Donate
Prose

Голоса

Kolya Zhe08/09/21 09:20221

Дотошно звенел будильник. Валентина Леонидовна чуть заметно открыла глаза, блаженно зевнула и легонько прикусила скривившиеся губы. Дотронувшись ладонью до вспотевшего лба и сняв налипшие волосы, Валентина Леонидовна присогнулась и медленно села на кровать. Настенные электронные часы высвечивали зелеными цифрами половину седьмого.

Возле кровати, на коричневом потертом стуле, висело домашнее облачение — Валентина Леонидовна натянула на себя шерстяную кофту, прикрыла ноги свободной юбкой, сверху донизу покрытой узорами-огурцами, и скоро пошаркала из комнаты в комнату.

Валерий Яковлевич все еще спал. Валентина Леонидовна подшаркала к окну, слегка одернула плотные желтые шторы, повторно зевнув и обратившись к мужу:

— Настал-от денек… Дожили-выжили… Кончай дрыхерить, Валерка…

Валерий Яковлевич глухо и нечленораздельно промычал пустое в ответ. Валентина Леонидовна подобралась ближе к мужу и стала раскрывать его одеяло.

— Вставай-вставай, дитятко! Глянь ты, как солнышко играет — скрозь занавеску жжет…

Валерий Яковлевич не решался сопротивляться. Одеяло тут же было нещадно скомкано и отложено в сторону. Белесая ночная рубашка, лишь наполовину скрывавшая слабое тело Валерия Яковлевича, оставляла открытыми для утреннего света две кургузые бледноватые культи.

 — Сей-час протезики подам… Ты сядай пока, сядь! — скомандовала Валентина Леонидовна и вышаркала из комнаты.

Вскоре она вернулась, держа в руках лязгающую пару стальных ног. Валерий Яковлевич сидел на кровати и беспомощно разглядывал свои подрагивающие руки — его крупные мозолистые ладони безжалостно пожирал беспокойный, мятущийся тремор.

 — Че ж с утреца-то напало, Валер? Во как трясет! Как же ж мыться будём? Давай сюда ножки…

Валерий Яковлевич сдвинулся к краю, тяжело приподнял правую огрубевшую культю. Внутри обрубка виднелось чернеющее отверстие. Валентина Леонидовна приставила стальную ногу к культе и стала аккуратно вращать протез. Сначала один, а затем и другой. Валентина Леонидовна нагнулась на выдохе, достала из–под кровати два скособоченных деревянных костыля и подала их мужу.

 — Вот тебе и костыльки… На-ка, боец, расхаживайся. На войнушку задвигаем! — добродушно засмеялась Валентина Леонидовна.

Валерий Яковлевич поднатужился и медленно оперся на один костыль. Бессвязно промычав пустое себе под нос, ухватился за второй. Сделав недолгий шаг и немного передохнув после такого маневра, Валерий Яковлевич утвердительно кивнул жене, тем самым как бы и объявив, что в скором времени он окончательно приспособится, в общем и целом чувствует себя бодро и находится в полной боевой готовности.

 — Тагды в ванну почапаем. Токмо чайник поставлю, а ты жди.

Валерий Яковлевич послушно остался стоять на своем месте. Валентина Леонидовна торопливо прошаркала через весь коридор, наконец завернула в узкую кафельную кухоньку, слабо освещенную лишь одним деревянным окном. Спичка моментально затеплила конфорку. Валентина Леонидовна с грохотом водрузила на плиту черный эмалированный чайник.

Солнечные лучи игриво бегали по коридору — Валерий Яковлевич тщетно пытался их затоптать. Не без помощи Валентины Леонидовны, он усердно ковылял на костылях, изредка прищуривая то левый, то правый глаз. Валентина Леонидовна шла позади и нежно подбадривала мужа:

— У кошки боли, у собачки боли, а у Валерика — нет-нет, не боли!

В ответ Валерий Яковлевич лишь недовольно фыркал и всеми силами старался ускорить шаг.

— Ну-тка, сядай! — скомандовала Валентина Леонидовна, подводя мужа к краю ванны.

Валерий Яковлевич накренился, крепко сдавил костыли и, оттопырив один протез, с успехом приземлился на белый покатый борт. Валентина Леонидовна бросилась ему помогать — через минуту костыли были отставлены в сторону, а протезы мирно покоились в сероватой раковине.

Валерий Яковлевич обеими руками обхватил шею жены и грузно сполз на самое дно.

— Спинку-т мы тебе почистим, ножечки помоем с мочалом, во все чистенькое да парадное нарядим… — причитала Валентина Леонидовна, поливая Валерия Яковлевича косыми струйками душа.

В ход пошли хозяйственное мыло и драная мочалка.

 — Щетинку б тваю свинячью обработать… Выюшку вытяни.

Валентина Леонидовна полезла в настенный шкафчик, висевший возле мутного квадратного зеркала, взяла в руки опасную бритву и стала выискивать лезвие.

 — Исчезло все, попрятали… Валерик, хто ж лезвия твои упер?

Валерий Яковлевич угрюмо посмотрел на жену и, расслабив шею, быстро кивнул в сторону раковины.

 — Нашлась, дура старая! Гляжу — не вижу… — хихикнула Валентина Леонидовна.

Щедро намылив свои ладони, Валентина Леонидовна ласково потянулась к мужу:

 — Глазоньки хоть прикрой, защиплет ведь!

Валерий Яковлевич терпеливо закрыл глаза и вновь вытянул шею. Валентина Леонидовна обмазала пеной его шершавые щеки, подбородок, усатый участок верхней губы и шею.

Когда с водными процедурами было покончено, Валентина Леонидовна стянула со змеевика полосатое полотенце и наскоро принялась растирать мужу спину, в то время как из кухни уже доносилось протяжное сопение.

— Вишь визжит как… — прошептала Валентина Леонидовна, глянув Валерию Яковлевичу прямо в глаза, — Опоздам-с по расписанию!

Насухо вытерев обе культи, Валентина Леонидовна начала ввинчивать в них протезы. Валерий Яковлевич нетерпеливо махнул тяжелой рукой, тем самым потребовав, чтобы жена поскорей сняла с плиты чайник.

— Как же ж, а сирануть?… Не хочешь? Или сам с усам? — c явным сомнением спросила Валентина Леонидовна, подставив мужу его костыли.

Валерий Яковлевич лишь мотнул головой и самостоятельно оперся о свои поскрипывающие деревяшки. Валентина Леонидовна удивленно моргнула и, вспомнив о чайнике то, что невозможно было забыть, быстро пошаркала на кухню.

Чай из заварочного чайника разливался по кружкам. Валентина Леонидовна достала из холодильника сливочное масло, кусок затвердевшего отечественного сыра и несколько ломтиков ливерной колбасы, бледнеющих на фоне коричневой пищевой бумаги. Валерий Яковлевич показался в дверях в тот самый момент, когда его жена прокручивала колесико радиоприемника.

Валерий Яковлевич неистово замычал.

— Ты ж и включить хотел сам?! Так ведь звиняйте, ждем вас же, ждем, а вы все нейдете да нейдете! Чай поди стынет! — прикрикнула Валентина Леонидовна, собираясь приготовить мужу бутерброд.

Валерий Яковлевич подковылял к столу, сгорбил спину и медленно сел за свой край, уронив костыли на пол. Его танцующая рука болезненно потянулась к радиоприемнику.

Радиостанция «Голоса» торопливо прожевывала последние новости: «Напоминаем, что уже с утра началось Всероссийское Единое Голосование… в настоящий момент в выборах принимают участие десять партий… и-и-и надо сказать… да, непременно надо сказать, что этим утром половина представителей избираемых партий уже успела отдать свой голос… такие как: Игорь Нестеров, Геннадий Жеребятьев, Николай Бакунин, Вячеслав Ставицкий… Выборы проводятся в специально организованных районных избирательных участках…».

Избирательный участок Валерия Яковлевича и Валентины Леонидовны находился в общеобразовательной школе № 512.

Валерий Яковлевич старательно держал дрожащий бутерброд, медленно откусывал и жевал, то и дело прислушиваясь к голосу диктора. Валентина Леонидовна сидела напротив, с чашкой мужа в руках, и с нетерпением ждала возможности вновь открыть рот.

— Запивай-запивай, не торопкайся… — приговаривала Валентина Леонидовна, помогая Валерию Яковлевичу пить чай, хоть он того и не просил — Хто ж виноват, что ручки-крючки…

Тремор значительно ослабел. Валерий Яковлевич протянул руку к чашке, сосредоточенно напряг пальцы и медленно забрал ее у жены.

— Сам с уса-а-ам… — ввернула Валентина Леонидовна, растерянно встала из–за стола и молча подошла к раковине.

Когда чай был допит, Валерий Яковлевич оперся ладонями о стол и заработал ногами. Стальные протезы ловко двинулись с места. Валентина Леонидовна обернулась и взволнованно посмотрела на мужа.

— Чевось, покандыбали? Токмо сдюжишь, Валер?

Валерий Яковлевич повернулся спиной и дергано зашагал в свою комнату, всеми силами стараясь исключить жену из области собственного внимания. Забытые костыли остались лежать на полу. Валентина Леонидовна торопливо зашаркала следом:

— Валерик, ты сил-тка поднакопи! Я-тка тебе подсоблю, ты сядь на кроватку, сядь и ножечки вытяни!

Валерий Яковлевич не издавал ни звука. Ведомый неизвестными силами, он торжественно прошел через весь коридор, юрко завернул в комнату, подошел к деревянному шкафу и резко распахнул дверцу. Здесь, в черной глубине шкафа, в гордом одиночестве висел бережно выглаженный Валентиной Леонидовной парадный военный мундир, украшенный десятком позолоченных медалей. В следующее мгновение Валерий Яковлевич ясно увидел, как его боевые ордена и награды поглощают весь солнечный свет, сконцентрировавшийся в комнате, разгораясь все ярче и ярче священным пламенем Великой войны. Валерий Яковлевич пошатнулся — его опустившиеся руки мелко затряслись от волнения.

— Помогу-помогу! На кроватку… — проговорила Валентина Леонидовна, приобняв мужа за плечи. Валерий Яковлевич смиренно вздохнул и послушно двинулся в сторону кровати.

Валентина Леонидовна сняла мундир с вешалки и задумчиво произнесла:

— Ан не замерзнешь?

Валерий Яковлевич косо посмотрел на свою жену и требовательно лязгнул протезами. Солнечные лучи отразились от металла. Валентина Леонидовна улыбнулась и принялась одевать мужа.

— А все-тки красавец писанный, как на параде! — восхитилась Валентина Леонидовна, придерживая железную дверь подъезда и пропуская Валерия Яковлевича вперед, — Проходи-проходи, голубка моя…

Валерий Яковлевич сделал несколько лязгающих шагов, дергано вышел из подъезда и со скрытым наслаждением потянул носом прохладный осенний воздух. Валентина Леонидовна вплотную подошла к мужу и согнула руку в локте.

— Бо-бик жу-чку взял под ру-чку — стали поль-ку танце-вать, а бар-бо-сик — толстый но-сик, стал на скри-по-чке играть… — шаловливо пропела Валентина Леонидовна, тем самым предлагая мужу взять ее под ручку, как жучку. Валерий Яковлевич не стал отказываться от помощи — супруги поплелись, аккуратно ступая по влажному тротуару.

Какое-то время двигались молча.

— Доедем-доскачем! — бодро выпалила Валентина Леонидовна, свернув за угол кирпичного дома и окончательно нарушив благую тишину, — Вона школку-т видать, Валер!

Валерий Яковлевич напряг зрение, стараясь на ходу вглядеться в серую расплывающуюся даль — ускользающее пространство улицы ограничивалось асфальтированными дорогами и раскрошенными бордюрами, лишь кое-где виднелись припаркованные вселенской скукой и одиночеством отечественные автомобили.

— Там уж небось очередь расплодилася… Жаждют голос-то свой отдать, жизню свою скор-ректировать! — напомнила о себе Валентина Леонидовна.

Валерий Яковлевич изредка полязгивал протезами. К его растоптанным ботинкам налипла мокрая пожелтевшая листва.

— Вот ведь леший, ей-богу! — засмеялась Валентина Леонидовна, глянув ненароком на ботинки мужа, — Ты лужи-то перешаркивай, че обувь мочишь!

Валерий Яковлевич постарался ускорить шаг. В какое-то мгновение ему показалось, что он смог наконец оторваться от преследования Валентины Леонидовны.

— Куды поскакал! Силушку экономь, Валерка, на обратный-ка путь не хватит!

Валерий Яковлевич все так же отрешенно двигался впереди, а Валентина Леонидовна по-прежнему неугомонно семенила следом.

На входе в здание общеобразовательной школы № 512 расположился обрюзгший ЧОПовец, смертельно уставший от собственного слабоумия. Стараясь развлечь самого себя, он игриво помахивал ручным сканером и пытался сосчитать в отекшем уме бесцельно прожитые понедельники. Позади ЧОПовца, на разбитом кафельном полу, располагался входной турникет, который вовсе не работал и был опущен.

Валерий Яковлевич непонимающе посмотрел на опущенный турникет, перевел взгляд на ЧОПовца, и, приподняв штанину, кивнул на протез. Валентина Леонидовна не помедлила:

— Протезики там у него, пищать будють!

Обрюзгший ЧОПовец равнодушно махнул сканером и, окончательно сбившись со счета, проговорил:

— Ведь не врата в рай охраняю, но бездну, из которой нет пути ни живым, ни мертвым — здесь голоса человеческие не знают молитв и проклятий, а мысли о мире теряют всякую надежду, покрываясь удушливым пеплом забвения. Души тонут во мраке, гонимые страхом и вечным голодом, от которого нет спасения.

Пройдя через турникет, супруги остановились возле школьной раздевалки. Валентина Леонидовна огляделась и без промедления обратилась к мужу:

— Этаж-то второй, по лестнице опять поплетемся… Смогёшь?

Валерий Яковлевич не сумел сдержаться. Его статная фигура нависла над Валентиной Леонидовной. Ладони вновь затряслись мелкой дрожью — одной только силою воли Валерий Яковлевич смог напрячь указательный палец и медленно приложить его к губам. Валентина Леонидовна скривилась и стала помалкивать.

На втором этаже, по всему периметру школьного коридора, были выставлены деревянные ученические парты. За партами, как за баррикадами, сидели полноватые женщины — специально нанятые и обученные смотрительницы. К каждой женщине тянулись длинные изогнутые очереди, состоящие преимущественно из пенсионеров и инвалидов.

Валерий Яковлевич устало ссутулился и сделал несколько нестройных шагов в сторону одной из парт.

— Трицать первай дом здесь оформляют?! Трицать первай… трицать один! — выкрикивала Валентина Леонидовна, толком ни к кому не обращаясь.

К ней повернулись лица.

— Шюда, тритшать первый, шюда! — громко прошамкала сгорбленная старуха, высовывающаяся из закольцованного змеиного хвоста третьей очереди.

Валентина Леонидовна попыталась коснуться Валерия Яковлевича, но тот гордо остался стоять в стороне.

— У ваш какая квартира? — завязывала разговор сгорбленная старуха.

В ее скрюченных руках чернела короткая водопроводная труба, так или иначе служащая ей тростью.

— Шесят девятая, подъезд четвертай… — небрежно ответила Валентина Леонидовна, пристально следившая за Валерием Яковлевичем, — Вот встал и стоит, шо столб фонарнай!

— Мужечка ваш? — допытывалась старуха.

— Мое, роднявенькое… — со вздохом проговорила Валентина Леонидовна.

Валерий Яковлевич бегло изучал изгибающиеся хвосты очередей. Тут и там возникали фигуры, вызывающие приступы неуемного любопытства: хромые, кособокие, больные — все эти люди с самого первого взгляда необъяснимо казались Валерию Яковлевичу почти что родными.

Здесь, совсем рядом, в закольцованном змеином хвосте первой очереди, находился небольшой мужчина, сгорбившийся на стареньких детских санках, навсегда заменивших ему отсутствующие ноги. Валерий Яковлевич всматривался в укороченную фигуру маленького человека: деревянные части санок полностью заместил проржавевший металл — казалось, что туловище седока было впаяно в стальное покрытие. Маленький человек панически озирался по сторонам и, словно потерявшийся ребенок, дергал окружавших его людей за одежду в тщетных попытках узнать, в какой очереди ему надлежит оказаться. Валерий Яковлевич тяжело выдохнул и мысленно поблагодарил Бога за свои стальные протезы.

Обернувшись и глянув в другую сторону, Валерий Яковлевич увидел, как возле стены, выкрашенной дешевой бежевой краской, остановилась довольно симпатичная женщина, только что пришедшая с улицы. Ее стройное телосложение и свежесть лица позволили Валерию Яковлевичу дать ей всего пятьдесят, быть может, пятьдесят пять прожитых лет. На вид женщина ничем не выделялась — разве что висевшая на плече сумочка, плотно набитая неизвестным содержимым, могла привлечь внимание изнуренных узников очереди. Валерий Яковлевич улыбнулся и стал наблюдать. Незнакомка медленно расстегнула свое пальто и стянула с головы черную шерстяную беретку. Вместо волос на плечи женщины посыпались тончайшие шелковистые нити рыжеватой авоськи. Раскрыв свою объемную сумочку и переложив в авоську кусок белесого сыра и пару колец краковской колбасы, незнакомка ловко забросила поклажу за спину и, переведя дыхание, двинулась к первой попавшейся очереди.

— Валерий! — громыхнул голос Валентины Леонидовны.

Валерий Яковлевич опомнился и виновато залязгал к жене.

— На кого-й-то ты там вылупился? Тарговку глазами помацал?!

Валерий Яковлевич не стал реагировать на выпад жены и уставился в чей-то затылок. Откуда-то снизу послышалось шамканье:

— Выш-ш шюда не наглядыватьша пришли, а голош швой — делу пошвяшать…

Валерий Яковлевич сделал шаг назад и заметил сгорбленную старуху. Ее правая рука по-прежнему давила на водопроводную трубу, а левая судорожно поправляла сбившуюся косынку. Валерий Яковлевич гневно глянул на жену и топнул протезо.

— Ты ж еще и огрызаца! — возмутилась Валентина Леонидовна.

— Во-о-на как… — протянула старуха и легонько дзынькнула водопроводной трубой о стальную ногу Валерия Яковлевича, — Боха-а-то.

Валерий Яковлевич побагровел. Не стерпев столь пристального внимания к собственной персоне, он надвинулся на старуху и тяжелым движением ноги выбил водопроводную трубу из ее рук. Потеряв равновесие, старуха в миг повалилась на спину и неистово зашипела:

— Ш-ш-ш-учара… Ш-ш!

Валентина Леонидовна встрепенулась и с легким вскриком бросилась поднимать отлетевшую трубу. Старуха неугомонно шипела, бесформенно распластавшись на холодном полу. В толпе послышался чей-то властный голос:

— Чья труба? Ничейная? Ваша? Не ваша? Моя будет… Хорошая труба, качественная труба… Постойте, чрез минуту я тутова.

Валентина Леонидовна охнула.

Змеиная пасть широко раскрылась — из самого начала второй очереди выдвинулся никому не известный человек средних лет, сжимающий в руке водопроводную трость горбатой старухи. За ним, словно хвост, волочился длинный шланг пылесоса. Валентина Леонидовна вышла вперед и перегородила человеку дорогу:

— Верните трубу хозяйке.

Человек средних лет остановился, внимательно посмотрел на Валентину Леонидовну, и как бы невзначай приложил ладонь к обветренной щеке — под правым опухшим веком блеснула золотая медаль. Валентина Леонидовна отпрянула и пискляво проговорила:

— Вы — ветеран?!…

Человек средних лет бесхитростно улыбнулся и положил водопроводную трубу на широкую ладонь.

 — Твоя труба-то?

— Не моя, не моя, её-йная! — радостно воскликнула Валентина Леонидовна, указав рукой в сторону шипящей старухи.

Человек средних лет развернулся и в несколько шагов оказался возле лежащей фигуры. Ладони старухи медленно сжимались и разжимались в напрасных попытках ухватиться за воздух. Человек средних лет наклонился и аккуратно вложил трубу в ее правую ладонь — уже через секунду распластанная фигура замерла, по-змеиному изогнулась и резво начала подниматься. Человек средних лет вытянул вперед обе руки и помог старухе встать.

— Ш-ш-па-шибо… — благодарно прошипела она, трепетно поглаживая свою железную трость.

— Не благодари, мать, не благодари! Трубу лучше держи к-р-репка!

— Он вше, ш-ш-шучара… Иш-под нох выбиват! — злобно прошамкала старуха и ткнула пальцем в сторону Валерия Яковлевича. Тот заметно смутился и яростно поджал губы.

Человек средних лет подтянул к себе шланг пылесоса, твердо сжал его в кулаке и пошел на Валерия Яковлевича, грозно посверкивая золотой медалью в глазнице:

— Я — ветер-р-ран! Я — народова сила! Я — боль и память!

Валерий Яковлевич сделал несколько отступающих шагов и уперся в чью-то мягкую спину.

— Кыш! Внимательно! — защебетала очередь.

— Н-кой черт бабку обидел?! — не унимался человек средних лет.

Валентина Леонидовна поспешила на помощь.

— Он-тка эта, не разговаривает! Яковлевич Валерий зовут… — залепетала Валентина Леонидовна, оказавшись перед мужем и выставив вперед свою массивную грудную клетку.

Человек средних лет внимательно оглядел фигуру Валерия Яковлевича с головы до ног и спокойно спросил:

— Немой он штоле?

— Немой-немой… Контужен малость, он-тка тоже ж ветеран! Еще с той-ка войнушки, боевого, знач, фронта.

Решительно бросив шланг на пол, человек средних лет замер в восхищении — его золотая медаль, выглядывающая из пустой глазницы, потухла.

— Баево-о-ого… — завороженно произнес он и приветственно протянул Валерию Яковлевичу широкую ладонь, — Владлен Борисыч, ветеран фронта мирного… приятно и руку вашу пожать…

Валерий Яковлевич ответил недолгим рукопожатием. Его взгляд опустился на шланг. Владлен Борисович сально улыбнулся:

— Елдину отхряпали… Раз и два и три и нету! Так вот ветерана и выхлобучил. Дешевыми молодухами вечера удовлетворялись. Дешевые были, це значит, малость кусачие… Так и скушали бориску мою. За три-четыре присеста скушали… Ну, думаю, чего живое место пустым останется? С корешами советовался — подмогли. Приделали агрегат… Терь сам отсосу кому хош!

Владлен Борисович простонародно захохотал. Валентина Леонидовна приукрашено улыбнулась и неловко посмотрела на мужа. Валерий Яковлевич был хмур.

— Ладноть, друзи, на место законное отойду, кажись, следующим буду… — тихо проговорил Владлен Борисович и скрылся за узкими изможденными спинами.

Очередь заметно сократилась. Валерий Яковлевич и Валентина Леонидовна оказались пятыми по счету.

— Еще чуточек… Дотянемша… — вновь зашамкала сгорбленная старуха, всеми силами стараясь вытянуть свою шею.

Валерий Яковлевич повернул голову вправо и увидел юркого юношу, слепо пересекающего соседние очереди. Молодой человек стремительно приближался, его губы безостановочно трепетали. Сгорбленная старуха, как по зову сердца, обернулась:

— Николушка! За баушкой пришел? Вишь, вше томимша…

— Я рус-ский! — не обращая ни на кого внимания горланил юркий юноша, — Я рус-ский!

Николушка заколдованно встал рядом со старухой и, не сказав ей ни слова, продолжил повторять свое заклинание.

— Шнимай, шнимай, запариша… Штоять школько еще, не пойми… — причитала сгорбленная старуха, обращаясь к своему обезумевшему внуку.

В ушах Валерия Яковлевича повторялось: «Я рус-ский… Я рус-ский…». Он внутренне напрягся и стал бестактно рассматривать юношу: совсем непримечательные светлые волосы, кондовая куртка-дождевик, истинный взгляд дегенерата. Напрочь забыв о пуговицах, Николушка начал снимать дождевик через голову. Взгляду Валерия Яковлевича открылись его худые руки — вся видимая поверхность кожи Николушки была обклеена коллекционными почтовыми марками. Валерий Яковлевич печально вздохнул и отвернулся.

— Шесят девятая квартира… шесят девятая! — выкрикивала Валентина Леонидовна, то и дело поглядывая на мужа, — Не разговаривает он, молчун…

Валерий Яковлевич покорно сидел на стуле, расположившись возле школьной парты, и терпеливо ждал. Коротко стриженная женщина-смотрительница перебирала страницы толстенной адресной книги:

— Тридцать оди-и-ин… Шестьдесят девя-я-ть… Морозов?

— Морозовы, Морозовы… И он, и я, все Морозовы… — махнула рукой Валентина Леонидовна и повернула голову в сторону кабинок для голосования.

Коротко стриженная женщина поставила отметку в книге, пододвинула ее к Валерию Яковлевичу и ткнула упитанным пальцем в пустую строку:

— Здесь распишитесь…

Валерий Яковлевич сконцентрировался и, перебарывая дрожь в руках, вывел свою закорючку. Так как книга не была перевернута, подпись ставилась вверх ногами.

Протянув Валерию Яковлевичу чистый бюллетень, женщина-смотрительница кивнула в сторону кабинок:

— В любую свободную.

Валерий Яковлевич выдохнул и мощным рывком встал на протезы. Глаза ветерана отчаянно горели огнем. Валентина Леонидовна охнула и завороженно проговорила:

— Ну, с Богом…

Валерий Яковлевич сжал свободную руку в кулак и бережно понес бюллетень к свободной кабинке. Валентина Леонидовна незаметно перекрестила мужа и проворно села на его место.

Кабинка была тесновата. Валерий Яковлевич откинул синюю материю, обеспечивающую полную интимность голосования, и положил бюллетень на встроенный в стенку столик. Здесь же лежала пепельно-черная шариковая ручка — Валерий Яковлевич нелепо согнул пальцы и, подобрав ее, стал вчитываться в бюллетень. В левой части бюллетеня были четко пропечатаны квадратики для отметки, в правой же красовался строгий десяток наименованных партий:

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся первой — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся второй — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся третьей — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся четвертой — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся пятой — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся шестой — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся седьмой — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся восьмой — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся девятой — «Госвоыдыноэ».

Взгляд Валерия Яковлевича коснулся десятой — «Госвоыдыноэ».

Валерий Яковлевич размышлял и усиленно старался вспомнить каждого представителя избираемых партий — в голове перемешались слова и лица:

Хмырь эт, то с галстуком красным был, за образование выступал, мол, образование у нас опосля распада ссучилось окончательно, мол, много чего-то тупых развелось, мол, страдают прежде всего трудящиеся, ведь, как ни крути, умные страдают от тупых, а тупые страдают от умных, и все-то он у-лю-лю, шму-лю-лю, все-то ему всралось-не-об-хо-ди-мо количество школ увеличивать, а какое количество, какое количество, едрить тебя в жопу, когда качество стабильнишно повышать надо! А тот вон, чертила точеный, за бесплатную медицину впрягался, рубашку на матери рвал и матерью собственной клялся, мол, приходи ко мне лечиться и корова и волчица, прямо встань и иди отсюда, да все бесплатно и даром, все с песнею-прибауткою, шуткою-да-поджопкою, вы посмотрите, мы платную медицину искореним, убьем, так ска, в зародыше, мы аборты легализуем, так ведь вам же и хорошо — к айболитихе ходить не придется, ложку столовую в лону девчачью пихать… От этого тоже помню — лысый педераст повысить пенсию обещался, налоги трудящихся сократить, а вот эта вот гнида покрикивала, что границу единожды насовсем закроет, Стальную Кулису повесит! Двое эти, два болтуна, только языками трепать и могут, ни пенсий, ни пособий не разыщи! Аллес цузаммен, пиздохен шварц! Кулиса дырьями враз покроется! К кормушке сядут — токмо долю свою поминай… А надо ведь всего самую малость, надо ведь, чтобы страна единожды и навсегда с колен встала, чтобы кто-нибудь рьяный крикнул ей в ухо, да так, что она б оглохла: Вставай! Вставай, кому говорят?! Вставай, собака! Вставай, сволочь! Вставай, сука драная! Вставай, грязь подзаборная! Вставай, падла! Вставай, вошь подкожная! Вставай, гниль почерневшая! Вставай! Вставай! ВСТАВАЙ! Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой! С фашистской силой темною! С проклятою ордой! Пусть ярость благородная! Вскипа-а-а-ает, как волна! Идет война народная! Священная война! Как два различных полюса! Во всем враждебны мы! За свет и мир мы боремся! Они — за царство тьмы! Пусть ярость благородная! Вскипа-а-а-ает, как волна! Идет война народная! Священная война! Дадим отпор душителям! Всех пламенных идей! Насильникам, грабителям! Мучителям людей! Пусть ярость благородная! Вскипа-а-а-ает, как волна! Идет война народная! Священная война! Не смеют крылья черные! Над Родиной летать! Поля ее просторные! Не смеет враг топтать! Пусть ярость благородная! Вскипа-а-а-ает, как волна! Идет война народная! Священная война! Гнилой фашистской нечисти! Загоним пулю в лоб! Отребью человечества! Сколотим крепкий гроб! Пусть ярость благородная! Вскипа-а-а-ает, как волна! Идет война народная! Священная война! Пойдем ломить всей силою! Всем сердцем, всей душой! За землю нашу милую! За наш Союз большой! Пусть ярость благородная! Вскипа-а-а-ает, как волна! Идет война народная! Священная война! Встает страна огромная! Встает на смертный бой! С фашистской силой темною! С проклятою ордой! Пусть ярость благородная! Вскипа-а-а-ает, как волна! Идет война народная! Священная война!

 — Валерик! Подсобить?! — послышался голос Валентины Леонидовны. Валерий Яковлевич качнул головой — шариковая ручка неуверенно вздрогнула. Щекочущее волнение поползло по телу. Валерий Яковлевич налег на столик, вплотную прижав кончик шариковой ручки к бюллетеню — напротив пятого кандидата возникло неровное перекрестие.

Синее полотно отдернулось. Валерий Яковлевич двинулся из кабинки и увидел жену. В его правой ладони был зажат сложенный пополам бюллетень.

— Я уж усё… До ящичка тебя спроважу, — Валентина Леонидовна кинулась к мужу и попыталась ухватить его за локоть, — Всяк сподручнее…

Валерий Яковлевич уклонился и, резко глянув на Валентину Леонидовну, уверенно пошел к прозрачному ящику. Каждый шаг прибавлял волнение — Валерий Яковлевич внимательно смотрел в пол, стараясь случайно не обронить бюллетень.

На дне ящика притаился целый бумажный ворох. Валерий Яковлевич остановился, сжал кончиками пальцев левой руки сложенный бюллетень и направил его в узкую щель. Бюллетень изогнулся и остался в руке Валерия Яковлевича. Тремор вновь разгорелся в ладонях. Валерий Яковлевич сделал повторную попытку, но ничего не получилось.

На помощь явилась Валентина Леонидовна:

— Всуну, Валеричек, всуну!

Валентина Леонидовна спешно шаркала по полу, брезгливо посматривая на возмущенных смотрительниц. Валерий Яковлевич обернулся и хлопнул дрожащей ладонью по прозрачному ящику.

— Й-а-я-я… С-с-а-а-м-м… л-я-я-я — яростно проговорил Валерий Яковлевич и исступленно затопал протезами.

Валентина Леонидовна отпрянула. Взгляды очередей были прикованы к происходящему возле ящиков для голосований — Валерий Яковлевич холодно посмотрел на зевак и вновь потянулся к заветной щели.

Тремор горел пожаром. Валерий Яковлевич взял бюллетень двумя руками. Ладони покачивались, унося бумажный лист все дальше и дальше от узкого отверстия. Лицо Валерия Яковлевича покраснело. Под парадным мундиром сразу же стало жарко. Валерий Яковлевич сжал челюсть и вымученно заскрежетал зубами, да так, что по щекам полились редкие, скупые слезы. Валерий Яковлевич закряхтел и вновь попытался засунуть бюллетень в ящик.

Внутри что-то рванулось. Валерий Яковлевич замер и почувствовал резкий запах собственных испражнений. В какой-то момент ему показалось, что очереди дружно охнули. Валерий Яковлевич опустил левую руку и через штаны потрогал свой зад — добротная ткань парадных брюк была теплой и влажной. Валерий Яковлевич повернул голову в сторону Валентины Леонидовны. Жена смотрела на него широкими глазами.

— Обосрался! — закричала она.

Ноги Валерия Яковлевича подкосились.

Он упал на пол, хлюпнув вырвавшимся жидким калом и по-прежнему сжимая в руке сложенный пополам бюллетень. Валентина Леонидовна завопила и бросилась к мужу.

В толпе звучали голоса:

Обосрааааааался! Обосрался! Обосрааааался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрааааался! Обосрался! Обосрааааался! Обосрался! Обосрался! Обосраааааался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосраааааался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрааааался! Обосрался! Обосрааааался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосраааался! Обосрааааался! Обосрался! Обосраааааааался!!! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрааааался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосраааааааался! Обосраааааался! Обосрался! Обосрааааался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосрался! Обосраааааааался!!!

Затемненная шторами комната лишь наполовину освещалась прощальным закатным светом. Валерий Яковлевич лежал в своей кровати, бессмысленно уставившись в потолок и содрогаясь мелкими, концентрированными конвульсиями. Валентина Леонидовна металась из комнаты в комнату, трепетно осведомляясь о здоровье мужа и не давая ему заснуть. В очередной раз вбежав в скорбную обитель Валерия Яковлевича и остановившись напротив его кровати, Валентина Леонидовна взволновалась:

— Валерик, так можеш чайком согреешься? Можеш почаевничаем с тобой? Я чайник мигом поставлю, ты глазки-то не затворяй!

Валерий Яковлевич быстро моргнул. Мычать, а уж тем более пытаться выговаривать полноценные увесистые слова, было невмоготу. Отныне жизнь Валерия Яковлевича с треском разделилась надвое: сперва появилось воплощение скукоженного, зажатого в самом себе «недосущества», способного взаимодействовать лишь с собственными «недосущественными» потребностями, а уж затем возник горький омут неудач, смешанных с кислым позором.

Когда Валентина Леонидовна скрылась за дверным проемом, Валерий Яковлевич с усилием сполз с кровати и подобрал с пола свой деревянный костыль. Перевернувшись на живот и вспомнив военные годы, он неуклюже пополз к двери и подпер ручку костылем. Вернувшись ползком к кровати, Валерий Яковлевич взял в руки блестящие протезы и стал жадно ввинчивать их в похолодевшие от долгого лежания культи.

Оскверненный парадный мундир висел на стуле. Валерий Яковлевич сделал несколько дерганых шагов, гневно посмотрел на испачканные жидким калом штаны и китель, и отчего-то расплакался. Сняв с вымытого и оттого неприятного самому себе тела ночную рубашку, Валерий Яковлевич начал сдергивать с кителя светящиеся в вечернем солнце боевые ордена и знаки отличия. В этот момент он услышал, как Валентина Леонидовна, вернувшаяся с кухни с чашкой черного чая, раздраженно пыталась открыть подпертую дверь.

— Валерик, открой! Слышишь?! Открой! Щас чай твой весь выхлебаю! — упорно кричала она.

Валерий Яковлевич не вслушивался в слова жены. Сосредоточившись на орденах и гордо выпрямив спину, он стал прикалывать их на левую сторону груди — в бессмертное пространство плоти, близкое к сердцу. Морщась от боли и прикусывая дряблую нижнюю губу, заполнил и правую сторону. Кровь жарко стекала по сухому животу Валерия Яковлевича, спускаясь ручьями к паху и нежно согревая холодную сталь лязгающих протезов.

— Валерик, ты ж за кого ж голосовал хоть?! — забилась в слезах Валентина Леонидовна.

Устав от непрекращающихся воплей жены, Валерий Яковлевич взял в окровавленные руки второй костыль и направился к двери. Через минуту он распахнул Валентине Леонидовне голову.

Иллюстрации: Ксения Горшкова

Author

Kolya Zhe
Kolya Zhe
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About