В городе появился убийца котят. Уже больше месяца прошло с того момента, как я стал замечать маленькие трупы на улицах.

Ночами все еще стоят холода, поэтому в основном я занят вопросом собственного выживания, однако когда ты все время сосредоточенно бродишь по городу, ты не можешь не замечать некоторых вещей. Это твоя работа, твоя жизнь.

Я знаю о улицах и людях, их наполняющих, больше, чем они сами. Я вижу те стороны их жизни, о которых они даже не подозревают. Я живу последствиями их несовершенства. Я бы сказал о себе, что я санитар города, хотя есть те, кто возразил бы.

Чтобы объяснить то, что случилось мне понадобится упомянуть дату и место: двенадцатое декабря две тысячи двенадцатого года, Санкт-Петербург. В этот день в городе закрыли и опечатали городскую поликлинику на реке Фонтанке. Я наблюдал за этим, поскольку у меня были большие надежды на это место, которые разрушились на следующий же день, когда во дворе больницы поставили будку охраны. В детстве я лежал здесь, когда мне вырезали гланды. Я помню, что в зале, из которого мы выходили с мамой прямо на сияющую речку, вверху, как в храме, был купол с Иисусом Христом.

Шла зима, поэтому хулить бога было некогда, и я отложил прошлое и вернулся в настоящее, где меня ждали снег, грязь и смерть.

Но я выжил, и встретил весну.

Когда растаял черный снег и улицы снова стали источником жизни, начался очередной период скитаний. Немой транс, направленный вовне. Безотчетное бытие, бесконечное хождение вдоль стен и полное нужд существование, в котором ты — лишь помощник инстинктов самосохранения, фоновый, нерегистрируемый поток ассоциаций, переживаний и впечатлений, отвлекающих от поисков средств к выживанию.

Смерть стала для меня привычным явлением, я принял ее неизбежность и перестал бояться за себя и других. В ней обнаружилось даже некоторое облегчение. Но заметив однажды выпотрошенное тельце, брошенное у забора, я испытал Переживание. Не знаю, что так задело мои чувства в факте смерти бездомного животного, но эта картина отпечаталась в моей памяти, и я стал все чаще замечать ее копии на улицах. Ободранные, разорванные, изувеченные котята попадались мне по-нескольку раз на день, а потом и еще чаще. В основном я находил их трупики возле помоек, под скамейками или просто на тротуаре. Сначала я лишь смотрел на них, а потом стал хоронить, заметив, что разлагающееся тельце может пролежать на своем месте несколько дней никем не тронутое.

Обнаруженное мною произвело на меня «особое» впечатление, чувства, давно, казалось бы, атрофированные, вдруг напомнили о себе. Даже несмотря на то, что я, следуя жизненной необходимости, привык сухо выявлять свойственные городу закономерности и относиться к ним с прагматизмом, нечто выходящее за границы «нормальности» поглотило меня.

И я стал искать. Его. Убийцу (поскольку было очевидно, что котята умирают не своей естественной смертью и не по воле случая, а от чьего-то отвратительно жестокого и безрассудного намерения — на подавляющем большинстве тел мной были обнаружены явные следы насилия и нечеловеческой безыскусности). Я был уверен, что это либо какой-нибудь вышедший из–под контроля живодер-имбецил, либо яростно злой ребенок-садист, либо помешавшийся на Секте Сатаны маньяк-академик. Но это точно не было похоже на дело рук моих коллег. Их повадки я знал досконально, да и со многими был знаком лично. И не смотря на то, что алкоголь и безысходность способны творить с человеком ужасающие вещи, я был уверен, что это не тот случай.

Бродя по улицам я вычислил несколько его «любимых» мест. Это были большие и запутанные дворы, находящиеся вблизи Московского проспекта. В каждом из дворов было по несколько выходов, многие подъезды были перманентно открыты. Я запомнил те углы и подвалы, в которых теснились кошачьи «семьи», и стал гулять вдоль них по ночам.

Мне не было страшно, я был спокоен за свою жизнь и знал, что убийца меня не тронет. Холодная внутренняя интуиция подсказывала, что он боится людей, а жестокий азарт и любопытство лишали сна. Я чувствовал, что в происходящем со мной есть нечто нездоровое, достойное осуждения, но я не смог бы объяснить что именно это было, поэтому держал все в тайне. Так я провел три ночи, скитаясь и наблюдая.

Не знаю который был час, но в арку, глухо тарахтя, заехал автомобиль — я увидел как свет его фар заполонил двор. В ту минуту я стоял, прислонившись к углу дома, и следил за тем, как маленький черный комочек, пища, шел в мою сторону. Я уже знал, что случиться, но не стал вмешиваться. Когда автомобиль скрылся в глубине двора, я подошел к маленькой дрожащей лужице, слившейся с ночным мраком. Я назвал его Толиком и похоронил на ближайшей лужайке.

Следующей ночью я пришел на то же место. Проснувшийся во мне животный инстинкт подсказывал, что убийца не сможет пройти мимо следов крови. И я ждал.

Уже рассветало, когда это случилось. Чайки стали перекликаться, и мне показалось, что пора идти спать. Уходил я дорогой, лежащей через все перипетии двора. Проходя мимо мусорных баков, я случайно заметил движение. Что-то копошилось за ними. По звукам было ясно, что это кошка, но я все же решил проверить.

Заглянув за бак, я увидел как большой черный кот потрошит чей-то маленький труп — приглядевшись, я увидел, что труп был котенком. Я завороженно наблюдал за тем, как это существо с головой окуналось во внутренности убиенной малютки, как оно впивалось когтями в клочковатую шерсть. Вытащив голову из брюха, кот стал облизывать лапу и вытирать ей свою морду, а после принялся вылизывать и котенка. Когда он повернулся ко мне, я увидел, что он слепой — вместо глаз на его морде были две гнойные раны. Я молча стоял, наблюдая за тем, куда он пойдет.

Упираясь в стены и оставляя на них жирно-розовый след, он направился вдоль зданий в сторону Московского проспекта. Я пошел за ним, держа дистанцию, чтобы он вдруг не услышал меня — по дорогам уже ездили машины, так что это было не очень сложно. Вместе с ним я свернул с проспекта на набережную, а потом во двор, который кончался временными жестяными воротами. Я увидел, как он подошел к ним и пролез в щель. Я тихо отворил калитку рядом и прошел внутрь. Сразу у входа стояла будка охраны, в которой кто-то тихо спал. Я прошел мимо.

За воротами был двор больницы, заваленный строительным мусором. Здание выглядело потрепанным, штукатурка обваливалась во многих местах. Кота не было видно. Я шел в сторону здания, ища глазами это существо, как вдруг раздался железный грохот — я наступил на металлические листы — и кот выскочил из–за груды досок и понесся к больнице. Я побежал за ним. Конечно, он был быстрее, но я увидел как его пластичное тело проскочило куда-то возле стен здания. Подойдя поближе, я увидел глубокую нору, в которой мелькнул кончик хвоста. Нора находилась у глухой стены больницы и была похожа скорее на дефект конструкции, чем на собственно нору. Видно было, что дыра эта уходит куда-то под самое здание.

Ко мне, зевая, подошел охранник. Я взял кирпич и ударил его. Он упал. Я пошел к мешкам с цементом и взял один. Высыпал его в дыру и залил водой. Когда приехала полиция, меня отпиздили и отвезли сюда, в изолятор. Чтобы я перестал орать и срать в камере, мне дали эти бумагу и ручку (я сказал, что хочу написать «объяснительное»). Теперь, когда все это закончилось, я, наконец, спокоен.

17.04.2013

Котята больше не умирали.

21.04.2013

В.В. Корочка