Поводом к этим заметкам стал недавний инцидент на похоронах украинского анархиста Давида Чичкана. Там, среди собравшихся, неожиданно оказался лидер «Русского добровольческого корпуса» (РДК) Денис Капустин-Никитин.

Целью его появления была не дань памяти, а намеренная провокация: в итоге он получил струю перцового газа прямо в лицо. Этот эпизод мгновенно разлетелся по СМИ, вызвав привычное ощущение уличного противостояния — анархисты и антифашисты с одной стороны, неонацисты с другой.

Но случай этот примечателен не только очередной вспышкой старого конфликта. Главная интрига — в фигуре Капустина-Никитина. Это не украинский националист, а русский — гражданин России, к тому же лидер целого военного подразделения. Его сторонники — и русские, и украинские националисты — поспешили оправдать его выходку, обзывая участников похорон «левацким сбродом». В знак солидарности они заполнили свои каналы лозунгом «Слава Руси!».

И вот тут возникает главный вопрос: что вообще значит этот лозунг в украинском контексте — особенно в условиях войны? На первый взгляд, вроде бы ничего особенного: патетический возглас о «славе», обычное копирование лозунга «Слава Україні», только на русский манер, но если проанализировать, становится ясно — перед нами риторический паразит, попытка присвоить чужое пространство символов. Потому что «Слава Руси» — это не о свободной Украине, не о её борьбе и будущем. Это крик о возвращении в мифологическое прошлое, где «Русь» объявляется не источником разнообразных наследий, а исключительно вотчиной российских ультраправых.

Именно российских, поскольку лозунг «Слава Руси!» ассоциируется прежде всего с русским национализмом. Причём не только с теми его проявлениями, которые пытаются мимикрировать под «проукраинскую» позицию. Его активно использовали и одиозные фигуры: национал-большевик Бенес Айо, сражавшийся на стороне «ЛДНР», и печально известный садист Алексей Мильчаков, лидер ДШРГ «Русич».

Русские националисты выбрали этот термин не случайно. В их картине мира именно «Русь» — подлинное русское государство, «чистая форма» национальной государственности. Современная Россия же, при всей имперской риторике, для них слишком наднациональна: федерация с множеством «лишних» народов, построенная хоть и на основе титульной нации, но, по их мнению, утратившая «этническую чистоту». Поэтому апелляция к «Руси» — это одновременно жест отрицания реальной России и попытка воскрешения мифологической архаики, на которую они хотят опереться, создавая свою альтернативную идентичность.

Выбор пал именно на этот лозунг ещё по той причине, что в современной Украине кричать «Слава России!» не просто рискованно — это провокация, за которую легко можно получить физический отпор. В то время как «Слава Руси» звучит безопаснее и одновременно апеллирует к исторической памяти о Киевской Руси, создавая видимость «нейтрального» патриотизма для украинских обывателей.

Этот символизм активно использовался ещё во времена войны на Донбассе и аннексии Крыма, когда русские националисты раскололись на два противоборствующих лагеря. Так, среди проукраинского крыла «Русского марша» один из лозунгов звучал как «Слава Киевской Руси — Новороссия Сочи!», показывая, как исторические образы переплетались с их политическими играми.

В контексте современной войны русский национализм и связанные с ним традиции кажутся ещё более мрачными и чудовищными. Ведь именно он, русский национализм, стал фундаментом нынешней агрессии, той идеологической основой, на которой строится политика захвата, уничтожения и отрицания права других народов на самостоятельное существование.

Именно поэтому свой материал я хочу начать с парадоксального феномена: тех русских националистов, которые в этой войне выбрали сторону Украины.

На первый взгляд, в этом нет ничего странного. Национализм как форма политической и культурной мобилизации имеет заметное пространство и в самой Украине. И как бы ни пытались представить это исключительно «путинской пропагандой», отрицать наличие националистических тенденций в украинском обществе бессмысленно. Более того, именно открытое признание подобных проблем отличает нас, анархистов и анархисток, от большинства других политических течений. Мы не боимся называть вещи своими именами, даже если это может восприниматься как «некрасиво» или «неудобно» для антивоенной оппозиции.

Но при этом сам выбор русских националистов остаётся удивительным и противоречивым. Вместе с поддержкой Украины они неизбежно приносят с собой и собственный исторический багаж: память о Белом движении, о Русской освободительной армии Андрея Власова, а отчасти — и о Российской империи. В этих традициях нет места свободе народов, нет признания ценности разнообразия и самоопределения. И тем не менее именно эти люди оказываются сегодня рядом с украинцами в их борьбе против империи — пусть уже другой, но также российской.

Важно помнить и о другом парадоксе: именно распад Российской империи когда-то открыл для Украины первый за долгое время шанс на независимость. Пусть короткий, пусть во многом ограниченный, но исторически крайне важный. Тогда впервые стало очевидно, что у Украины есть собственная субъектность, своя воля, своя возможность быть отдельной. И вот сегодня, спустя более века, история снова повторяется — уже в столкновении с путинской империей, претендующей на роль «наследницы» всех прошлых.

Лидеры «белых армий» в годы Гражданской войны в подавляющем большинстве выступали против независимости Украины. Их позиция была жёсткой и последовательной: никакой самостоятельной украинской государственности существовать не должно. Антон Деникин, один из ключевых командующих Белого движения, был убеждённым сторонником «единой и неделимой России». Его войска воевали не только с большевиками, но и с Армией УНР, а также с Революционной повстанческой армией Украины Нестора Махно. Характерно, что сам Махно для обозначения подконтрольных ему территорий использовал термин «Южноукраинская трудовая республика» — не «русская» и не «российская», а именно украинская, подчёркивая принадлежность к другой политической и культурной традиции.

В своём обращении «К населению Малороссии» Деникин прямо заявлял: главная цель Добровольческой армии — восстановление «единой и неделимой России», которую он называл обязательным условием возрождения страны, её экономики и политической жизни. Киев в этом документе упоминался как «мать городов русских», а движение за создание независимой Украины описывалось как предательское и инспирированное врагами России. Основным «врагом русского народа» назывался Симон Петлюра, чьё стремление к построению Украинской державы якобы подрывает силу и единство государства.

Показательно, что в этом же обращении «украинство» объявлялось продуктом немецких интриг, навязанным России с целью её ослабления. Однако при этом Деникин вынужден был признать наличие в Украине местных инициатив, связанных с любовью к родному краю, языку и традициям. Их он предлагал «отделить» от движения за независимость, но решительно подчёркивал: государственным языком должна оставаться исключительно «общерусская речь», то есть русский, обязательный во всех школах и учреждениях.

Таким образом, Белое движение оказалось не союзником, а врагом украинской независимости. Для его лидеров «малороссы» были лишь частью «великого русского народа», а любые попытки построить собственное государство считались изменой.

И сегодня под знаменами лидеров Белого движения продолжают воевать русские националисты — как на стороне Украины, так и против неё, используя один и тот же исторический нарратив. В этом контексте им пришлось опираться на то, что они сами называют «продолжением Белого движения» — Русскую освободительную армию (РОА) Власова. В первые месяцы некоторые бойцы РДК даже использовали эмблему РОА. Но на фоне борьбы за независимость Украины это выглядело особенно унизительно: для сторонников ОУН (б) РОА воспринималась как очередной «московский проект». Хоть и антибольшевистский. Они считали, что он был направлен на сохранение империи под другим соусом.

Близкий соратник генерала Власова, Георгий Жиленков, на суде вспоминал: «Власов, Малышкин и я вели переговоры с руководителями различных националистических организаций, ОУН и другими о вхождении их в состав КОНРа. … Представитель ОУН Бандера заявил нам, что он с „москалями“ работать не будет». Эти слова подчёркивают глубокое противоречие между имперскими амбициями «русских белых» и стремлением украинских националистов к собственной независимой политической линии.

Помимо «Спайки», в РДК также используется чёрное знамя с белым крестом — так называемое «марковское». Его «Корпусу» передали россияне с позывными «Помор» и «Варяг», служившие в 2015–2019 годах в полку «Азов». Тогда они избрали флаг Марковского «белого» полка как символ «продолжения борьбы против путинского неосовка».

Вот только если обратиться к самим «марковцам», отношение этих «героев» к Украине выглядело весьма показательным. Полковник Битенбиндер вспоминал, что при дивизии хотели сформировать украинский батальон — но вместо союзников появились какие-то «не внушавшие доверия украинцы, говорившие на мове», и всё это сразу показалось ему безнадёжным.

Ирония в том, что сегодняшние русские националисты гордо размахивают «марковским» знаменем, даже не замечая: их исторические кумиры считали украинцев не братьями и не соратниками, а сомнительными элементами, с которыми никакой серьёзной борьбы вести нельзя. Иными словами, почитаемые ими «белые» были откровенными украинофобами.

Украинский национализм исторически (который был прямым образом связан с революционным социализм) выживал не благодаря поддержке русского национализма, а вопреки ему — в кровавой, непрекращающейся борьбе. Но сейчас произошёл кардинальный поворот, и теперь украинские националисты — верные союзники русских ультраправых. Тех самых, что пришли на смену «русским белым», у которых нет собственной, зрелой традиции идей. Те фрагменты истории, на которые они опираются, на протяжении всего времени были направлены против Украины. Таким образом, современные украинские националисты обречены быть русскими и ярыми фанатами всего того, что собой олицетворяет режим Путина в России.

Русские националисты, наоборот, могли бы взять за образец Бориса Савинкова (чем и занимались немногочисленные в России национал-автономы). Но для них он слишком левый, слишком революционер и, к тому же, террорист — человек, взрывавший всё то, что сегодня они сами декларируют как свои ценности. Поэтому их идеологическим кумиром стал национал-террорист и белоэмигрант Виктор Ларионов.

Фигура Ларионова примечательна: две войны, теракты, диверсии, строгая дисциплина и фашистская эстетика — всё, что так привлекает современных русских ультраправых. При этом Ларионов присоединился к Российской Фашистской Партии, чьи руководители превозносили Петра Столыпина как «первого русского фашиста». Именно Столыпин усилил контроль над университетами, школами и печатью на территории Украины, ограничивал деятельность украинских политических и культурных организаций — напрямую подавляя национальное движение.

Неудивительно, что лидер партии Константин Родзаевский рассматривал Украину как исторически русскую землю, считая украинскую идентичность лишь частью «русского мира» и не признавая украинскую государственность. Иронично и то, что Родзаевский, как и полагается настоящим фашистам, не брезговал использовать и термин «россияне». Одним из лозунгов его партии являлся «Россия для россиян!» Для современных русских националистов это звучит как официальная советско-постсоветская выдумка, которая стирает разницу между этносами. Но для их исторических кумиров это был идеалом, к которому стоило стремиться.

Но это не главное. Главное — что выбор идеологических героев современных русских ультраправых ещё раз подчёркивает очевидный исторический парадокс: их «традиция» выстраивается вокруг людей, которые всегда были против Украины. Они опираются на фигуры, которые исторически были противниками украинской независимости, и при этом игнорируют или переосмысляют факты, чтобы придать этим кумиром «героический» статус.

Нередко также приходится слышать, будто украинский национализм после обретения Украиной независимости развивался как прямая и непримиримая оппозиция российскому империализму. В массовом сознании это подается как простая и удобная схема: украинские патриоты на одной стороне, а российские державники и идеологи «русского мира» — на другой. Однако реальность куда сложнее, а подчас и куда менее героична.

Достаточно лишь присмотреться к биографиям и связям так называемых «икон» ультраправого движения, чтобы миф о «вечной борьбе» рассыпался на глазах.

Возьмём, к примеру, Дмитрия Корчинского, которого нередко называют «крестным отцом украинского фашизма». Казалось бы, фигура, для которой антагонизм с Россией должен был быть главным мировоззренческим стержнем. Но на деле Корчинский активно сотрудничал с Александром Дугиным, главным пророком евразийства и архитектором кремлёвской имперской утопии. Вместе они организовывали мероприятия с Евразийским союзом молодёжи — по форме антизападные, а по сути антиукраинские, ведь в них Украина рассматривалась не как самостоятельный субъект, а как часть «великой евразийской общности», растворённой в «русском мире».

Другой пример — Эдуард Юрченко, идеолог движения «Азов». Сегодня он ассоциируется с радикальным национализмом, но ещё недавно по «идейным соображениям» состоял в Партии регионов — политической силе, которая олицетворяла пророссийский курс. Более того, Юрченко публично призывал к «укреплению отношений братских народов», причём, разумеется, не в смысле равноправного диалога, а в духе старой имперской опеки Москвы над «младшими братьями».

Схожую двойственность можно наблюдать и у функционеров партии ВО «Свобода». Один из её заметных деятелей, Юрий Ноевой, оказался в рядах организации «Катехон». Эта структура — прямой аналог одноимённого российского проекта, которым руководит олигарх Константин Малофеев, известный не только как спонсор, но и как идейный архитектор «русской весны» на Донбассе. Фактически, мы имеем дело с ситуацией, когда представители радикального украинского национализма вплетены в сеть организаций, вдохновляемых и финансируемых российским империалистом.

Да и в бытовом измерении картина выглядит не менее парадоксально. Семья убитого неонациста Максима Марцинкевича, более известного как «Тесак», активно собирала средства для поддержки российских войск, воюющих в Украине. При этом в самой Украине до сих пор хватает сторонников «лысого шоумена», не замечающих или не желающих замечать, что их кумир был прямым союзником тех, кто обрушил на страну войну.

В совокупности эти факты рисуют тревожную картину: так называемая «борьба украинских националистов против русского империализма» во многом является удобным конструктом, мифом, который раз за разом используется в политической пропаганде. На деле же мы видим пересечение интересов, идейное взаимопроникновение и даже прямое сотрудничество — вплоть до совместных проектов и взаимной финансовой подпитки.

И если не разорвать этот клубок противоречий, не признать, что часть «ультраправых героев» вовсе не чужда имперскому соблазну, то и дальше украинское общество будет сталкиваться с тем, что за лозунгами «борьбы» скрываются сделки, компромиссы и предательства.

Показательно, что даже по разные стороны фронта русские националисты продолжают воспринимать друг друга как «своих». Для них война — это не столкновение ценностей, а всего лишь очередная арена для выяснения отношений внутри одной идеологической семьи.

Так, садист и командир ДШРГ «Русич» Алексей Мильчаков в одном из интервью прямо сказал: «по идее то, что было на этой войне, на ней и должно остаться». В его словах слышна не только попытка замолчать собственные преступления, но и призыв к корпоративной солидарности: мол, всё, что мы сделали друг другу, не должно мешать нам оставаться частью одного движения.

Ему вторит другой московский националист — Роман Железнов, выходец из «Реструкта» и окружения Тесака. Его комментарий был ещё более откровенен: «после драки кулаками не машут». То есть война для них — это «разборка» внутри сообщества, а не трагедия миллионов и не преступление против Украины.

И это звучало в 2015 году, когда война уже шла полным ходом, когда о зверствах «Русича» знали все, кто хотел знать. Но даже тогда националисты по обе стороны фронта сохраняли взаимное уважение и понимание: они могли убивать друг друга на Донбассе, но оставались частью одного «русского националистического мира».

В этом и проявляется глубинная суть: украинцы для них — всегда «чужие», но друг для друга они — «свои», пусть и временно оказавшиеся в окопах по разные стороны. Идеология русского национализма оказалась крепче фронтовой линии: сегодня они могут стрелять друг в друга, но завтра вновь смогут объединиться против «общего врага» — Украины как независимого государства. Особенно, если её правительство в дальнейшем решит пойти на встречу европейским ценностям.

Но история, как всегда, расставляет всё на свои места. И теперь мы наблюдаем поучительные картины: того самого Дениса Капустина, который строил из себя «непримиримого бойца», заливают перцовкой и вежливо просят «съ*баться в свою страну». А Алексей Мильчаков, некогда пафосно оравший на камеру «я — нацист!», вдруг оказывается в положении заложника у Апти Алаудинова, чеченского командира и любимца Кремля.

Можно, конечно, обвинять Мильчакова в предательстве «идеи», можно упрекать его в том, что он так легко сломался. Но на самом деле удивляться здесь нечему. Россия — это государство, которое перемалывает даже самых преданных фанатиков. Карательный аппарат там работает безотказно: сегодня ты «воин света» и герой пропагандистских ток-шоу, а завтра — расходный материал, которого держат на коротком поводке чеченские силовики.

И вот тут-то начинается самое прекрасное. Ведь осознать себя «послушным мальчиком» не только российского командования, но и тех самых чеченцев, которых русские националисты ещё недавно клялись ненавидеть до последней капли крови, — это удар куда сильнее любого поражения на фронте. Это не просто крах идеологии, это крах самоуважения.

История мстит русским националистам не пушками и дронами, а унижением. Вчерашние «титаны нации» превращаются в дешёвых марионеток, которых таскают за уши и заставляют подчиняться тем, кого они считали «рабами Кавказа». И в этом — высшая ирония: русский национализм, мечтавший о «господстве белого человека», закончился в подчинении Кадырову и его генералам.

Таков и есть феномен русского национализма: громкие лозунги о «чести», «борьбе за нацию» и «сопротивлении системе» неизменно заканчиваются тем, что сами националисты оказываются встроены в эту самую систему — в роли её дешёвых бойцов, удобных пешек и расходного материала. Они могут называть себя «революционерами» или «воинами», но их путь всегда ведёт к одному и тому же — службе чужим интересам, унижению и предательству собственных идей.

Русский национализм громко заявлял о своей «независимости» и «верности крови», но на деле стал лишь придатком путинского режима, которого он якобы ненавидел. В нём нет подлинной самостоятельности, нет свободы и нет будущего — только бесконечные круги предательств и взаимных разборок, после которых вчерашние «кумиры» превращаются в сломанных и никому не нужных людей.

И, пожалуй, в этом — самая точная характеристика русского национализма: он всегда проигрывает. Даже тогда, когда думает, что побеждает. И мы ему в этом поможем.