За что мы любим городское фэнтези? За то, что оно обещает: у нашей жизни есть дополнительное, волшебное измерение, что есть еще что-то кроме этой опостылевшей реальности. В детстве мечтаешь, что в зарослях кустарника прячется домовенок как в мультфильме. Герой «Средней Эдды» между делом говорит: хотелось бы, чтобы хотя бы что-нибудь из ЭТОГО оказалось правдой, ну хотя бы рептилоиды. И сначала кажется, что «Средняя Эдда» об ЭТОМ, тем более что темой романа является самая магическая часть нашего городского ландшафта: граффити. Они ведь цветные, резко выделяющиеся на сером фоне магаполиса, часто не контролируемые никакими властями и коммунальными службами, внезапно появляющиеся и исчезающие, часто уже выглядящие как окна в иные миры. Нужно лишь совсем немного, чтобы представить: это действительно Порталы. Или хотя бы магические «пентакли» и «иероглифы». Но это кажется лишь сначала, а потом оказывается…

А потом оказывается что все как обычно. Ибо любая современная и остросюжетная фантастика вообще, а российская в особенности, главным, что есть в мире, считает деятельность спецслужб. Закон российской актуальной (а также исторической, криптоисторической и альтернативно-исторической) фантастики: нет чудес без КГБ. Хотя конечно названия спецслужб и похожих на них органов власти и Институтов экспериментальной истории бывают разные. В этот лейтмотив Дмитрий Захаров не привносит ничего нового, но только чрезвычайно заостряет его, поскольку «Средняя Эдда» — не просто актуальный роман, но роман, конденсировано воплощающий переживание общественной ситуации последних лет, а именно 2011-2020 гг, после протестов 2011 года. Эти протесты — самое «старое» по времени историческое событие, которое упоминается в романе Захарова, и они начинают новый отсчет. Роман Дмитрия Захарова отражает мировоззрение тех политизированных людей, для которых этот отсчет имеет значение.

Дмитрий Захаров — профессиональный журналист, и все время подчеркивает это своим повествованием. В советское время, когда было много профессиональных писателей, писатель-рассказчик часто становился героем романа. «Средняя Эдда» — роман, написанный как бы «изнутри журналистики», журналисты составляют значительную часть его персонажей, и главное сами события рассматриваются в оптике политических журналистов.

Это мировоззрение включает в себя многие характерные элементы: 1. Политика имеет большое значение. 2. Важнейшим аспектом политики является жизнь, здоровье и благополучие высших должностных лиц. 3. В остальном содержанием политической жизни является насилие.

Увы, последний пункт стал слишком актуальным в «постпротестное» десятилетие.

Раньше палитре политической жизни можно было приписать куда больше красок: были выборы, были амбиции отдельных политиков и политических партий, были олигархи, играющие в собственные игры, от них можно было ждать разных проектов, хоть космических (как в «Се, творю» Вячеслава Рыбакова). Ничего этого не осталось. Осталось насилие. И какое! Войны, бандитизм — конечно тоже насилие, но они благороднее хотя бы тем, что в них у обеих сторон есть шансы, обе стороны вооружены, и казаки, и разбойники, все рискуют. Мы же имеем дело с односторонним полицейским насилием, которое меняет категории жертв и направления удара, но никогда не рискованно для исполнителей и не встречает достойного сопротивления. Сопротивление этому насилию бывает только как результат провокации. Обратной стороной такого насилия является бессилие, которое сейчас модно называть «выученным». И естественным следствием этого сочетание интереса к политике и чувства бессилия является отчаяние, рождающее понятные чувства, зафиксированные в стихотворении В.Печерина:

"Как сладостно отчизну ненавидеть

И жадно ждать ее уничтожения!

И в разрушении отчизны видеть

Всемирную десницу возрождения!"

Кажется, самым популярным политическим мемом постпротестного десятилетия стало «Господь, жги!» . И если название «Средней Эдды» имеет отношение к ее содержанию, то главным образом потому, что в скандинавской мифологии есть ожидание Рогнарека и гибели богов.

В ландшафте посткрымской Москвы, увиденной глазами политического журналиста, волшебство, мистика, фантастика возможны только как некие производные насилия. Как его концентраты и инструменты. Волшебные граффити в романе Захарова — не более, чем инструменты политического убийства. «И кроме мордобития — никаких чудес». Теория Рене Жерара о том, что акты насилия лежат в подоплеке всех важнейших мифологических сюжетов приобретают в «Средней Эдде» даже слишком наглядную иллюстрацию. В политической системе, жизнь которой сводится к борьбе кремлевских башен, даже чудо лишь ускоряет эту борьбу. Благодаря волшебству борьба башен происходит в турборежиме. Апофеозом этого ускорения является смерть первого лица — единственное событие в русской политической истории, которое имеет значение.

«Средняя Эдда» — хороший роман, но он произрос на слишком скудной почве. Он отражает атмосферу и мировосприятие, слишком бедные содержанием. Но это конечно не вина автора, который пытается компенсировать убогость атмосферы своей изобретательностью.