Вместо предисловия

Война в Украине принесла не только тяжёлые страдания миллионам людей, но и спровоцировала масштабный поток беженцев в страны Западной Европы, прежде всего в Германию. По состоянию на май 2025 года в Европе зарегистрировано свыше 5 миллионов украинцев, вынужденных покинуть родину. Согласно данным УВКБ ООН, именно Германия стала страной, где число обращений за убежищем и временной защитой оказалось наибольшим — около 1,2 миллиона человек.

Германия остаётся одной из ключевых стран Европы по числу беженцев и мигрантов. В 2025 году их общее количество увеличилось ещё на 124 тысячи человек и достигло примерно 3,5 миллиона. При этом около трети всех зарегистрированных беженцев составляют граждане Украины.

Германия предлагает одну из самых развитых систем социальной поддержки в Европе, а также упрощённые механизмы временной защиты для украинцев. Кроме того, немецкий рынок труда испытывает потребность в рабочей силе, что делает страну привлекательной не только для вынужденных переселенцев, но и для мигрантов, ищущих более стабильные условия жизни и перспективы занятости.

Как мигрант с аннулированным паспортом, проживающий в Германии в статусе беженца, я лично прошёл через все сложности немецкой бюрократии и на собственном опыте убедился, что статистика и официальные отчёты не всегда отражают повседневную реальность. Сегодня я являюсь частью рабочего класса и тружусь бок о бок с украинцами и другими мигрантами, сталкиваясь с теми же проблемами и вызовами. Именно поэтому для меня важно поделиться своими наблюдениями и опытом, чтобы показать, насколько сказанное о положении беженцев и мигрантов в Германии действительно совпадает с тем, что мы переживаем каждый день.

Специфика новой жизни

Каждое буднее утро для меня начинается одинаково: звонок будильника раздаётся в 4:50, и у меня есть всего двадцать минут, чтобы собраться. Я выхожу на улицу, где ещё царит тьма — окна соседних домов не освещены, город словно продолжает спать. Жду транспорт и замечаю, что постепенно оказываюсь в окружении таких же ранних пассажиров. Тишину прерывает только речь моих коллег — украинская мова звучит вокруг повсюду, создавая ощущение, что мы вместе идём навстречу новому рабочему дню.

Наконец подъезжает транспорт, и мы отправляемся на наш объект. Выходя из машины, видим таких же людей, спешащих на смену, их речь сразу узнаваема — та же украинская, понятная каждому из нас. За ними следуют голоса на арабском, а чуть дальше доносится ломаный английский. Всё это перемешивается в единый утренний хор, в котором ясно слышно одно: рабочий день для всех уже начался.

Но где же немецкий язык? Его почти не слышно. Он звучит лишь из уст больших шефов в кабинетах, людей, которых большинство из нас даже не знает в лицо. Обучение немецкому в Германии оказывается крайне сложным. Государственные институты делают ставку на курсы по 3–4 часа в неделю в течение полугода, предполагая, что этого достаточно, чтобы мы свободно заговорили хотя бы на рабочем уровне. Но реальность совершенно иная. Занятия не учитывают индивидуальных особенностей учеников, не опираются на их прошлый опыт и ведутся исключительно на немецком с первого дня, оставляя нам роль простых повторяющих. Такая практика даёт результат, но далеко не всегда. Темп слишком быстрый, а параллельно центр занятости регулярно напоминает письмами: пора искать работу. В итоге многие беженцы, в том числе украинцы, оказываются на фирмах, которые принимают только мигрантов — часто без знания языка. Так капитализм в Германии нашёл ответ на миграционный кризис: формирование рабочих коллективов, где общение строится внутри отдельных языковых групп. Труд здесь тяжёлый, но он позволяет хотя бы зарабатывать и держаться на плаву.

Но проблема упирается не только в языковой барьер — в гораздо большей степени всё определяется документами. Согласно данным Deutsche Welle, лишь около 20% украинцев смогли официально подтвердить свои дипломы и квалификацию в Германии. Этот процесс крайне трудоёмкий: признание образования и профессии связано с запутанной и длительной бюрократией, которую далеко не каждый способен пройти. По анализу Института исследований рынка труда и профессий (IAB), в среднем только 22% украинских беженцев в возрасте от 18 до 64 лет имеют официальную работу. При этом 57% женщин и 50% мужчин вынуждены трудиться на должностях, не соответствующих их квалификации. Чаще всего украинцы находят себя в клининге, сфере общественного питания и социальной работе, особенно в уходе за людьми с ограниченными возможностями. Средний месячный брутто-доход при полной занятости составляет около 2 600 евро, что значительно ниже среднего уровня по Германии — 4 479 евро.

Эти цифры показывают, что для большинства украинцев, как и для других беженцев, путь к интеграции в немецкое общество оказывается гораздо более долгим и сложным, чем может казаться на первый взгляд. Даже имея опыт, образование и желание работать по специальности, многие сталкиваются с тем, что их навыки не находят признания на рынке труда. Вместо карьерного роста люди вынуждены соглашаться на физически тяжёлую и низкооплачиваемую работу, лишь бы иметь стабильный доход и возможность содержать семью. Такая ситуация неизбежно отражается и на психологическом состоянии: чувство нереализованности и социальной изоляции становятся спутниками большого числа мигрантов.

В то же время нельзя отрицать, что именно мигрантский труд поддерживает целые отрасли немецкой экономики. Без работников из Украины, Сирии, Афганистана и других стран едва ли могли бы функционировать многие компании в сфере уборки, ухода и общепита. Капитализм в Германии быстро приспособился к новой реальности: мигранты закрывают те ниши, где немцы работать не хотят. Однако это решение не устраняет проблему — оно лишь маскирует её.

Эксплуатация украинских беженцев в Европе, и особенно в Германии, стала горькой реальностью, о которой всё чаще говорят правозащитники и журналисты. Люди, спасавшиеся от войны, оказались в ловушке другого фронта — трудового. Обещания стабильной работы и поддержки оборачиваются тяжёлым физическим трудом за копейки, отсутствием контрактов и социальных гарантий. Уборка, строительные подряды, клининг, общепит — именно здесь беженцы чаще всего находят работу. Но вместе с ней приходят задержки зарплат, сверхурочные без оплаты и полная зависимость от работодателя. Формально Германия предлагает защиту, но на практике слишком многие оказываются в серой зоне, где закон и справедливость будто не действуют.

По данным международных организаций, до 16% украинцев жалуются на чрезмерно длинные смены, 10% — на заниженные или вовсе не выплаченные деньги, а 8% работают и вовсе без контракта. Эти сухие цифры скрывают человеческие драмы. «Der Spiegel» описывал случай, когда украинские женщины в немецком курортном городке жили под полным контролем работодателей: им запрещали выходить за пределы отеля, ограничивали в еде, угрожали полицией и даже смертью. Это уже не просто трудовая эксплуатация — это современное рабство в сердце Европы.

И пока немецкие бюрократические машины рассуждают о курсах интеграции и признании дипломов, на земле капитализм выстраивает свою систему «интеграции» — тяжёлым трудом, где язык общения не немецкий, а язык выживания. Беженцы становятся дешёвой рабочей силой, а их уязвимость используется как товар. И пока общество предпочитает этого не замечать, тысячи людей каждый день платят за видимость «успешной адаптации» своей свободой и достоинством.

Более того, эксплуатация украинцев в Германии во многом связана не столько с самими немецкими компаниями, сколько с посредническими фирмами. Именно через них начался и мой собственный трудовой опыт. Схема выглядит просто: есть, к примеру, отель, готовый предоставить работу мигрантам и беженцам. Но напрямую трудовой договор с людьми он не заключает — вместо этого нанимает посредников. И вот здесь начинается поле для злоупотреблений.

Часто такие «фирмы» оказываются фиктивными структурами, созданными мошенниками. Отель официально платит им за подбор рабочей силы, причём нередко оплата идёт не почасовая, а сдельная — например, за уборку номера. До самих работников доходит лишь часть суммы, по моим подсчётам — 20–30%, остальное остаётся у рекрутеров. При этом юридически работодателем выступает вовсе не отель, а фирма-призрак, которой фактически не существует. Вся ответственность перекладывается на посредника, а работник остаётся без защиты и без документов. Такая система позволяет крупным компаниям оставаться «в стороне», хотя именно они извлекают выгоду. В Дюссельдорфе подобные практики использует, например, отель Adina.

Эксплуатация в таких условиях проявляется не только в низкой оплате труда, но и в системе постоянных штрафов, которые фактически превращают работу в долговую кабалу. Работников могут наказывать за малейшие ошибки — неправильно убранный номер, медленный темп или даже за опоздание на несколько минут. Суммы вычитаются из зарплаты без объяснений и без возможности оспорить. Нередки случаи, когда целые рабочие дни остаются неоплаченными: либо под предлогом «плохого качества работы», либо вовсе без каких-либо оснований. В итоге человек, который рассчитывал заработать, сталкивается с тем, что получает лишь крохи, а иногда и вовсе остаётся без вознаграждения, но при этом вынужден продолжать работать, потому что у него нет ни выбора, ни защиты.

Не желая терпеть откровенно унизительное отношение, я принял решение действовать — организовать забастовку. Причиной стала неприемлемая, скотская манера обращения со стороны шефини, которая превращала работу в постоянное эмоциональное давление. Моему примеру последовали ещё четыре человека, хотя не все нашли в себе смелость выступить. Их понять можно: многие держатся за любую работу, боятся потерять источник дохода и вынуждены мириться с несправедливостью.

Но мы не могли больше молчать. Наш поступок показал: когда коллектив объединяется, даже самая бесчеловечная система теряет власть. Отель оказался фактически парализован, администрация вынуждена была выплатить зарплаты, а мы, выбрав свободу и достоинство, покинули его по собственному желанию.

Но, по большому счёту, отель ничего не потерял. На смену нам приходят другие сотрудники, готовые занять освободившиеся места. На таких работах высокая текучка: люди постоянно приходят и уходят, сменяя друг друга. Тем не менее, эксплуатация и работа отеля продолжаются неизменно.

И таких историй сотни. Сотни людей, вынужденных платить за право работать, платить посредникам за каждый документ, за каждую визу, за каждое движение. Компании получают дешёвую, круглосуточно готовую к эксплуатации силу. А украинцы? Они — заложники системы, где без посредника не устроишься, а с ним платишь цену, которую никто не объявляет.

Эта система живёт и процветает, потому что ей выгодно. Государство смотрит сквозь пальцы, компании наживаются на чужом труде, а люди остаются слепыми и бесправными. Высокий спрос на дешёвую рабочую силу, социальная уязвимость и информационная тьма создают идеальные условия для эксплуатации.

Последствия — это не просто неприятности. Задержки зарплаты, опасные условия, психологическое давление, страх. А бизнес продолжает качать эту махину, словно человеческая жизнь — всего лишь расходный материал.

Проблемы с документами

Германия открыла двери для тысяч украинцев, предоставив им временную субсидиарную защиту по § 24 Закона о пребывании. Казалось бы, перспектива легального пребывания и работы в Европе — шанс на новую жизнь. Но реальность оказывается сложнее, чем формулировка в законе.

Статус по § 24 — временный и полностью зависимый от войны. Пока боевые действия продолжаются, он продлевается, а в случае «заморозки» конфликта или официального прекращения боевых действий — его могут не продлить. И вместе с ним исчезает и разрешение на работу. Эта юридическая «подвешенность» превращает любую попытку построить стабильную жизнь в игру с неизвестным исходом.

Для немецких работодателей это — реальная проблема. Многие фирмы колеблются, стоит ли нанимать украинцев, опасаясь, что их сотрудники могут оказаться в положении «без документов» в самый неподходящий момент. Обучение, адаптация к корпоративным стандартам, внедрение в команду — всё это требует времени и ресурсов. А вдруг завтра человек должен будет вернуться домой?

Пока § 24 остаётся «временным», украинцы вынуждены балансировать между надеждой и страхом. Они соглашаются на временные должности, готовы к нестабильности, часто отказываясь от амбиций. И это, пожалуй, одна из самых больших социальных проблем: талант, энергия и опыт людей оказываются недооценёнными из-за формальной юридической неопределённости.

Парадокс в том, что мирная жизнь и стабильная работа для этих людей возможны, но зависимость от военного конфликта лишает их права на уверенность. Пока Германия и Европа не найдут механизмы, позволяющие работодателям спокойно инвестировать в кадровый потенциал украинцев, эта ситуация останется узким горлышком на пути интеграции.

В конечном итоге, украинские беженцы не просто «статистика» или «временные жители». Это люди, которые ищут работу, хотят учиться, строить карьеру и вносить вклад в новое общество. И вопрос о § 24 — это не просто юридическая формальность, а реальный барьер, стоящий на пути к полноценной интеграции, экономической стабильности и социальной справедливости.

Как работает «помощь» за деньги?

Обычно всё начинается с простого объявления:

«Поможем оформить выплаты, найти квартиру, устроить детей в школу. Быстро и без бюрократии.»

За такими предложениями нередко стоят дельцы, которые создают в соцсетях «агентства помощи», имитируют волонтёрские инициативы, обещают решить вопросы с Jobcenter, оформить страховку, вид на жительство или даже работу. Цена «услуг» — от 50 до нескольких сотен евро. Но после оплаты посредник исчезает, или, что хуже, использует предоставленные документы для незаконных действий.

Одна из самых распространённых схем — злоупотребление доверенностью (Vollmacht). Беженцу предлагают «ускорить процесс» и просят подписать бумагу, дающую право представлять его интересы перед государственными органами. Подписав документ, человек фактически передаёт контроль над своими выплатами, почтой и даже банковским счётом. Так мошенники получают доступ к деньгам, оформляют фиктивные заявления и исчезают, оставляя жертву в долговой и юридической ловушке.

Другая форма аферы — фиктивное трудоустройство. Людей регистрируют как работников несуществующих фирм, чтобы получать пособия или налоговые выплаты на их имя. Пострадавший даже не догадывается, что числится «занятым», пока в один день не получает письмо из Finanzamt с требованием вернуть «неправомерно полученные средства».

Не менее популярна аренда «призрачных квартир». На платформах появляются заманчивые объявления: низкая цена, «понимание ситуации украинцев», просьба переслать депозит заранее. После перевода денег «арендодатель» перестаёт выходить на связь. Такие схемы особенно активны в крупных городах — Берлине, Гамбурге, Мюнхене.

Обман всегда опирается на доверие. Люди, бежавшие от войны, ищут поддержку, а не подвох. Они устают от немецкой бюрократии, языкового барьера, бумажной волокиты — и потому готовы поверить тем, кто обещает «решить всё быстро». Именно этим пользуются мошенники.

Сотни заявлений в полицию фиксируют одно и то же: украденные пособия, утраченные документы, кражу личности. Некоторые украинцы узнают о мошенничестве только спустя месяцы, когда на их имя оформлены долги или поданы фальшивые отчёты в ведомства.

Обещания, которые превращаются в ловушку

История двух женщин — Карины и Насти (имена изменены) — началась с простого объявления в мессенджере:

«Работа в Германии. Легально. Для беженцев. Хорошая зарплата, проживание включено.»

Посредник, также выходец из Украины, предложил место на стройке в Ганновере (Нижняя Саксония) — «помочь с ремонтом гостиницы». Он организовал транспорт и жильё, уверяя, что все документы в порядке.

На деле условия оказались далеки от обещанного. Рабочие жили в полуразрушенном здании, спали на матрасах на полу. Работали по 10–12 часов без выходных. Когда женщины начали спрашивать о зарплате, посредник угрожал выселением и «проблемами с полицией». Денег они так и не получили. После нескольких недель отчаяния Карина и Настя бежали, обратившись за помощью в местный центр для пострадавших от торговли людьми.

Подобные истории — не исключение. В отчётах Европейской комиссии и правозащитных организаций отмечается, что с 2022 года резко возросло число случаев, когда украинцев используют как дешёвую, а порой и бесплатную рабочую силу.

Особенно уязвимы женщины, приезжающие с детьми и без знания языка. Многие соглашаются на работу через «агентства» или посредников, предлагающих оформление, жильё и транспорт — всё в одном пакете. На практике это означает полную зависимость: человек не контролирует ни место жительства, ни свой доход.

«Мы встречаем украинок, которые работают на складах или фабриках по 14 часов в сутки и получают за это 200–300 евро в месяц. Формально им никто ничего не должен: документы на руках, но договоров нет, зарплаты выдают наличными, жильё контролирует работодатель», — рассказывает представитель берлинской организации SOLWODI, помогающей жертвам эксплуатации.

Ещё одна беженка, Оксана, вспоминает, как оказалась на фабрике по упаковке продуктов в Саксонии. Агентство оформило её через польскую фирму-подрядчика. Из обещанных 12,50 евро в час оставалось меньше трети: остальное «уходило» на проживание, транспорт и «административные услуги».

Комнаты были переполнены, в одной жили до восьми человек, душ работал через раз. Попытка пожаловаться закончилась увольнением и выселением.

Проблема усугубляется тем, что многие украинцы опасаются обращаться к полиции. Они не знают, что эксплуатация — это уголовное преступление (§ 232 StGB: Menschenhandel zum Zweck der Arbeitsausbeutung). Часто им внушают, что жалоба приведёт к потере статуса или депортации.

Посредники и «работодатели» пользуются этим страхом, заставляя людей молчать.

Согласно исследованию Mixed Migration Centre (2024), почти каждый пятый украинский беженец в ЕС сталкивался с формами эксплуатации: неоплаченной работой, угрозами, задержками зарплаты или зависимостью от жилья.

В Германии эти случаи часто остаются в «серой зоне» — пострадавшие не подают жалобы, чтобы не потерять крышу над головой. При этом только за 2023 год в федеральные центры по борьбе с торговлей людьми поступило более 400 сигналов о подозрениях в трудовом рабстве среди граждан Украины и других восточноевропейских стран.

Формально такие схемы выглядят как «частная инициатива помощи». В реальности — это эксплуатация, маскирующаяся под поддержку. Агент берёт доверие, добавляет обещание безопасности и получает самое ценное — труд, который ничего не стоит.

Эксплуатация украинцев в Германии остаётся сложным и многослойным явлением, в котором пересекаются экономические интересы, бюрократические ограничения и человеческие судьбы. С одной стороны, немецкий рынок труда остро нуждается в рабочих руках, особенно в сферах сельского хозяйства, ухода и логистики. С другой — именно в этих отраслях чаще всего фиксируются случаи трудовых нарушений, неофициальной занятости, занижения зарплат и отсутствия социальных гарантий.

Украинские мигранты, вынужденные искать работу за рубежом из-за войны и экономических трудностей, становятся уязвимыми перед системой, где работодатели нередко пользуются их зависимым положением и незнанием языка. В то же время нельзя отрицать, что немецкое общество предпринимает шаги к улучшению ситуации — появляются правозащитные инициативы, усиливается контроль за трудовыми агентствами, растёт общественное внимание к теме справедливых условий труда.

Однако реальных перемен можно ожидать лишь тогда, когда украинские работники получат доступ к полной правовой защите, а немецкое государство — к эффективным механизмам контроля и ответственности работодателей. Только сочетание этих факторов позволит превратить трудовую миграцию из формы выживания в возможность достойного заработка и взаимного развития двух стран.