойлеры, значит отказаться от контакта с информацией, причиняющей психологический (или какой угодно) вред. Виктимные личности доверчивы и конформны, они легко поддаются чужому влиянию и внушению, в них всегда обнаруживается готовность стать жертвой. Наверное, такие пользователи, в большинстве своем, стремятся обидеться публично в социальных сетях, когда замечают опасный спойлер-контент. Они демонстративно заявляют о вопиющей несправедливости: как смеет автор раскрывать содержание ключевой сцены и испортить впечатление от просмотра всем остальным?!

С другой стороны, от спойлеров прячутся и по многим другим причинам. В недавно опубликованном научном тексте Ноэль Макелрат-Харт и Лизы Перкс анализируются разные типы отношения к спойлерам. Участники исследования разделились на четыре категории: кто избегает спойлеры, кто, наоборот, прибегает к ним, кого спойлеры не волнуют и кто не может определиться с ответом. Вряд ли для кого-то станет сюрпризом, что в результате почти половина опрошенных (47%) сторонится спойлеров, тогда как меньше всего анкетированных (8%) намеренно разоблачают для себя подробности сюжета перед просмотром.

Объясняя мотивы мажоритарной группы воздержаться от спойлеров, авторы приходят к двум следствиям. Во-первых, незнание деталей сюжета подогревает ожидание и усиливает удивление от неожиданных поворотов сюжета, что напрямую связано с наслаждением. Во-вторых, удовольствие от предвкушения дальнейших событий придает чувство презентизма. Когда зритель смотрит кино впервые, то он переживает его в настоящем, он живет в моменте, поэтому столь опасно подвергать это настоящее предысторией.

В современном зрительском понимании уже не верховенствует теория авторского кино, озвученная еще Франсуа Трюффо в 1954 году. Идея, что режиссер является создателем кинополотна, подразумевает какой-то «диалог» зрителя с экраном. Но, как уже говорилось ранее, индивидуальный почерк режиссера в массовом сознании менее важен: теперь диалог происходит между публикой и продюсерами, которые лучше знают, как принести удовольствие от фильма. В студийном кино, таком как проекты Netflix или блокбастеры Marvel, существует негласная договоренность: зрителям предоставляют развлечение, а они потребляют его в надлежащем виде.

Следовательно, спойлеры — это эрозия массового потребления. Продукт, предназначенный для удовольствия, должен бережно охраняться от любых попыток его испортить. Отсюда и страх перед пересказом сюжета и раскрытием концовки в фильме. Тех, кто посягает на святое, «спойлерит» сюжет и нарушает «договоренность» между зрителем и продюсером, конечно же, осуждают. Однако, не все любители спойлеров думают только о том, как бы насолить фанатам «Игры престолов» и позлорадствовать. Кому-то знание деталей сюжета позволяет морально подготовиться к развитию событий и, таким образом, тоже получить своеобразное наслаждение. Одна из респонденток исследования, проведенного Макелрат-Харт и Перкс, признается, что не раз обращалась к спойлерам сериала «Ходячие мертвецы», потому что ей было страшно за героев. Кому-то раскрытие сюжетных подробностей банально помогает оставаться в тренде. Для тех, кто не успевает посмотреть сезон целиком и хочет поскорее переключиться на новый, спойлеры тоже играют только на руку.

Наконец, людям приятно смотреть кино в отрыве от линейного повествования, в котором спрятано неожиданное хитросплетение или смерть какого-то героя. Пересмотрим ли мы «Шестое чувство», если уже знаем главную загадку этой картины? Пойдем ли на новую экранизацию «Анны Карениной», если понимаем, что в конце героиня всё равно покончит с собой? Согласитесь, и в том, и в другом случае мы знаем, чем все кончится, и тем не менее воспринимаем увиденное на экране иначе. Наш взгляд может остановиться на чем-то новом, мы можем посмотреть на происходящее с другой точки зрения. И удовольствия в том ничуть не меньше.

Раньше спойлеры могли испортить просмотр разве что детективного кино, где сюжет с его интригами всегда возводился в абсолют. Теперь же озабоченность нарративными элементами встречается повсеместно: нельзя свободно обсуждать концовку «Красной свадьбы», потому что этот эпизод «Игры Престолов» видели далеко не все. Или же можно, но с пометкой, предупреждающей о спойлерах. Понятно, что для многих раскрыть главный сюжетный твист то же самое, что рассказать ребенку перед Новым годом, что за подарок принесет ему Дедушка Мороз. Нельзя просто так взять и испортить сюрприз. Но в современном мире подобные сюрпризы встречаются чуть ли не в каждой серии популярного сериала, и табу на описание событий в фильме больше смахивает на легитимную систему цензуры.