Среди множественных причин фрагментации марксизма и потери им изначальной радикальной преобразовательной силы и политической воли находится непонимание Маркса. Оно затрагивает самые разные моменты его теории, но один из наиболее болезненных располагается в мистической, телеологической и почти религиозной трактовке необходимости наступления коммунизма.

Понимание того, что есть коммунизм и как он есть, тема для целых дискуссий и не одной аналитической работы. То, что принято называть советским диаматом [1], во многом и подтвердило постфактум сравнения Бертрана Рассела из «Истории западной философии» основных положений марксистской философии с эсхатологическими авраамическими мотивами [2]. Наступление коммунизма самой скверной из возможных партий безмыслия полагалось не как необходимое, а как предрешенное, предсказанное и обязательное к исполнению. В итоге «необходимость коммунизма» из теоретической практики обратилась сначала в идеологему, а потом в анекдотический даже для самих его авторов нарратив.

Понимание коммунизма как определенной возможности внутри механизмов капитала, которую Маркс и Энгельс вынесли из платоновской пещеры базиса бесконечно и без (д)умного количественного роста, напрочь отсутствовало в официальной партийной философии. Варианты существования капитализма без границ, способного вынести добычу прибавочной стоимости за пределы Солнечной системы в далекие звездные колонии, или потенциал капиталистической формации к периодам всеобщего благополучия для подавления протестных настроений, или банальное и тотальное вымирание человечества даже не рассматривались.

Иначе в таком виде необходимость коммунизма приобрела бы совсем иной оттенок значения. Не как Второго Пришествия, а как единственного пути и для выживания человечества вместе с планетой, и для продолжения интенсивности прогресса, стартовавшего на заре эры капитала.

В отличие от советских диаматчиков послевоенное молодое поколение марксистских, постмарксистских и просто левых мыслителей, корнями и генеалогией идей связанных с Марксом (в особенности французский плавильный котел философии), затратило много ресурсов как раз на борьбу с телеологией в марксизме в частности и в интеллектуальном дискурсе в целом.

Возможно, как мы попробуем показать в следующих эссе, заметках и критических статьях, эти авторы порой «перевыполняли пятилетку», уходя в критике религиозности и телеологичности слишком далеко и не туда.

Тем не менее, вне контекстов истинности и абсолютности этой одной из традиций западного марксизма, многим отечественным марксистам было бы полезно для общего отрезвления ознакомиться с критикой мистифицированной и абсолютизированной необходимости коммунизма. В т. ч. у Луи Альтюссера.

В этом эссе на примере короткой работы французского философа, «Потрета философа-материалиста», мы хотим показать одну из граней необходимости коммунизма. В этом коротком, вполне литературном, эссе Никос, материалист и философ в становлении, оказывается в стране чистой алеоторности, контингентности и внедиалектической случайности. В сердце и на идеологической витрине (когда-то витрине) капитализма, выстроенной на случае, потоках, риске. И постепенно через личную практику Никос не только достигает надстроечных вершин американского общества, но и проникает в практические глубины общественного (и не только) бытия. О принятии и постижении риска литературно-философским героем Альтюссера говорит в «Луи Альтюссер, философ фигуративного» Дмитрий Потемкин:

«При этом интересно, что все напряжение текста снова приходится на отношения между концептуальным (понятиями истока, цели и т.д.) и фигуративным (образом пути). Именно в этом противоречии рождается альтюссерианская этика строгости. В ней выбор пути всякий раз предполагает определенную долю риска — ведь заранее никогда не известно, приведет ли он куда-нибудь вообще. Но выбрав, необходимо следовать по нему неуклонно (пусть сам этот путь и предельно извилист).»

И если помимо художественных «подводок» к алеоторному материализму усмотреть еще и некоторое описание (дескриптивную теорию, вспоминая понимание самим Альтюссером теоретического различения базиса и надстройки) материалиста не просто диалектического, но и практического [3] (что и отделяет диалектический материализм от диамата). Такого философа-материалиста, который, следуя за одиннадцатым тезисом Маркса о Фейербахе, для преобразования реальности схватывает ее суть. И переворачивает ее.

А изучению ядра этой социальной реальности и посвятили свои жизни Маркс и Энгельс: «Анархическое движение, в котором повышение цены компенсируется ее падением, а падение — повышением, они рассматривают как случайность… Совокупное движение этого беспорядка есть его порядок. В ходе этой промышленной анархии, в этом круговороте конкуренция, так сказать, компенсирует одну крайность другою» [4]. Общество беспорядка и общественная анархия, риск и случайность как господствующий закон общества есть фундаментальная ось капитализма. И именно эту ось на практике схватывает герой Альтюссера, используя сознательно абстрактные социальные силы.

Это напрямую выражается немецким социологом Ульрихом Беком в «Обществе риска» и других работах в виде описания современности как позднего индустриального общества. Тем не менее мы предполагаем, что надо не бороться с производством риска, не минимизировать его, а радикализировать.

Коммунистической экспроприации необходимо овладеть именно этим производством риска, чтобы поставить на кон, рискнуть самим производством риска. Такой риск второго, более высокого порядка, делает из коммуниста радикального капиталиста, который рискует системой, основанной на риске, а значит и всем капитализмом как таковым.

Подобная начальная точка преобразования общества по марксистской модели «венчурного инвестирования» помогает разглядеть и суть коммунистической необходимости. Это возможность доведения ядра системы на основе капитала до предела, за которым только лишь следует долгосрочное и высокорискованное пестование иной общественной структуры. Притом эта радикализация сердца капитализма, риск риском и ставка против «капиталистического реализма» вырывает из самой капиталистической действительности тот прогрессивный поток (саму суть модерности), который ставится в заслугу капиталу в «Манифесте коммунистической партии». Одновременная эмансипация этого потока и осознание его человечеством и есть переход возможности необходимости коммунизма в собственно сам коммунизм. А последний есть и сам путь, и результат движения вместе (в самом общем приближении).

В конце концов, коммунист идет не только на некий объективный риск, делая ставку против наличного устройства общества, но и на риск субъективный, подвергая угрозе собственное настоящее. Это фатальный ва-банк, который и делает из коммуниста самого капиталистического капиталиста. И одновременно самого некапиталистического коммуниста.

Потому на что ставим, товарищи?

Источники:

1. В предыдущем очерке мы обозначили негативный тренд обобщения в виде ярлыков и стигматизации в левом и марксистском дискурсе. Тем не менее в данном случае использование словосочетания «советский диамат» не носит подобного характера. Наличие в пост-ленинской Советской России постепенного вырождения философии и вообще марксизма факт общепринятый как для тех немногих направлений и отдельных мыслителей в пределах соцстран, которые избежали тотального регресса и репрессии мысли, так и для западного марксизма. Последние, правда, впадали в свою версию стигматизации по поводу советской мысли и практики. Частично о советских тернистых путях и коме советской философии: Тарасов А.Н. От Ленина к Сталину. http://saint-juste.narod.ru/Vinzavod.html.

О быстрой «трансмутации марксистских мыслителей» в ранее предметы их профессиональной критики в т. ч. и здесь: «С исчезновением СССР не просто исчезла советская философия, но в одночасье на ее развалинах в готовом виде, как Афина из головы Зевса, возникли сонмища сторонников позитивизма, экзистенциализма, фрейдизма, феноменологии, герменевтики, антропологии и т. п.». Пихорович В. Кто и куда направлял «развитие» советской философии. http://spinoza.in/theory/kto-i-kuda-napravlyal-razvitie-sovetskoj-filosofii-chast-3-2.html.

Об этом же и Гобозов И.А. в лекции при Молодежном Университете Современного Социализма: https://youtu.be/CHCV8o58b_s?t=1300.

2. "Еврейский образец истории, прошлой и rрядущей, характеризуется чертами, позволяющими ему во все времена находить моrучий отклик в сердцах уrнетенных и несчастных. Св. Aвгустин приспособил этот образец к христианству, а Маркс к социализму. Чтобы понять Маркса психологически, следует исполь зовать следующий словарь:

Яхве — Диалектический материализм

Мессия — Маркс

Избранный народ — Пролетариат

Церковь — Коммунистическая партия

Второе Пришествие — Революция

Ад — Наказание для капиталистов

Тысячелетнее царство Христа — Коммунистическое общество

Термины слева дают эмоциональное содержание терминов справа, и именно это эмоциональное содержание, знакомое воспитанным в христианских или еврейских традициях, делает эсхатолоrию Маркса заслуживающей внимания. Подобный словарь мог бы быть сделан и для нацистов, но их концепции носят больше чисто ветхозаветный и менее христианский характер, чем у Маркса, а мессия нацистов мапоминает не столько Христа, сколько Маккавеев" (Рассел Б. История западной философии. Новосибирск: Сибирский университет, издательство, 2007. С. 440).

3. Zagorski М. Категория “die Verkehrsformen” и практический материализм http://www.propaganda-journal.net/10451.html.

4. Маркс К. Наемный труд и капитал. https://www.politpros.com/library/14/33/.